Чёртов мажор (СИ) - Левина Ксюша

— Стой! Стой, прости! Я слишком… увлёкся.

— Да, я заметила! — мой рык был почти львиным, и ты отступил.

— Не будь дурой, давай спокойно…

— Хрена с два!

Ты снова отступил. Поделом.

— Неля! Это наша общая…

— Ничего подобного!

Перепалка продолжалась недолго, ты просто вышел из себя, а потом первым вышел из квартиры, бросив дополнительный комплект ключей на пол в прихожей.

— Истеричка. Закроешь за собой квартиру, когда свалишь.

— Ключи оставить под ковриком?

— Себе оставь! С тебя станется попасть в передрягу! Пригодится.

И ушёл.

Я сидела и смотрела на ключи, а сердце колотилось от ужаса и нервов. Я до чертиков боялась, что произошедшее навсегда изменит мою жизнь, и хотела от этого избавиться. Хотела, как в Гарри Поттере — достать палочку и убрать это из себя, вернуть все как было, очиститься.

Мне было восемнадцать, и крутой парень всего пару часов назад лишил меня девственности. Это не было отвратно и мерзко, в стиле тех историй, что обсасывались в школе. Меня не увезли на дачу и не трахнули пьяную, как мою одноклассницу Олю. Не соблазнил в какой-то подворотне «восточный» мужчина, как Ленку. Не принудил к сексу взрослый ревнивый парень за то, что пошла без него на дискотеку, как ту же Звягинцеву — её историю обсуждали дольше всего. Нет, у меня все было по взрослому, что ли. И даже то, что ты сейчас ушёл, не казалось странным и мерзким. Ушёл, но оставил ключи.

Но мне было погано и страшно. Я будто уже увидела эти чертовы полоски на тесте. И страшно хотела отмотать время вспять.

Ни Оля, ни Ленка, ни Звягинцева не залетели.

Все они рассказывали про презервативы — дешевые, вонявшие бананом. Я навсегда это запомнила — химический запах банана — и связывала его с пошлым и отвратительным. У девчонок не было шума дождя, красивого парня с чёрной челкой, широкой кровати и даже простыни были не у всех. У девчонок были мудаки, исчезнувшие на следующий день. Олин мудак вообще растрепал всем в подробностях, как это было, а она потом неделю рыдала и не ходила в школу.

Мой «мудак» дал мне ключи от своей квартиры.

Но я все равно сбежала.

И куда податься? Стояла на остановке и гадала, на какой автобус сесть. К папе — нельзя. К маме — тем более. Подружек близких нет — все разъехались или успели потеряться за год после выпуска. Брат двоюродный?..

Я достала телефон и набрала Кирюхе.

— Ау? — промычал он.

— Кир, ты в городе?

— Пока да, — лениво протянул он.

— Я приеду?

— Приедешь.

Я отключилась и всхлипнула.

Кир был музыкантом, Кир был крутым парнем. У него были русые кудри и хрипловатый волшебный голос. А ещё я знала, что у него есть дочь и очень странные отношения с очень странной девчонкой, что жила когда-то над квартирой бабули.

Я забежала в его дымную темную квартиру и упала на диван, не здороваясь. Кирюха играл на гитаре и пел что-то сырое, подглядывая то и дело в листочек с текстом и иногда останавливаясь. Он пел по-английски, потому что хотел осесть за границей. Он выглядел круто, и я понимала, что весь свой вычурный стиль создала под стать ему.

— Что такое, крошечка? — усмехнулся Кир, ударяя по струнам и глядя на меня.

У него был очень тёплый взгляд, самый тёплый из тех, что я знала. Весь Кир состоял из света и сильной доброй энергии, он будто был вне этого мира, на отдельной волне.

— Ничего.

Я не могла ему рассказать ничего, я хотела быть идеальной и правильной. Мне было страшно, и я понимала девчонок, которые наворотили дел и никому не признались.

Кир кивал и ударял по струнам, а потом вибрирующе пел по-английски.

— Кир, а как твоя дочь?

— Какой интересный, но глупый вопрос, — улыбнулся он. — Зачем тебе ответ?

— Просто интересно…

— Хорошо, весьма. Все, что я знаю, говорит о том, что это самый счастливый ребёнок на свете, которому не мешают жить. Что с тобой?

Кир пересел ко мне на диван, отложил гитару и стал гладить меня по голове, шевеля и перебирая косы.

— Ничего… — снова.

— Ты влюбилась?

— Какой интересный и глупый вопрос… Ты ужасный отец?

— Я НЕ отец, — его улыбка стала ещё шире. — Я просто люблю женщину, которая родила ребёнка, похожего на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В каком мире это нормально?

— В моем, — и Кир поцеловал меня в щеку.

А я его так и не поняла, увы.

— Я бы не смогла так, как Ася…

— А я готов жить, как только она захочет. Поймёшь однажды, солнышко. Когда очень-очень полюбишь.

— А если не полюблю?

— Ты так жалобно спрашиваешь, будто УЖЕ полюбила. Ну же, крошечка, улыбнись мне. Слушай, песню спою…

Ася Каверина родила Киру ребёнка, и она жила когда-то этажом выше. Ее квартира была однушкой, как и та, где обитал Кир, между ними можно было передвигаться по пожарной лестнице, а ещё там все было оборудовано под ребёнка и собаку. В просторной однушке когда-то жили пёс Луи, маленькая девочка Лера и красивая черноволосая женщина Ася.

Я открыла балконную дверь и вошла в гостиную, оглядываясь и принюхиваясь. Воздух застоялся и раскалился, вода много лет как перекрыта, в холодильнике стояло древнее подсолнечное масло.

— Ты хочешь тут прятаться от своей любви? — спросил Кир, поднимаясь следом.

— Да, можно?

— Можно.

Я испуганно забилась в диван, чтобы просидеть там следующие пару дней с ноутбуком в руках и мыслями о тебе.

Врач смотрела на меня строго. Врач была старой закалки. Врач посоветовала прийти через пару недель и, гаденько улыбаясь, уверила, что все будет хорошо. А я тогда и подумать не могла, что врачи бывают такими неприятными.

Ты звонил мне снова и снова, а я гипнотизировала телефон и вздыхала. Кир собирался уезжать, квартира Аси Кавериной должна была продаваться, квартира Кира закрыться. Меня никто не прогонял, и казалось, будто брат делает все, чтобы я скорее определилась куда податься.

И вот тогда и встал вопрос: мама или папа. Оба не в состоянии со мной поговорить, оба не ответят на мои вопросы. Нет, старушка-гинеколог меня успокоила, и в тот момент я не переживала, что что-то пойдёт не так. Меня не беспокоили проблемы с “двумя полосками”, хоть я и не была совсем уж безграмотной, меня беспокоили только сердечные дела. Я хотела, чтобы рядом оказался кто-то сильный и мудрый, кто всё за меня решит. Кто пояснит, почему ты такой осёл, кто даст совет и поселит в душе уверенность в завтрашнем дне. Я хотела забыть это лето и приступить к учёбе, забыть тебя, ссору с папенькой — всё это. Хотела смотреть сериалы, пить лимонный сок и есть почти безвкусное бизе. И больше никогда не думать о парнях, как и обещала себе на похоронах брата-которого-нельзя-называть.

Папенькин магазин всегда казался мне настоящим древним ужасом. Ателье было дорогим, и одевались в нем старые богатые люди, которые признавали одежду только на заказ. Эти мужчины и женщины были уверены, что их тела не подходят под общие мерки, а эргономический атлас, составленный ещё в семидесятых, существует в мире каких-то других очень стандартных людей. Папенька сидел на своём троне и с прищуром наблюдал за тем, как портные — исключительно мужчины — снимают мерки. Он с царским видом трогал ткани и кивал. И иногда поглядывал на Маню, сидевшую в «её мастерской» — у Мани была своя швейная машинка и куча обрезков ткани.

— Неля! — взвизгнула Маня, увидев меня, и сорвалась из-за стола, чтобы повиснуть на шее. Это был удивительно нежный ребёнок, и обнимать её было невероятно приятно. Маня будто была готова с ногами забраться на человека, обхватить его, как обезьянка, и прижаться крепко-крепко. — Неля, где ты пропадала? Неля? Ты опять у бабушки? Ты вернёшься? Нель, я скучаю!

— Мария, иди к себе, — папенька вышел, а я вздохнула и подняла на него глаза.

Блудная дочь вернулась. Ругай её, отец.

Папенька смотрел на меня без улыбки и не то чтобы был не рад, нет. Он, скорее, не хотел радоваться. Папенька был готов протянуть ко мне руки, я видела, как он дергается в мою сторону, но… нет. Увы.