Выбор (СИ) - Дейс Джули
— Этого больше не повторится, — твёрдо заявляет тренер. — Оба отстранены.
Как только эти слова слетают с губ мужчины, небеса обрушиваются на плечи, я едва держусь, чтобы не зарядить Картеру на том самом месте, где стою. Но осознаю, что поддерживал войну. Я по собственной глупости потерял то, чего добивался не год и не два. В итоге, всё, что могу — перешагнуть порог раздевалки, отбросить клюшку в сторону и осесть на лавочку, хватаясь за голову. Этого просто не может быть. Я не знаю, как принять реальность. Отказываюсь верить. Не понимаю, как должен вернуть всё обратно. Случилось то, чего я боялся больше всего. Мой самый страшный сон стал явью. Я больше не в команде.
Глава 10
— Не кипятись, — говорит Рэн, когда я переступаю порог кафетерия, чтобы пообедать.
Метнув в его сторону взгляд «заткнись», я, насупив брови, вышагиваю в сторону стола, где должен пообедать. Я едва могу проглотить собственную слюну, чтобы третий день не першило в горле. Ни вода, ни еда, нет ничего, что способно меня успокоить. Хотя, есть одно. Возможно, даже два варианта получить малую каплю. Или нет. Три. Тренер, который вернёт меня обратно в состав команды. Картер, которому я заряжу так, что он сочтёт себя за звездочёта. Эмма, что перевернёт мир вспять и передумает быть кому-то чем-то обязанной. Вполне даже, что четыре способа. Есть Алестер, который отпустит её из своего попечения, хотя, вряд ли он или кто-то другой будет указывать мне в том, что можно, а что нельзя. А Эмма — это нельзя. Для него нельзя, и из-за проклятой совести или уважении, которые хотелось бы откинуть, я присоединяюсь к тому, что нельзя. Чем дальше — тем хуже.
Мне с трудом удаётся перенести присутствие Картера в квартире, но сейчас его нет, и это даёт шанс вздохнуть. Джон и Ной ничего не говорят. Конечно, они не молчат, разве что о команде нет и слова. И как я понимаю, тренировки тоже отсутствуют. Три дня, как мне связали руки и больше не дают заниматься любимым делом, по крайней мере, так, как хотелось бы, а не гонять шайбу в одного, представляя себя супергероем. Я уже давно не тот мальчик, который улыбается, когда видит клюшку и тому, что его ведут на каток в центральном парке. Обычно я веду себя сам и на тренировку.
Но дерьмо случается.
Я больше никуда себя не веду. Зато ведёт Картер, и никого иного, как Эмму, которая беззаботно смеётся и отрицательно качает головой, когда он что-то говорит ей.
— Можешь покатать со мной? — спрашиваю я, стараясь отвести взгляд и не смотреть в сторону парочки.
— В плане? — интересуется Рэн.
— Типа тренировки.
— Без проблем, когда?
— Сейчас.
— Почему я не удивлён?
Жму плечами, и обращаю взгляд к Ною и Джону.
— Вы с нами?
— Да, — обоюдно кивают парни.
Картер слишком занят, и я благодарю за это удачную минуту свободной жизни, где не буду видеть его лицо. Мне уже становится тошно от него. Вероятно, из нас двоих только меня заботит возвращение в команду. Если к слову, то это только хорошо. За несколько дней он успел задолбать, и было бы чудесно хоть где-то не видеть его лицо.
По пути заглядываем к нам, чтобы я захватил форму, так как теперь она покоится в шкафу, зарождая новую жизнь в виде моли, которая её вскоре съест. В отличие от меня, форма парней остаётся в раздевалке, ведь я больше не в команде. Эта мысль не даёт покоя уже который день. Это то же самое, что отобрать у футболиста мяч, у пловцов — воду, у человека — воздух. А мне никак иначе, как перекрыли кислород. Но я нахожу кран, который позволяет дать глоток. Я могу кататься не в команде, а как минимум для себя. Для этого есть всё.
Ступаю на лёд, и тоска ложится на плечи с такой силой, что сдавливает грудную клетку. Я слишком скучаю.
— Два на два, — предлагает Рэн, положив шайбу в центр.
— Других вариантов нет, — улыбаясь уголками губ, Джон стучит клюшкой по льду.
— Никто не охраняет ворота, иначе хрень, а не игра, — добавляет Ной.
— Согласен, — киваю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ной и Джон занимают позиции, тем же занимаюсь я и Рэн. Но мы дружно переглядываемся между собой, молчаливо обращаясь друг к другу, когда осознаем, что кто-то должен дать сигнал для старта. И это происходит. Каждый из нас резко выпрямляется и смотрит в разные стороны, чтобы найти источник звука. Глаза заостряются на человеке, который ещё несколько дней назад считался и моим тренером тоже.
— Ждёте, что я по голове поглажу и поцелую в лобик? — твёрдым тоном интересуется мужчина.
Краем глаза смотрю на Рэна, который едва заметно пожимает плечами и возвращается в положение нападения. Я же в полном замешательстве, что ещё не изгнан вон со льда.
— Позиции, — требует мужчина.
Не решаюсь идти против его слова и склоняюсь ниже. Ной кивает, а Джон шевелит губами:
— Шанс?
Мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Новый свист эхом разлетается по пустой арене, и мы бросаемся к шайбе, пытаясь обыграть друг друга, но, конечно, помня, что находимся в команде двое на двое.
Кто бы мог подумать, что три дня способны очень сильно повлиять на физические способности. Изо дня в день, я уделял хоккею время. Неважно, тренировке на льду или в зале. Одно не мешает другому, лишь помогает. Но эти три дня выбили меня из колеи и сейчас напоминают о том, что я попусту терял время. Так или иначе, стискиваю зубы и выкладываюсь. Плевать, даже если зря, в городе не одна команда и не одно учебное заведение, которое позволяет заниматься и быть в команде. Конечно, хотелось бы играть за свой университет, но сейчас это не так важно.
Новые сбрасывания и новые сигналы. В таком ритме проходят два часа, выжимая силы каждого. Нас всего лишь четверо, но по всем ощущениям целая команда. Тренер не знает пощады. Скорей, для него это словно под скрытым шифром, который невозможно разгадать. Я думал о простой тренировке в виде игры, а вышло то, что снова несусь по кругу ада. И, вероятно, я мазохист, если принимаю его с такой радостью. Я не звонил родителям, не звонил бывшему тренеру, держа прискорбные новости внутри. Худшее — разочаровать не кого-то, а самого себя. Именно разочарование сопровождает меня. И особенно сейчас. Я знал, что тренер не принимает нытьё и просьбы вернуться, некоторые уже это сделали и просили шанс. Никто из них так и не вернулся. Это бессмысленно. Я разочаровал себя не тем, что не поступил также. Я разочаровал самого себя тем, что сложил руки и терял время, когда мог пойти в любое другое заведение. Я не пытался, и от этого паршиво.
Последний свисток, который завершает игру. К удивлению, тренер не уходит. Он окидывает пристальным взглядом каждого из нас, но останавливается на мне.
— Картер, ты уже не в команде. Почему я вижу тебя тут?
— Потому что имею право тут кататься. Я учусь тут.
— С членами команды? — парирует он, выгибая бровь.
— Сейчас они — мои друзья, а не товарищи по команде. Кто-то запрещает играть с друзьями?
Вероятно, не веря тому, что слышит и моей прямолинейности, тренер делает паузу и прищуривает глаза.
— Не запрещает, — соглашается он, после чего разворачивается и направляется к выходу.
На этот раз провожаю его спокойно, без горечи в горле. Я больше не злюсь на Картера. Отец всегда говорил, что, когда закрывается одна дверь, открывается другая. Видимо, самое время открыть новую.
— Дерьмо, — фыркает Джон. — Мы выложились, он мог принять тебя обратно.
— Плевать, — без раздражения и с неким равнодушием говорю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Рэн вскидывает брови.
— Что?
— Я могу играть за другую команду.
— В университете только одна команда.
— Никто не обязывает меня играть именно за неё. Я могу играть за любую, что вне.
— Планируешь пойти в другую? — хмурится Ной.
— Да, — согласно киваю я. — Узнаю, что есть.
— Думаешь, он позволит?
— Он выкинул меня из команды, а я не готов ползать на коленях и проситься обратно. Оставлю этот вариант Картеру.