Анна Берсенева - Вокзал Виктория
– Ничего особенного, – сказала Вика. – Я всегда так работаю.
– Во-во. А нельзя. Ну-ка ляг на живот, – велел он.
– Это еще зачем?
– Не бойся, не изнасилую.
– Вот уж не боюсь! – совсем по-девчоночьи фыркнула Вика.
Ей и смешно стало по-девчоночьи. Когда-то они с девчонками дразнили друг друга перед сном: одна показывала палец, и все падали на кровати от неудержимого хохота. Такая вдруг на них накатывала дурость.
– Переворачивайся.
Вика легла на живот. Руки Влада коснулись ее плеч. Он провел по ним ладонями, слегка сжал. У нее потемнело в глазах. И на этот раз совсем не из-за спины затекшей.
Совершенно ему не пришлось бы ее насиловать. Желание, которое он вызвал у нее прежде, чем она успела его хотя бы увидеть, теперь стало таким острым, таким пронзительным, что Вика едва не вскрикнула. Никогда, ни одного мужчину на свете она не хотела вот так – до дрожи.
– Не дрожи, – сказал Влад. – Да расслабься ты! Мышцы в тонусе, твердые вон как камни.
Он стал массировать ей плечи, спину. Так неожиданно и неприлично возникшее в ней желание не становилось меньше – просто ужас какой-то, все внутри билось и пульсировало от шеи до ног! – но на сведенные мышцы движения Влада подействовали благотворно: исчезло ощущение, будто в шею воткнули сверху острый кол.
– Во-о… – приговаривал он. – Вот так-то лучше.
Вика перевела дыхание. Многого она еще о себе не знает! И хотя телу стало приятно, в него словно эликсир молодости влили одним махом, но сознавать, что совершенно посторонний мужчина поджег ее так легко, будто высохшую до звона соломинку, ей было все же неприятно.
– Спасибо, – сказала Вика. – Все прошло.
Она перевернулась на спину. Действительно, шея перестала болеть, а голова кружиться. И лицо Влада, светлые веселые его глаза сразу же явились перед нею отчетливо, во всей красе.
Глаза действовали на Вику не меньше, чем прикосновения. Вот наказанье!
Пришла Наташа с подносом, на котором стоял стакан в подстаканнике и лежала шоколадка.
– Чай очень крепкий, – предупредила она. – И сахара шесть ложек. Но я лимон бросила, чтоб не так приторно было.
Вика села, взяла, поблагодарив, чай. Ей хотелось поскорее уйти. Не очень-то приятно вдруг обнаружить, что ты готова отдаться совершенно постороннему мужчине. А если он почувствовал ее желание? Вику даже холодный пот прошиб, когда она это представила.
– Спасибо, – поспешно повторила она. – Со мной все в порядке, я пойду. У меня сегодня еще одна клиентка.
– Так сильно деньги любишь? – усмехнулся Влад.
Это замечание, да еще вместе с усмешкой рассердило Вику.
– Люблю ни от кого не зависеть, – отрезала она, вставая с раскладушки.
– Это правильно, – кивнул он. – У меня тоже характер тот еще. Ладно, пошли.
– Куда? – не поняла Вика.
– Скажешь, куда. Отвезу тебя.
– Не надо! – воскликнула она.
Влад посмотрел удивленно.
– Ты что? – сказал он.
Кажется, решив что-либо, он не брал во внимание посторонних возражений. Он не принимал при этом командирский вид, не супил сурово брови, его лицо вообще не менялось. Но делал он все так, как будто возражений и быть не может.
А вообще-то зачем ему возражать? Пусть довезет.
За три часа снег успел растаять начисто, даже на газонах его не осталось. Тускло зеленела последняя осенняя трава, текли вдоль тротуаров грязные ручейки, и все это вместе со сгущающимися сумерками должно было нагонять уныние.
Но молодая бодрость, так неожиданно и сильно проснувшаяся, никуда из Викиного организма не исчезла. Она бурлила у нее внутри и радостно покалывала губы. Как пузырьки первого лимонада, выпитого в детстве. Вика очень хорошо запомнила это ощущение и теперь узнавала его.
Когда она сказала, что ей надо попасть на Шаболовку, Влад даже приостановился в дверях подъезда.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Вот это судьба! Я же там живу.
– Так уж сразу и судьба, – пожала плечами Вика. – Просто совпадение.
Но вообще-то и ее такое совпадение поразило. И не могла она понять, приятно поразило или неприятно.
Она шла вслед за Владом через двор к его машине и изо всех сил старалась не любоваться его походкой. Но с ума же можно сойти от такой походки – как не любоваться! Абсолютная естественность, не скован ничем, и идет так же ладно, так же уверенно, как разминал Викины сведенные мышцы, как придерживал стакан с чаем, когда она делала первые глотки и руки у нее еще подрагивали от не совсем прошедшей слабости.
Они прошли мимо детской площадки, свернули за угол, к торцу дома. Влад достал из кармана ключи от машины.
Черный «Лендровер» стоял у тротуара косо. Словно припал к асфальту левым боком. Да и не стоял он, а почти лежал на брюхе.
«Похоже, совпадениям конца не будет, – подумала Вика. – Может, и правда судьба?»
Влад рассердился так, что она испугалась. Лицо побелело, скулы стали острыми, наверное, из-за стиснувшихся от гнева зубов. Он ударил ногой по одному из спущенных колес, зло выдохнул:
– Гады! Это кому ж я так дорогу перешел, а?
И задрал голову, словно тот, кому он перешел дорогу, должен был показаться в разрыве серых туч. Он был не только сердит, но и так расстроен, что Вике захотелось признаться в своем преступлении. Или убежать от греха подальше. И непонятно было, что окажется сильнее – честность, появившаяся у нее в зрелые годы, или страх за свою шкуру, обычный в детстве.
Но пока она размышляла, как поступить, Влад взял себя в руки. То есть чуть ли не в буквальном смысле слова – сжал кулаки, разжал и мрачно буркнул:
– Видишь что. Придется тебе самой добираться.
– Я доберусь, – поспешно кивнула Вика. – А… что ты будешь делать? – спросила она, прежде чем сообразила, что вопрос дурацкий.
– Эвакуатор вызывать.
Вика помедлила еще мгновенье… Нет, не смогла решиться!
– Я пойду? – осторожно спросила она. – Или подождать?
– Чего ждать?! – рявкнул он. – Иди уже!
Гнев его выглядел таким же открытым, как улыбка и взгляд. Мороз шел по коже от одного лишь зрелища такого гнева!
Вика не решилась даже «до свидания» сказать. Мысль о том, чтобы признаться, исчезла вовсе.
Она попятилась и без оглядки, все ускоряя шаг, пошла прочь.
Буря бушевала у нее в груди. Немало в ее жизни было разных чувств, но только теперь она поняла, что означает это книжное выражение: в груди бушует буря.
Прежде все ее чувства, даже самые сильные, были непротиворечивы. Она любила, ненавидела, возмущалась, радовалась, злилась, чувства могли давать ей счастье или больно бить и ранить, но они не сталкивались друг с другом, налетая с противоположных сторон, они не были взаимоисключающими.
Теперь же чувства накатывали волнами, и каждая следующая волна перекрывала прежнюю. И началось это даже не в ту минуту, когда Вика подошла вместе с Владом к искалеченной ею машине, а раньше, когда эта машина отбросила ее в лужу, и продолжалось потом, когда сквозь пустой поток ничего не значащих Наташиных слов вдруг послышался его голос, и хотя ничего значимого в словах, этим голосом произнесенных, не было, но он пробил вязкую кашу, в которую превратилась ее жизнь, а прикосновение его рук словно форточку распахнуло – и хлынули в эту форточку чувства живые, вот эти самые, которые теперь бушевали в ее груди бурей.
