Краш-тест (СИ) - Рябинина Татьяна
Кабинет Максима был пуст. Ну ясное дело! До работы ли утречком после бурной примирительной ночи? Я бы тоже опоздала… наверно.
Изнутри словно волк глодал. Железными зубами. Слезы стояли близко-близко.
Прекрати, прикрикнула я на себя. Ведешь себя как идиотка. С чего ты вообще взяла, что ему интересна? Не как коллега, с которой приятно поболтать в перерывах между работой? Хоть один повод он тебе дал так думать? В конце концов, у него есть женщина. Не просто подружка, с которой встречается время от времени, а почти жена. Ссорятся? Ну и что, все ссорятся. Она ведет себя… эээ… загадочно? Ну и что? Значит, его это не пугает.
В конце концов, Нина, если ты не можешь это пережить, вон там, в принтере, лежит пачка чистой бумаги. Бери листок и пиши заявление по собственному. Не хочешь? Тогда засунь свои страдалища туда, где никогда не светит солнце, садись и работай.
Максим появился только после обеда, и вид у него был, мягко говоря, странный. Как будто сделал что-то и теперь сомневался, а не ступил ли.
- Здоров, девчонки, - сказал он, поставив на кофейный столик маленький тортик в прозрачной пластиковой коробке.
- Это в честь чего? – приподняла тонкие бровки Юля.
- Мы с Зоей заявление подали.
Я изо всей силы наступила одной ногой на мизинец другой. Это было как-то ощутимее, чем ногти в ладонь. И не так заметно, как губу прикусить.
- Офигеть, - сказала Кристина. – Ну чего, поздравляю.
- Мда, - кашлянула Юля. – И когда свадьба?
- Восьмого января.
- А чего так долго? – я встала из-за стола, открыла коробку и выковыряла вишенку из слоя желе. – Месяц же?
- Потому что во дворце, - ответил он, не глядя на меня. - На Фурштатской. А там очередь.
- Ну, бери кредит, - хмыкнула Кристина. – А потом ипотеку.
- Главное не передумать за три месяца, - сказала я сладким голосом, прямо приторным. – А то мы вот с Германом три раза заявление подавали. Прямо привычка у нас такая уже – заявление подавать.
- А кстати, прилетел твой Карлсон-то? – повернулась ко мне Юля.
- А куда он денется. Конечно, прилетел, - я достала из ящика стола тарелку и отрезала кусок торта, краем глаза следя за Максимом.
- А что, улетал? – спросил он напряженным голосом.
- Ну ты же сам говорил: плюс ссор в том, что потом можно мириться.
Бобровская, сделай рожу попроще. И тон сбавь. А тон вон Юлька уже посматривает с недоумением.
Максим молча хмурил брови и смотрел себе под ноги, как и вчера.
- Ладно, девчонки, я в Шушары поехал. Счастливо! – он взял сумку и вышел.
- Пипец котенку, - сказала мрачно Кристина. – Я все-таки надеялась, что до этого не дойдет.
- Разведется быстрее, чем кредит за свадьбу вернет, - оптимистично махнула рукой Юля, наливая себе чаю.
- Да щас! Это коза моментом забеременеет… случайно. Заставит его ипотеку взять – и ку-ку. Короче, погиб Фокин ни за что ни про что. Во цвете лет.
- Ладно тебе, Крис, - я открыла ноут. – Каждый сам копец своей могиле. Мало ли что за три месяца может произойти. Мы с Геркой в последний раз разосрались за две недели до регистрации. Не думаю, что будет четвертый.
Да-да, Ниночка, утешай себя. Надежда умирает последней, так? А уж насчет Германа врать – вообще днище. Ты думаешь, Максиму есть до этого дело?
А вот интересно, если бы он знал, что мы разошлись? Это что-то изменило бы?
Ну ты же ведь сама не хотела, чтобы он знал, разве нет? Думала по какой-то сложной дурости, что это все испортило бы между вами. Было бы там чего портить!
Я перечитывала написанные тексты и жевала торт, не чувствуя вкуса. Как будто картон. Хотелось поскорее остаться одной, но время тянулось, как резиновое. Да еще и Кристина задержалась, разгребая какой-то завал в кадровых приказах. При этом она постоянно звонила соседке, чтобы узнать, забрала ли та Вальку из садика, покормила ли, поставила ли ему мультики.
Наконец Кристина ушла. Едва дождавшись, когда за ней закроется дверь, я сделала то, что хотела сделать на протяжении как минимум шести часов. Разревелась белугой. А потом еще долго сидела и ждала, пока физиономия вернется в более-менее пристойное состояние.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Вчерашний вечер не обманул, погода действительно испортилась. Низкое небо висело прямо над крышами, едва не задевая их, и роняло редкие капли. К счастью, сразу подошла маршрутка и довезла меня до угла Фурштатской. Домой идти не хотелось. Если б не дождь, я бы, наверно, бродила по городу полночи, как делала всегда, когда было плохо. А так плохо, как сейчас, мне давно уже не было.
С ума сойти, а ведь еще утром думала, что хуже уже не бывает. Дура набитая!
Подходя к парадной, я машинально огляделась по сторонам. Сейчас только Германа не хватало для полного счастья. Да я его, наверно, вообще убила бы.
Второй этаж, третий. Вставила ключ в замок. И дернул же черт взглянуть вверх, на площадку между этажами. Ощущение было такое, как будто кто-то смотрит в упор. Лампочки там не было, и мне вдруг показалось, что на подоконнике сидит Максим. Вздрогнула и тут же поняла, что ошиблась.
Я честно хотела открыть замок, войти и захлопнуть дверь. Сидишь? Ну и сиди себе, хоть до утра. Хоть до Нового года. Тогда почему оставила ключ в замке и поднялась по ступенькам? Как будто это и не я была. Как будто смотрела на себя со стороны.
Поднялась, подошла к нему. Молча сгребла за рубашку под курткой, подтянула к себе. Впилась в губы – зло, грубо. Наверно, так делают мужчины, которым дела нет до того, что чувствует женщина. Мне было так больно, что хотелось выплеснуть эту боль на кого-то еще. Хотелось быть мерзкой стервой. Я сдернула Германа с подоконника и пошла вниз, ни слова не говоря. Куда ты денешься! Пойдешь за мной, как осел на веревочке.
Раньше, когда мы мирились после ссоры, целоваться начинали, еще не войдя в квартиру. Могли и до спальни не дойти. Стоя, в прихожей. На столе на кухне. В душе. Разве что не на потолке. Сейчас я закрыла дверь, бросила сумку на тумбочку и пошла в спальню, раздеваясь на ходу.
- Нина, - Герман остановился в проеме стенки. – Ты…
- Заткнись! – сказала я, обернувшись. И даже не поняла, действительно ли это прозвучало или молча выплеснулось в ненавидящий взгляд.
Неторопливо сняв с себя одежду, я сдернула с кровати покрывало, бросила на кресло, легла поверх одеяла. Герман все так же стоял в проеме и ошарашенно смотрел на меня.
Ну, мы будем трахаться, или ты будешь пялиться на меня, как баран на новые ворота? Ты же этого хотел? Ну так считай, что напросился. Только не пожалей потом.
Я закинула руки за голову – грудь поднялась призывно. Мне показалось, что он сейчас развернется и уйдет. И скатертью бы дорога. Но нет. Покачал изумленно головой, подошел ближе, начал расстегивать рубашку.
Господи, что я делаю?! Ведь я же ни капли его не хочу. Вернее, хочу – но не его. Желание, полностью состоящее из злости, досады, разочарования. Наложившееся, как новый кадр поверх отснятого, на желание к другому мужчине. Такого испытывать мне еще не доводилось.
Герман целовал меня, и я понимала, не испытываю ровным счетом ничего. То есть тело как-то реагировало по привычке, а я смотрела в потолок и думала, что на несколько заявок по квотам ответы так и не пришли, надо будет позвонить.
Зачем я вообще его привела? Хотела сделать хуже, вот только кому – ему или себе?
Когда он вошел в меня, я сразу поняла, что фейерверка не будет. Это было все равно, что ожидать оргазма от осмотра у гинеколога. И что теперь? Что-то такое изображать? Сказать: «Не, нафиг, не катит»? Просто молча дождаться финала? У нас с ним с самого начала сложилось четко: никто не притворяется. Если желания не было – так и говорили, открытым текстом. Поэтому в подобной ситуации я тоже оказалась впервые.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Да, наверно, это было бы круто. Затащить мужика в постель и в процессе сказать: знаешь, вообще-то не хочу. Но стоило признать: быть стервой я не умею. Так, жалким подобием. Поэтому я закрыла глаза и… представила, что со мной Максим.