Сон длиной в зиму (СИ) - Либрем Альма

— Помой посуду, — не то попросила, не то велела мама.

О да. У Зои была дурацкая привычка, когда она сильно злилась, швырять посуду в раковину, наслаждаясь громким звоном, и мыть её, расплёскивая воду — и выпуская свои эмоции. Так хотелось поступить и сейчас, но мысль о том, что Елена Леонидовна только того и ждала, несколько дисциплинировала её. Девушка усмехнулась и, напевая про себя какую-то глупую песенку, влезшую в голову, спокойно открыла воду и, взяв губку, протирала тарелки одну за другой. Поймав на себе раздражённый мамин взгляд, спокойно взяла средство для мытья посуды и, не оборачиваясь, продолжила её мыть.

— И ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила Елена Леонидовна.

В её голосе звучало напряжение.

— Я? — Зоя удивлённо изогнула брови. — Нет, я ничего не хочу сказать.

Она вновь повернулась к тарелкам и притворилась, будто действительно занята мытьем посуды и не может ни на что отвлекаться. Мать смотрела на неё с подозрением, явно порываясь высказать очередной тезис о недоверии и о том, что желает своей дочери только добра, но Зоя не поддавалась. На самом деле, ей очень хотелось швырнуть тарелку на пол, топнуть ногой, требуя, чтобы мама не смела так смотреть на неё, не портила всё своими подозрительными взглядами, насмешливыми фразами, просто ничего не делала…

Но Зоя сжимала зубы и оставалась спокойной. Ей вдруг стало интересно, действительно ли это возможно — вынести это испытание на прочность. Мама ведь всегда была сильнее. Умнее. Зоя понятия не имела, чем закончится эта война, предчувствовала, что у неё практически нет шансов выйти из неё победительницей, но ей так хотелось хотя бы попытаться сразиться за собственную свободу, что она аж сгорала от нетерпения понаблюдать за маминым поведением, увидеть, как она на что будет реагировать… Да, это было мстительно, неправильно, низко, но Зоя сама не понимала, что руководило ею, что подталкивало к таким решениям. Неужели она настолько сильно устала?

Да, подтверждали размытые блики на воде. Она устала достаточно, чтобы больше не отступать.

Глава двенадцатая

13 января, 2020 год

Зоя впервые в самом деле пожалела, что сессию сдала раньше срока. Сейчас, когда дома находиться было уже невмоготу, потому что бесконечные мамины выходные означали непрерывность их и без того не слишком приятной войны, Зоя буквально сбегала в университет — только пар-то не было, и сбегать приходилось, прикрываясь сдачей экзамена.

Впрочем, девушка не объясняла. Зная мамино любопытство, она распечатала себе расписание сессии, подчеркнула красной ручкой предметы, на которых якобы обязательно должна была появиться, и часами "готовилась" к ним, царапая ручкой по пустой белой странице, выписывая однотипные формулы.

Кто-то предложил написать конспект за деньги, причём не Зое, а так, абстрактно, в воздух, и она согласилась, хотя в финансовой помощи не нуждалась. Они с мамой всё ещё имели якобы общий бюджет, но Зоя знала, что прожить можно и на стипендию и заработок с тех мелких подработок, которые у неё периодически были. Такой себе неофициальный фриланс. И на работу она устроиться тоже могла бы, если б была такая необходимость.

Необходимости не было. Мама придумывала тысячу занятий в минуту, отдавала приказы, пытаясь довести дочь до белого каления, и досадливо провожала её взглядом, когда Зоя убегала в университет, заявляя, что не может пропустить важный экзамен. А теперь сидела в коридоре, через окно созерцая потемневшую улицу, и пыталась отогнать от себя подальше мысли о том, что это всё совершенно бесполезно. Война с матерью изначально была обречена на провал. У Елены Леонидовны в боевых действиях слишком много опыта, чтобы какая-то наивная соплячка сумела её обыграть.

Но Зоя, потеряв надежду, всё равно не опускала руки.

— Сойка? Ты чего здесь?

Она вздрогнула и стремительно вскинула голову.

Увидеться в эти шесть дней с Богданом не получалось; она ведь изображала примерную дочь, не раздражающую маму, и Орловский ограничивался личными сообщениями и несколькими звонками. У него сессия шла полным ходом, само собой, далеко не все проблемы могла решить Лебедова, да и захотела бы разве? Может, её вообще попросили посодействовать вылету Богдана из университета, мало ли, подумалось Зое, на что способна мама…

К тому же, Богдан вроде говорил, что у него какой-то срочный проект?

— Пересиживаю бурю, — ответила Зоя, хотя за окном была не такая уж и плохая погода, привычная для этой зимы слякоть, и девушка опять вынужденно отказалась от любимого пальто в пользу надоевшего пуховика. Может быть, хоть к концу января приморозит?

— Бурю… — протянул Богдан, присаживаясь рядом. — Как сессия?

— Сдана была ещё месяц назад, — печально отозвалась Зоя. — Ты же в курсе.

— Да, — кивнул он. — Я в курсе. А Елена Леонидовна?

— Я пытаюсь быть вежливой, — Зоя устало опустила голову Богдану на плечо, чувствуя исходящее от него тепло и спокойствие и хватаясь за этот источник силы, как за свой последний шанс выжить в борьбе с матерью. — Не реагировать на провокации, не чувствовать её плохое настроение и превратиться в вежливую, но излишне отстранённую дочь. Она, кажется, наполовину осознала коварство моего плана, но всё ещё стремится доказать собственную правоту и вывести меня из себя на каждом шагу. Боюсь, я скоро сдамся.

Богдан обнял её чуть крепче.

— Вы бы поговорили. По-человечески.

— Не хочу, — неожиданно пассивно отозвалась Зоя. — Понимаешь? Даже по-человечески не хочу. Мне аж тошно оттого, что она, оказывается, распланировала мою жизнь от "А" до "Я" и теперь возмущается, что появились какие-то внеплановые обстоятельства. Да она, если б могла, в порошок бы тебя перетёрла, только бы под ногами не путался!

— Возможно, у неё есть на то свои определённые причины.

Зоя пожала плечами.

— Может быть. Только мне-то они неизвестны. Мама всегда меня ото всего оберегала, и плевать она хотела на то, нравится мне это или нет.

— Не сказать, что тебе так уж не повезло. По крайней мере, она искренне о тебе заботится. Даже если тебе самой такая забота не по душе, ты не можешь не согласиться — это лучше тотального родительского равнодушия, когда они узнают, что у тебя были проблемы, постфактум и случайно, а потом в очередной раз фыркают, мол, незначительные, и говорят: "ну ладно, прощаем, что ты тогда к нам не приехал".

Девушка напряглась. В весёлых, произнесённых с улыбкой словах Богдана было что-то очень личное, возможно, он просто пересказывал очередную стычку со своими родственниками, с которыми практически не общался, может, это была лишь удачная модель ситуации, и он знал, с кем имеет дело…

Зоя не могла ответить. Но от печали, которую теперь буквально излучал Богдан, ей и самой стало не по себе.

— Не вещай нос, — прошептал он ей на ухо, обнимая ещё крепче. — Ну что ты такая печальная… Подумай о чём-то хорошем.

— О чём? — глухо отозвалась Зоя.

Она ждала, что Богдан вновь расскажет: ей повезло, и если есть шанс полноценно жить, так почему бы им не воспользоваться, и всё такое, далее по тексту… Но он неожиданно для неё улыбнулся, вскочил на ноги, встал напротив девушки и подал ей руку.

— Леди Зоя, — коварно улыбаясь, протянул парень, — не согласитесь ли вы научить меня танцевать? Помнится, вы обещали!

Девушка почувствовала, как стремительно краснеет.

— Леди Зоя? — Богдан весело, будто издеваясь, изогнул бровь. — Я жду ваш ответ. Вы вольны убить меня своим отказом, если посчитаете нужным, но не заставляйте страдать от неопределённости.

Нет, она всё-таки не выдержала — рассмеялась и, не скрывая того, что ей это было очень приятно, ухватилась за протянутую руку Богдана, буквально взлетая со своего места.

— И с какого танца мы начнём? — поинтересовался Орловский. — Как считаете, леди Зоя?

— Здесь неподходящее место, — хмыкнула она и продолжила, наследуя какую-то книжную героиню: — Коридор слишком узок и длинен… Аудитории заставлены мебелью…