В западне (СИ) - Влад Мэри

— Давай без прелюдий, а? — Дима проходит в глубь номера, стаскивает с себя майку, бросает её на пол. — Я устал и хочу в душ. Так что излагай резче.

— Я нашла у тебя в бардачке маску.

— Какую маску? Ты вообще о чём?

Дима раздражается всё больше. Почему она говорит загадками? Как же бесит. К тому же голова начинает трещать. То ли сказываются выпитые у бассейна коктейли, то ли присутствие Евы действует на нервы настолько сильно. Трахнуть бы её и выгнать. Выставить за дверь со словами «Адьос, детка». В данную минуту это единственное Димино желание.

Он чувствует, как яростно в нём плещутся злость и похоть. Стреляют в мозг, тяжёлой горячей лавой стекают к паху. Дима прикрывает глаза, стискивает зубы и глубоко вдыхает. Задерживает дыхание, считает до пяти, выдыхает и открывает глаза. Но всё становится только хуже. Ева стоит прямо перед ним и рассматривает его таким голодным взглядом, что Дима еле сдерживается, чтобы не скрутить её и не всадить этой строптивой егозе по самые яйца. Сходу. Без всяких там прелюдий. Даже не проверяя, готова она его принять или нет. Чтоб знала, что нельзя так поступать с людьми. Рано или поздно кто-то обязательно даст сдачи. Накажет. Отомстит. Люди ведь разные. Это Дима всю жизнь старается поступать по совести. Даже сейчас, когда страсть как хочется сделать Еве больно, он осаждает себя, отступает на шаг и усилием воли прогоняет тёмные мысли. Добряк хренов. А кто-то ведь вообще не заморачивается. Мудаков на свете полно.

— Так что за маска, Ев? Что ты нашла? — спрашивает он слегка охрипшим голосом, от которого у Евы от затылка до поясницы проносится табун мурашек.

— Та самая маска. В которой ко мне заходил Семён.

Несколько секунд Дима просто смотрит, не моргая. Потом зловеще усмехается и отворачивается. Проводит рукой по волосам, шумно вздыхает.

— И ты решила, что я и есть твой похититель? — спрашивает Дима, стоя к Еве спиной.

— Да. Я… испугалась. И сбежала. Не могла думать здраво, в голове была такая каша. Меня накрыла паника. Не вполне осознавала, что делаю. Поговорить и спросить напрямую побоялась. Маску, кстати, тебе подбросил Костя. Он хотел, чтобы ты озадачился моей пропажей и перестал совать нос куда не следует.

— Просчитался, — тихо произносит Дима.

Он стоит как вкопанный, вообще не шевелясь. Руки по швам, всё тело напряжено — каждая мышца. Ева хочет увидеть его лицо, заглянуть в глаза, извиниться ещё раз. Не простит — ладно. Имеет полное право злиться на неё, но Ева должна была хотя бы попытаться.

Она осторожно приближается, останавливается перед ним и охает от открывшейся картины. Губы сжаты, на лице играют желваки, а во взгляде плещется такая тьма, что Еве становится страшно.

— Прости, пожалуйста, — пищит Ева и отступает на шаг.

— За что? — металлическим голосом спрашивает Дима, наступая на неё.

— За то, что осудила, не разобравшись, — Ева делает ещё два шага назад.

— Отчего же? — Дима приподнимает уголок рта и вновь сокращает расстояние между собой и Евой. — Ты нашла улику. Испугалась. Сбежала. Теперь всё ясно. У тебя были причины так поступить. Но одного я не пойму, Ев.

— Да? — выдыхает она, продолжая пятиться, пока наконец не врезается в стену.

Дима приближается вплотную, располагает ладони по обе стороны от Евиных плеч, отрубая все пути к бегству, и цедит ей в лицо:

— На кой чёрт ты трахалась со мной в туалете, если думала, что я маньяк?

От его близости кружится голова и подкашиваются ноги. Воздух становится вязким, наэлектризованным. Еве трудно дышать и тем более — говорить.

— Ты схватил меня, — мямлит она, с трудом ворочая языком.

— Разве это оправдание? Ты могла заорать, позвать на помощь, врезать мне по яйцам. Но ты потекла. Сразу. Тебя и уламывать не нужно было, сама на меня набросилась. Спорим, ты и сейчас мокрая?

Ева облизывает пересохшие губы, не отводя взгляд от Диминых глаз, в которых растекается чёрная лава. Запах его тела ударяет в голову, превращая Еву в безмозглое существо. Дима коленом раздвигает её ноги, вжимается пахом в промежность, и Ева стонет, ощущая его твёрдость.

— Горячая какая, — шепчет он ей в ухо. — Ты плохая девочка, Ев. Не слушаешься, дерзишь, копаешься в личных вещах, врёшь, убегаешь. За такое поведение обычно наказывают.

Дима перемещает одну руку на её шею, чуть сдавливает, затем медленно скользит вниз, оглаживает пальцами ключицы, задирает майку и сжимает грудь. Ладонь движется дальше — дразня, распаляя и заставляя Еву выгибаться дугой. Когда Дима убирает руку, Ева от досады закусывает губу, но в следующую секунду громко вскрикивает от прилетевшего между ног смачного шлепка.

— И что мне с тобой сделать?

— Что угодно.

— Уверена? — Дмитрий зловеще ухмыляется, и Ева понимает, что вымаливать прощение придётся долго.

Глава 20

Он прикасается к ней неспешно, едва ощутимо, превращая Еву в сплошной оголённый нерв.

Все её просьбы Дима начисто игнорирует. Играет с ней на свой лад, подводя к черте и раз за разом прекращая ласки за несколько секунд до разрядки.

Ева лежит на постели в позе звезды. Полностью обнажённая, раскрытая перед ним и беспомощная. Она сама согласилась, а теперь ругает себя и злится на Диму. Шевелиться ей запрещено. За каждое движение, за попытку выгнуться, свести ноги или изменить положение рук прилетают смачные шлепки.

— Я привяжу тебя, Ев, — тихо произносит Дима, нависая над ней. — Только дёрнись ещё раз.

На нём лишь шорты, но это такая ощутимая помеха. Если бы не они, Ева смогла бы склонить его к быстрому сексу. Обхватила бы его торс ногами и рванула бы бёдрами навстречу. Но треклятые шорты всё портят. Их нужно снять. А если Ева потянется к ним, то не успеет даже взяться за край.

Неужели можно быть настолько одержимой мужчиной? Или желанием секса с конкретным мужчиной… Какая разница?

— Ауч! — воет Ева, когда Дима вновь погружает в неё пальцы, и хватается руками за его плечи.

Пальцы сразу же выскальзывают из неё. Пустота вызывает шквал ругательств и обостряет и без того неконтролируемую похоть.

— Руки, Ев, — доносится до неё вкрадчивый голос, а затем следует шлепок по бедру. — В стороны.

Дмитрий сползает вниз, дует на клитор, и Ева выгибается дугой, издавая громкие стоны.

— Пожалуйста, — скулит она. — Ну что мне сделать? Я уже извинилась. Пожалуйста. Дима.

Он лишь усмехается и продолжает свою изощрённую игру. Скользит пальцами по животу, легонько касается лобка, задевает ногтем клитор, и Ева извивается. Шлёпает промеж её широко разведённых ног, и Ева снова скулит и стонет. Дима обхватывает её бёдра, подтягивает ближе и слизывает её соки. Он сам еле держится, но ему не хочется торопиться. Дима хочет свести Еву с ума от желания. Распалить настолько, чтоб забыла, как её зовут. И у него получается.

Ева не то что своё имя не помнит, она даже не понимает, где находится. Дима терзает клитор губами и языком. Прикусывает, чуть засасывает и вылизывает, не сбиваясь с ритма и при этом трахая Еву пальцами. Такая мокрая и податливая. Такая родная. Он тянет в себя её запах и стонет. Её тело откликается на каждое движение, на каждое пошлое слово. Ева извивается ужом, запрокидывает голову, прогибаясь в пояснице и кричит, сотрясаясь в оргазме.

Дима стаскивает шорты, погружается в разгорячённое, истекающее соками и всё ещё сокращающееся лоно, и моментально дуреет.

Ощущения — космос. Дрожь — до костей. В голове взрываются цветные снаряды, зрение туманится, а вместо дыхания из груди рвутся стоны и хрипы. Дмитрий просто отпускает себя и начинает вдалбливаться в Еву мощными толчками. Он хотел трахать её медленно, но стоило в неё войти, все замыслы полетели к чертям собачьим.

Его ломало без неё. Клинило и выносило. Дима натурально помешался на Еве. Втюрился, растеряв остатки мозга. Когда Дмитрий признался себе в этом, всё встало на места. Не нужна ему другая. Только эта. Его женщина. Её хочется целовать до припухших губ, трахать до исступления, дышать ею, наполняться и отдавать. Носить на руках, делать для неё так много… всё. Всё будет брошено к её ногам, стоит ей лишь слово сказать.