Ольга Горовая - Испытание любовью

И при этом -- за все четыре дня они ни разу даже не заговорили. Молча обменивались взглядами, или же Леся просто делала вид, что его не видит, а сама то и дело косилась в сторону Влада. В общем, сплошная нервотрепка!

Но сейчас перед ней стояла другая, куда большая проблема. Только достав платье из шкафа, готовя его к завтрашнему торжеству, она вспомнила про отсутствие украшений. Бежать в магазин было поздно. Да и что достойное можно обнаружить за пару часов?

Конечно, как вариант, можно, вообще отказаться от украшений. Но тогда ее наряд будет смотреться неполно и незавершенно, Леся прекрасно понимала это.

И что же теперь делать?

Вздохнув, она без сил опустилась на кровать, а потом с виной посмотрела через открытую дверь на темный угол, где располагалась кладовка. Она клялась себе, что больше никогда... Никогда... Но, может быть, один раз можно?

Закусив губу, Леся медленно поднялась и пошла в коридор с такой неохотой, будто кто-то заставлял ее это делать. Включив свет, она открыла дверь и посмотрела на самую верхнюю полку. Там были спрятаны самые ненужные вещи. Старые журналы, которые давно следовало выкинуть, да все руки не доходили, лишние тарелки, надбитые чашки. Но за всем этим на полке валялась и еще одна вещь -- не очень большая коробка, замотанная скотчем так, словно ее просто опасно было открывать.

Собственно, в каком-то смысле, так оно и было. Леся поклялась себе, что никогда ту больше не откроет. Но... Ведь никто не узнает? Он не узнает.

Разрываемая, растягиваемая внутренними противоречиями, она вернулась в спальню и достала ножницы.

В этой коробке хранились подарки Влада, драгоценности, настоящие драгоценности, а не бижутерия, которые он ей дарил. Когда Леся ушла -- она вернула их ему, собрав в одну коробку и отправив Владу. Но уже в одиннадцать ночи того же дня получила их обратно с курьером. К коробке прилагалась записка из двух слов:

"Они твои"

Тогда Леся замотала злосчастные украшения скотчем и поклялась, что никогда больше не откроет. Но сейчас... Искушение оказалось таким сильным. Тем более что там имелся кулон из сапфиров, которые прекрасно гармонировал бы с платьем. Когда-то Леся выбрала тот из-за схожести с причудливым цветом глаз Влада -- камни так же меняли оттенок из-за освещения от темного, почти черного, до прозрачно-синего. Они нашли кулон случайно, на выставке драгоценных камней, и когда Владислав услышал ее сравнение -- тут же купил Лесе этот кулон и сам надел на шею, хоть тогда на ней был совершенно неподходящий наряд -- джинсы и свитер.

Аккуратно разрезав толстый слой скотча, Леся извлекла на свет цепочки, браслеты и кольца. Глаза тут же отыскали необходимый кулон. Осторожно распутав звенья цепочки, она опять поднялась и подошла к зеркалу, неуверенно, с опаской -- но все-таки приложила украшение к груди.

Домашний халат, пусть и из атласа, смотрела с этим кулоном столь же неуместно, как и давешние джинсы со свитером. Но почему-то сердце Леси так же сбилось с ритма, как и когда Влад впервые застегнул цепочку на ней. Это украшение будет смотреться просто потрясающе с платьем.

Лишь бы он не увидел.

Но Леся специально узнавала и Борис Андреевич пообещал ей, что никого постороннего на юбилей канала не пустят. А женское самолюбие так подталкивало ее позволить себе в полной мере блеснуть на вечере.

Поклявшись себе, что поступит так только однажды, а в субботу утром опять закинет коробку с этими украшениями как можно дальше, Леся оставила кулон на комоде, спрятав остальные драгоценности назад, в коробку.

Сказать по правде, более напряженной и изматывающей недели Влад просто не мог припомнить, хотя очень старался. Просто так, из спортивного интереса, чтобы как-то унять раздражение и неудовлетворенность от того, что он ни на шаг не продвинулся в достижении своей цели.

Влад сходил с ума, судя по всему. Иначе, как можно объяснить то, что посреди всех своих проблем, игнорируя продолжающиеся придирки мера и козни Костенко, которые тот, похоже, и не думал сворачивать -- Владислав регулярно забивал на работу и уезжал туда, где мог бы увидеть Лесю. И тем не менее, он не предпринял ни единой попытки, чтобы хоть заговорить с ней. Что-то в ее взглядах намекало, что она не придет в восторг от его попытки, пусть большая часть этих взглядов и бросалась Лесей тайком. И все-таки, Влад не считал неделю совершенно провальной. Он смотрел каждый выпуск утренних программ и новостей, которые вела она и, не мог не ощущать самодовольного удовлетворения от того, что Леся, похоже, приняла в этом конфликте его сторону. Его девочка всегда отличалась восхитительной преданностью, даже когда злилась на него.

Хотя, Влад подозревал, что узнай она его мыслях, ничто не удержало бы Лесю от того, чтобы отвесить ему хорошую затрещину. И еще одну за то, как он ее называл, пусть и только в мыслях. Но, черт побери! Леся и была его! Чтобы там сама по этому поводу не думала!

Мысль о том, что в ее злости и обиде на него винить некого, кроме себя самого, заставила Влада в раздражении бросить вилку и нож на тарелку. Хорошо еще, что его кабинет в "Билле Бонсе", как и обычно, был совершенно пуст, не считая самого Влада. Не хватало еще подпитывать среди официантов глупые сплетни о том, насколько у него отвратительный характер. Хотя, чего уж тут? Против правды не попрешь.

А за последнюю неделю его слишком много бесило, что не могло не сказаться на и без того не совершенном нраве. Особенно изводило Владислава то, что Леся не желала отвечать на его звонки. Умом он понимал ее реакцию, как и то, что смысла нарываться на разговор пока нет. Но это разум был таким мудрым. Сущность же Влада просто требовала схватить ее и запереть где-то, пока не удастся вернуть Лесю, убедить ее, что они просто должны быть вместе. Пока разум преобладал, к счастью.

Отпив глоток кофе, Влад уперся губами в сжатый кулак. Он так и не пришел к однозначному выводу, о том, как должен отреагировать на их последний разговор, что должен сказать, чтобы заставить Лесю прислушаться. Какой ответ она хочет услышать?

Над тем, что сказал Юра, Влад так же старался не думать. То есть, нет, не совсем так. Глупо было спорить и доказывать самому себе, что он не испытывал чувств к Лесе. Испытывал. Было ли это любовью, о которой так часто трезвонят в фильмах и книгах, да, даже, в рекламах жевательных резинок и мобильных телефонов -- Владу дела особо не имелось. Как он уже решил -- Леся была его. Каким бы понятием это не обозначалось -- любимой? Великолепно. Его и так устраивало. Как угодно, лишь бы Леся вернулась. Все упиралось только в то, как убедить ее поговорить и выслушать его? И как сдержать себя, чтобы опять не накинуться на Лесю с голодными объятиями и поцелуями. Потому как то, что случилось в его кабинете в прошлый четверг только усилило напряжение Влада, скрутив все внутри в тугую, взведенную пружину.