В слепой темноте (СИ) - Янг Энни
— Лучше тебе не знать, — бурчу я, резко разворачиваясь к столовой. Раз участи не избежать, придется мужественно терпеть в ожидании окончания этого вечера. После я смогу спокойно закрыться у себя в комнате и уединиться, достать ноут и, возможно, наконец я смогу начать писать. Хотя бы пару строчек. Хоть одно жалкое слово. Если смогу себя преодолеть… Хотя я по-прежнему не уверена, нужно ли мне это всё? Нужно ли переносить мысли и всю свою жизнь на белое полотно текстового редактора… Какой в этом толк?
— Мы поднимем вещи в комнату, минут через пять присоединимся к вам, не против? — долетает неуверенное в спину.
Я останавливаюсь в задумчивости.
— Хорошо, Лен. Ты… то есть вы, вы оба, сошлись, я правильно поняла?
— Да, так получилось, — скромно сообщает Лена, а у самой глаза горят от любви, глядя на высокого симпатягу рядом. Смотрю на Евгения, стараясь прочитать все, что об этом думает он сам. Но этот индивид как всегда непробиваем в этом плане. Совершенно безэмоционален. Хорошо держит лицо непроницаемым.
— Ничего не хотите сказать? — задаю я наводящий вопрос, не сводя с него внимательного взгляда.
— А что сказать? Лена меня очаровала и окончательно пленила мое сердце, — отвечает совершенно серьезно.
— Блин, умеешь же ты красиво говорить, — восхищенно вздыхает прильнувшая к нему счастливая до чертиков Лена и быстро чмокает его в губы. Ласковые мужские руки мгновенно оказываются на ее тонкой талии. — Я тоже тебя люблю, милый.
— Ладно, всё с вами ясно. — Я отворачиваюсь от сладкой парочки и уже бросаю через плечо: — Ваша дверь третья слева.
Я первая появляюсь в столовой, ловлю вопросительно-ожидающие взгляды сидящих за столом. Лишь заняв свое место, невозмутимо роняю:
— Поднялись в свою комнату, скоро спустятся к нам. — Беру полупустую чашку с остывшим чаем в руки и подношу к губам, не удостоив никого и взглядом.
Я устала. Так устала, что в пору утопиться. Но я отчаянно делаю вид, что всё со мной хорошо, и с безразличным видом протягиваю к центру стола руку, пытаясь ухватиться за еще теплый заварочный чайник. На помощь тут же приходит Игорь: молча берет стеклянной сосуд с плотной коричневой крышечкой и, придерживая ее, аккуратно наливает мне чай.
— Спасибо, — благодарю я тихо, коротко подняв на него свой взор. После чего сосредоточенно начинаю ковыряться в своей тарелке. Зачем-то отделяю сырные кубики от основного блюда, медленно, словно в трансе, сдвигаю их к одному краю, потом то же самое проделываю и с грецкими орехами, сместив их к другому полюсу. Замираю, глядя на свое творчество, наклоняю голову сначала в один бок, потом в другой, но, осознав, что веду себя странно, раздраженно возвращаю всё на место, лихорадочно перемешивая содержимое вилкой. Резко вскидываю голову и — как и следовало ожидать! — натыкаюсь на озабоченные лица. Каждый, абсолютно каждый сидят неподвижно, с волнением уставившись на чокнутую меня.
— Алекс? — первая нарушает тишину мама. И медленно, стараясь выполнить сие действие бесшумно, опускает столовые приборы на тарелку.
— Сокровище мое, ты хорошо себя чувствуешь? — подхватывает деда, хмуря брови.
Игорь шумно сглатывает, видимо, боясь ляпнуть что-то не то. Отлично, пусть молчит — целее будет.
— Разумеется, — напустив на себя беззаботность, я с высокомерным видом запускаю прядь за ухо и встаю, поправив лямку сарафана. — Я сварю кофе. Кто-нибудь желает?
— Я, если тебя не затруднит, — подает голос Игорь, неловко кашлянув в кулак. — Обожаю кофе.
— Да, знаю, ты любишь, — машинально отзываюсь я и тотчас прикусываю язык, костеря себя за невнимательность и тупость. Нужно следить за своей речью, Алекс! Какая тебе к черту разница, что он любит, а что нет?! Теперь он еще и подумает, что мне не все равно! Дура!
— Верно. — Игорь улыбается и, чуть поразмыслив, добавляет: — Я безумно люблю твой кофе. Приготовленное твоей рукой.
Я готова взвыть от досады, однако уже в следующий миг внутри меня всё переворачивается: его теплые слова отчего-то приятно греют и не дают мне скатиться в пучину злости и негодования. Застыв подле стула, на несколько долгих секунд я растворяюсь в его ослепительно-синих глазах. На какой-то момент я даже забываю дышать. Просто смотрю и смотрю в эти два космоса, и, заметив в них живой, яркий огонь — а быть может, это звезды! — я невольно вздрагиваю и спешу прикрыть веки, чтобы уже на следующей секунде развернуться и увидеть расплывающийся перед глазами нелегкий путь на кухню.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я в буквальном смысле сбегаю из столовой, боясь растерять последние крохи благоразумия.
"Какого черта?!" — бьется в висках мысль все то время, пока я варю в турке кофейный напиток.
Со злостью достаю из кухонного шкафчика шесть кофейных белых чашек. Пока я бесцеремонно глазела на бывшего парня, мама, кажется, просила, чтобы я всем сделала кофе, не так ли? М-да, я почти ее не слушала.
В очередной раз тяжело вздохнув, принимаюсь разливать напиток. Затем ставлю на плиту следующую партию кофе.
"Нет, всё хорошо, — успокаиваю я себя, — сейчас выпью бодрящий кофе, и из головы вылетит, выползет, выскочит вся эта нелепая дурость, что больно разжижает мозг."
— Долго ты что-то. Тебе помочь? — появляется рядом мама и, не дожидаясь ответа, подхватывает поднос, куда я минуту назад разместила полные чашки. — Догоняй, — преувеличенно весело бросает она, прежде чем свернуть за угол.
Но не успеваю я вынырнуть из кухни, как слышу грохот разбивающейся посуды.
— Ты? — с удивлением взирает мать на появившегося в дверях Евгения. Рядом, держа его за руку и пряча тревожный взгляд, стоит Лена и что-то шепчет мужчине:
— Я же говорила… надо было предупредить… черт…
Игорь тем временем опускается перед моей мамой и поднимает уцелевшие чашки, блюдца, металлический серебристый поднос и кладет всё это на край стола.
— Алекс, — окликает меня он, застывшую у стены в немом, легком изумлении. Мама знает Евгения? Странно. Хмыкнув и не придав этой сцене особого значения, я поворачиваю голову к Игорю.
— Что?
Но он уже спешит ко мне, легко подхватывает под локоть и уводит на кухню.
— Покажи мне, где у вас находятся совок с щеткой. Нужно убрать осколки.
— А, да, конечно. — Я быстрым шагом преодолеваю расстояние до раковины и достаю из-под нее всё необходимое. И через секунду ощущаю сопротивление: Игорь настойчиво вырывает из моих рук инвентарь со словами:
— Ты устала, посиди тут.
— Я могу сама…
— Прошу тебя, просто посиди тут. Я скоро.
— Ну что там? — изображая беспечность, спрашиваю я, когда Игорь возвращается из столовой, собрав весь мусор.
— Твоя мама поднялась наверх. Говорит, резко разболелась голова. Твоя тетя и ее… друг тоже отказались есть, сообщив, что перед этим перекусили в каком-то кафе на трассе. Так что за столом сидит лишь один твой дед и с невозмутимым видом чаи гоняет, наплевав на всех и вся, — с легкой усмешкой сообщает он события с места происшествия, закидывая мусор в корзину и убирая инвентарь на прежнее место. Моет руки, вытирает полотенцем.
— Что ж… кофе попить не получилось. Пойду составлю компанию деду. — Я спрыгиваю с барного стула.
— Стой. Всё еще можно исправить. — Он спешно подходит к плите, цепляет пальцами турку, с легкостью находит пачку кофейных зерен, засыпает в кофемолку, стоящую на столешнице. В общем, процесс готовки пошел.
Я в предвкушении невероятного, заставляю себя сесть обратно. То, как готовит этот мужчина кофе, вызывает особое восхищение. Лучше него варить сей божественный напиток не умеет никто. Даже завидно, блин.
— Алекс? — зовет он меня спустя минуты две абсолютного молчания.
— Да? — Подпирая подбородок ладонью, я завороженно наблюдаю за знакомыми манипуляциями. Вот его руки скользят по воздуху, словно в плавном, изысканном танце. Вот его пальцы хватают деревянную ручку, наклоняют, совсем чуть-чуть под углом, — и коричневая благоухающая река неизбежно льется прямиком в чистые новые чашки, добытые этими же красивыми пальцами откуда-то с верхних полок. Зрелище, заслуживающее, чтоб им любовались.