Сводная любовь (СИ) - Анина Татьяна
– Из дома ушла, – шмыгнула я носом. – Я не хотела их семью разрушать.
Телефон звонил. Как же мне хотелось, чтобы позвонил Дёма и оправдался, сказал бы, что он не такой, как Паша К и его силиконом не возьмёшь. Но звонила мама, а с ней разговаривать не хотелось совсем. Но она настойчиво ждала, когда я отвечу.
И я ответила на звонок родной женщины.
– Немедленно вернись домой! – кричала мама в трубку.
– Я совершеннолетняя, – зло с содроганиями и заиканиями отвечала я. – Уезжаю от вас!
– Правильно! Разрушила семью и в кусты, – ругалась мама. – Человеку, который тебя кормил и поил, подкинула проблем. Сына отобрала. Наследника, можно сказать.
– Ничего, родишь! – дерзко ответила я, поправляя подол жуткого бархатного платья.
Она ничего не говорила, но и трубку не бросала.
– Мам, ты что беременна? – резко успокоилась я.
Дима всё думает, что она силиконовую грудь будет делать, а она ему дитё рожать надумала. Как же надо любимую женщину напугать, чтобы она боялась в беременности признаться.
– И куда ты собралась? – быстро сбила тему мама.
– В Москву! Работать и работать! У меня как раз там подруга из эскорта устроилась.
Я отключила телефон. Надо было помягче, раз она ребёнка носит.
Фух! Не верится. Хоть одна хорошая новость. А я думаю, что у неё крыша едет, а она моего братика или сестрёнку носит. И она в корсеты не затягивается в последнее время.
А телефон бренчал не переставая. Я, пожалуй, его не оставлю себе. Потому что очень дорогой. Пусть подарят Лине.
Шлюха! Подлая крыса!
Куплю пистолет и застрелю к чёртовой матери разлучницу!
Я нервно открыла окно в такси и выкинула трубку на улицу. Хорошая техника. Ударилась, об асфальт упала, но не разбилась.
Печально смотрела на голубой светящийся экран в темноте, от которого мы удалялись, покидая это место и приближаясь к городу.
Уже не рыдая, я заплатила таксисту и попросила меня подождать десять минут.
В своей квартире вытащила рюкзак и маленький чемодан на колёсиках. Содрала с себя платье, надела джинсы и свитер. Наспех натянула кроссовки. Мне было так больно, что руки дрожали, когда я быстро скидывала свою одежду в чемодан.
Грудь разрывали гадкие всхлипы, я захлёбывалась и не могла дышать. Но слёз больше не было.
Закинув рюкзак на плечо, я взяла чемодан на колёсах и пошла из Димкиной квартиры. Ключи им оставила и дверь захлопнула.
Таксист помог мне погрузить вещи в багажник. Повёз меня в новую жизнь.
_______
*Текст песни «Кукла» группа «Ногу свело»
Глава 5
Если у мира есть попка, то это рыбацкий посёлок «Рыбкино» на берегу лесной реки.
Как город Припять наводит страх опустошения и гибели.
И вроде красота природы должна вдохновлять и радовать глаз городского жителя. Но опять же, людской заброшенный быт всё портит.
Жёлтые и оранжевые деревья прятались между тёмно-зелёных елей. Под хмурым небом краски леса казались насыщенными. Тайга обступила серую реку, берег которой был усыпан старинными, почерневшими пристанями и гниющими сооружениями. Покосившиеся сараи и лодочные гаражи. От дождей и влаги наполнились ужасающими цветами и, в сочетании с пожухлой травой на земле, походили на декорации к фильму ужасов.
За всю дорогу от остановки до центра посёлка, встретились мне только полтора землекопа и грузовик старых времён, о которых рассказывают в музеях.
Кладбище в этом посёлке, как достопримечательность, располагалось в центре у административного здания. Оно заросло высокими кустами акации, над которыми торчали вверх тополя с золотой листвой.
Дороги были старыми, асфальт провалившийся.
Администрация закрыта.
Здание из белого кирпича, с решётками на окнах нагоняло на меня ещё большую тоску, чем сараи на берегу реки.
Мне, итак, было плохо, стало хуже. И я грешным делом, подумала, что нужно бежать в Москву. Не к Муле, конечно. Так, самостоятельно прокладывать себе путь.
На сердце скребли кошки. Одиночество и боль были невыносимыми. Жалела я о Демьяне. Так сильно, что ослабла совсем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Передумала от него уезжать. Нужно было дождаться, когда гад ползучий вернётся со своей любовницей. В глаза его подлые посмотреть, на довольную рожу его Лины. Просто увидеть и вычеркнуть навсегда из своей жизни.
А так, осталась недосказанность, гадость какая-то на душе.
– А тебе кого? – спросили у меня.
Я обернулась. Женщина с большой метлой внимательно меня рассматривала. На ней было старое коричневое пальто, резиновые сапоги, на голове платок. Чёрный платок с алыми розами напомнал мне о Петре Олеговиче. И я, встрепенувшись, вспомнила, что поступаю правильно.
– Здравствуйте, – поздоровалась я. – Я в администрацию.
– Надя кур пошла, кормить, скоро вернётся. А ты чья такая?
– Веры Коклюшкиной племянница.
– А я думаю, где тебя видела!!! – неожиданно обрадовалась женщина и, подбежав ко мне, обняла.
Это было неожиданно. Живя в городе, забываешь, что бывают открытые люди.
Незнакомка всю меня ощупала и пригладила мои волосы.
– А я тётя Люда, твоя соседка. Ключи есть от квартиры? – с материнской заботой поинтересовалась женщина.
– Да, – кивнула я.
– А от Нади чего хотела? – нахмурилась тётя Люда, вроде готовая помочь.
– Я бухгалтер. Может… работа есть? – печально посмотрела тёте в глаза.
– У Нади спрошу, а ты беги. Артёму скажи, пусть воды натаскает. – Она с метлой пошла в сторону. – Беги быстрее, замёрзла вся.
Кто все эти люди?
Но хорошо же, что они есть, соседи. А то совсем посёлок пустым казался.
Немного полегчало. Тётя Люда, тётя Надя. Артёму не забыть передать материнский наказ. Вот и пригодилась я немного. Поживу, притрусь. Работа найдётся обязательно! Если не в посёлке, то поблизости.
Будет работа – будет жизнь!
От мужиков, что прошли мимо, я шарахнулась. Лица загорелые на солнце, затасканные охотничьи костюмы, удочки и сети за плечами.
Это теперь моя реальность.
Нужно привыкать к местным жителям, потому что я надолго сюда. Очень в Москву не хотелось.
Покосившийся неблагоустроенный барак, в котором тётя Вера захотела жить до конца своих дней, напоминал мне какое-то гетто, жестокие выселки или глубину глубинки, где не живут люди. Действительно, дом походил на что-то древнее, заброшенное и очень страшное.
На первом этаже все окна были заколочены, что придавало зданию вид безлюдный и покинутый. Двери в подъезд не было. Но к двери вела тропа, а значит люди всё-таки здесь появляются, и Артём вроде какой-то за водой сходить должен.
Скрипучая деревянная лестница, что вела на второй этаж, улыбалась мне проваленными, прогнувшимися от времени ступеньками. Она когда-то была зелёного цвета. Об этом напоминала краска, оставшаяся между балясинами и по краям ступеней. Ремонта в доме не было лет сто.
Высокое окно подъезда было украшено новогодней мишурой, что от слоя пыли не двигалась на сквозняке. И уже не блестела, а уныло свисала сверху, всеми забытая.
А на втором этаже чёрной дырой в потолке зиял открытый люк на чердак. На сколько я помню там моя тётя Вера бельё сушила. Там есть маленький лаз с люком на шиферную крышу.
И тут я вспомнила Артёма. Такого малюсенького мальчишку с большими удивлёнными серыми глазами. Он меня на пару лет был младше. Именно с ним я ползала на крышу этого дома, и мама меня сильно ругала за это. Крыша старая, может рухнуть. Да и мы, мелкие могли упасть с высоты.
Была открыта дверь в соседнюю с моей квартиру. Оттуда вывалил весёлый русый парень лет семнадцати. Заметив меня, замер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Вот если убрать весь задний фон, можно подумать, что он университетский мажор. Джинсы, толстовка причёска модная. Вещи только не брендовые. А так под копирку с тысячами своих сверстников.
– Ого, – восторженно выдохнул он и внимательно меня рассмотрел своими серо-зелёными глазами. – А ты кто?