Дороти Иден - Агнец на заклание
Когда Элис раздевалась, в комнату вошла Маргарет.
— Привет, — сказала Элис. — Какие замечательные новости о Камилле, правда? Маргарет осторожно ответила:
— Наверное, да.
— Ты что-то не слишком уверенно… Маргарет промолчала. Она держала руки за спиной, и ее лицо было непроницаемо.
— Так ты не веришь? — не отставала Элис.
— Когда речь идет о Камилле, трудно быть уверенной, — наконец пробормотала девушка.
Вдруг она резко выдернула из-за спины правую руку с пакетом из белой папиросной бумаги.
— Отец сказал, что собирается прийти поужинать с вами. Вам лучше надеть это.
Маргарет от смущения покраснела, и Элис решила, что девушке нелегко дался первый шаг навстречу.
Элис взяла пакет. В нем оказалась ярко-красная ночная рубашка.
— Но Маргарет! — Элис держала нежную невесомую вещь в полном смущении. Она перевела взгляд на поношенное коричневое платье Маргарет, расходящуюся застежку, потом снова на женственную кокетливую рубашку. Откуда у Маргарет, абсолютно равнодушной к своей одежде, такая вещь?
— Мне ее подарили, — объяснила девушка. — Но я ее никогда не надевала.
— Но зачем ты отдаешь мне такую замечательную вещь? Сохрани ее для…
— Для чего? — грубо прервала ее Маргарет. — Вы можете представить меня в нейлоне?
— Да, и…
— Наденьте, — велела Маргарет. — Она вам очень пойдет, — добавила она хмуро и резко и, будто не желая спорить, вышла.
Надевая рубашку, Элис ощутила какое-то неудобство. Эта замечательная вещь словно охватывала все ее тело пламенем. Она подумала, что вот-вот войдет Дандас, и внезапно чувство неудобства переросло в возбуждение, знакомое каждой женщине, желающей увидеть восторг в глазах мужчины.
Дандас вошел с карточным столиком, аккуратно приставил его к кровати и веселым, почти мальчишеским, голосом объявил:
— Я собираюсь с тобой поужинать, если ты разрешишь, конечно.
Потом он поднял глаза и увидел Элис. Было интересно наблюдать, как расширились его зрачки. Как у испуганного кота. Как у тигра. И Кэтрин думает, что у него глаза тигра, а лицо всегда ласковое и радушное.
— Почему… ты в этом?
Он что, никогда не видел красивую женщину в постели? Элис подумала, что она сейчас весьма привлекательна. В локонах кокетливо синеет ленточка, от слабости заалели щеки. Грудь облегает мягкая гладкая ткань ночной рубашки, благодаря неожиданной заботе Маргарет.
Однако у Элис возникло странное чувство: то, что она увидела в его глазах, — не восхищение.
— Это рубашка Маргарет, — объяснила Элис. — Она заставила ее надеть. Так мило с ее стороны. Красивая, правда?
Она следила за лицом Дандаса, желая отгадать причину неудовольствия. Конечно, он думает-гадает, откуда у его чопорной тихой дочери такая роскошная вещь?
— Я не знаю, где она ее взяла, но, уверена, тебе совершенно не о чем беспокоиться. — И вдруг Элис добавила:
— Но она не принадлежит Камилле, как те туфли?
Дандас слегка вздрогнул.
— Если и принадлежит, то я об этом не знаю. — Потом, как бы желая загладить свою резкость, он добавил:
— Просто ты в ней совершенно прелестна. Но я все же поговорю с Маргарет. В тихом омуте… Сама знаешь. — Он улыбнулся, и Элис успокоилась.
Дандас вышел из комнаты, а она легла на спину, размышляя о вкусах женщин побережья: стильные вечерние платья Кэтрин Торп, беличья шубка Камиллы, ночная рубашка Маргарет…
Вдруг ей пришла в голову мысль: а может, они все — из одного источника? Элис удивилась сама себе.
Дандаса долго не было. Элис даже показалось, что она слышит крики, но она не была в этом уверена. Снова поднялся ветер, и пара тех странных хищных птиц скреблась на крыше. Она слышала их пронзительные противные голоса, скрежет когтей по железу. И вдруг вспомнила Уэбстера, лежащего под дождем со свернутой шеей. Жаль, что в письме Камиллы не было даже намека на то, кому пришло в голову убить Уэбстера.
Элис показалось, что она пропустила что-то важное в том письме, но что именно? Вполне может быть, что у подруги вошло в привычку писать печатными буквами. Сама Элис никогда так не писала. Но с другой стороны, они с Камиллой вообще так редко переписывались, что она не могла судить о ее привычках и манере. И все же в этом письме что-то было…
Элис потянулась, чтобы достать его со стола, и нейлоновая рубашка нежно потерлась о кожу, будто к ней прикоснулся лепесток цветка. И вдруг, как будто ниоткуда, снова раздался голос Маргарет:
«Папа любит женскую одежду».
Дверь открылась, и Элис резко повернулась.
— Я тебя испугал? Конечно, надо было постучаться, но, как видишь, руки заняты.
Дандас держал поднос, уставленный китайским фарфором, графинчиком с шерри, бокалами и вазой с желтыми розами. Он аккуратно поставил розы в центр столика и, улыбаясь, повернулся к ней.
— У нас маленький праздник.
— А что мы празднуем? — осторожно спросила Элис.
— Хорошие новости от Камиллы и твое выздоровление, конечно. — Его взгляд замер на ней, а голос снова бархатно зазвучал:
— Особенно твое выздоровление.
Дандас расставлял тарелки. О чем он, интересно, думает, спросила себя Элис и снова почувствовала какую-то неловкость. Она почувствовала настороженность в его взгляде, но улыбка была доброй. «Папа любит женскую одежду», — снова вспомнила девушка слова Маргарет. Дандас вынул пробку из графинчика и осторожно, медленно наполнил бокалы до краев золотистым напитком.
Причина такой неспешности движений, повяла Элис, в том, что руки Дандаса дрожали.
— Вот, моя дорогая, — вручил он ей бокал, и капля шерри выплеснулась на простыню. Он разволновался, схватил салфетку, торопясь промокнуть пятно. — Я немного нервничаю. — А потом неожиданно чопорно добавил:
— Как ты думаешь, если человеку за сорок, он еще может о чем-то мечтать?
— Может, — искрение ответила Элис.
— Мне сорок два. — Он был очень взволнован, и Элис хотелось ему помочь.
— Так о чем ты мечтаешь, Дандас?
— О тебе, моя дорогая. — Слова были сказаны. Дандас сделал большой глоток шерри и уже смелее продолжил:
— Я в тебя влюбился. Я никогда не думал, что снова на это способен. На самом деле я раньше никогда не влюблялся и очень надеюсь, что смогу убедить тебя выйти за меня замуж.
— Ну, Дандас, — пробормотала Элис. Это не было неожиданностью. По его поведению она чувствовала, что дело идет к этому. Ей было любопытно и несколько смущало, что тебе делают предложение вот так — когда ты лежишь в постели в чужой ночной рубашке.
А почему она должна смущаться? Дандас — добрый, нежный, заботливый. С ним она никогда не окажется в трудном положении. Она может позволить ему окутать ее любовью, заботой, лаской. У нее будет все, о чем она мечтала: человек, который любит ее глубоко и искренне. Ей не надо будет бороться в одиночку. Она войдет в круг миниатюрных дам этого дома и станет единственной живой среди них. Она будет на пьедестале, и ей будут поклоняться.
