Елена Лобанова - Фамильные ценности
Росла только ярость в адрес Надьки, навязавшей им эти две сумищи с морковкой. «Уродилась, уродилась! Будете соки пить!» Между прочим, чтобы соки пить, нужно, во-первых, иметь соковыжималку. А во-вторых, вместо того чтобы мчаться к ребёнку, пришлось тащиться с этими сумками к маме – не отпустишь же её одну с этакой тяжестью.
– Паша… – прошелестела Зоя в трубку, едва переступив мамин порог и достигнув телефона. И, наконец-то дождавшись с другого конца иронического вздоха, тупо уточнила: – Это ты?
– Ты не поверишь! – невозмутимо отозвался единственный в мире голос.
– Соскучился?
– Ну-у, – протянулось в ответ, – относительно…
После этого немного отпустило. Дышать стало полегче. Правда, не настолько, чтобы задерживаться у мамы. Хотя дядя Гриша распорядился:
– Мойте руки – и за стол! Я пельмени сварил.
– Не могу… много дел, – промямлила Зоя. – Спасибо, конечно…
Дядя Гриша посмотрел с искренним недоумением. Надо было знать дядю Гришу. В каждом его действии, будь то чтение газет, вызов водопроводчика из домоуправления или сочинение очередной строфы, таилась великая сила, заставлявшая людей слушать и слушаться. А быть может, это была не сила, а великая убеждённость в своей правоте? Или великая убеждённость, перешедшая в силу?
Два дня он самостоятельно вёл хозяйство: разогревал обед и ужин, мыл посуду, выносил мусор и выгуливал Муху. И, готовясь к их возвращению, пошёл в магазин и купил пельмени «Богатырские». Он варил их, помешивая, сливал воду и заправлял сметаной. И после всего этого Зоя посмела отказаться?!
– Извини, дядь Гриш, – пробормотала Зоя – У нас в школе проверка намечается… Надо готовиться, столько писанины…
Дядя Гриша непонимающе поднял всё ещё густые, почти без седины брови. Мама проницательно хмыкнула, но промолчала. Зоя вдруг заметила, до чего похожи они с мамой. Ну точно – одна порода! Только она, видно, удалась в другую – рассуждала Зоя, отступая в коридор и выскальзывая на лестницу и дальше, во двор…
– Прибыла, – без всякого выражения констатировал Пашка, открыв дверь. Глаза его были пусты и холодны.
От этого «прибыла» и от того, как он повернулся и ушёл к себе, Зою обдало морозным ветром. И она мёрзла весь вечер. Не согрел даже чай, который сын отказался пить вместе с ней, потому что надо было зубрить историю – завтра в школе предстоял какой-то срез.
И всё от того же холода она опять проснулась среди ночи.
На сей раз её ужас именовался «турник». Точнее – «в доме до сих пор нет турника!» А последствия юношеского кифосколиоза?! Страшно подумать! Ведь позвоночник, всем известно, – царь организма! Со следующей же зарплаты, поклялась она себе, куплю в «высшей лиге» эту блестящую палку и заставлю Пашку повесить в проёме! И висеть на ней по минуте каждый день! Нет, трижды в день!
Потом вдруг пришла новая мысль, ясная и упорная, из тех, до которых в жизни не додумаешься днём: вся трагедия в том, что она неправильно разговаривает с сыном! Просто-напросто она, мать, употребляет не те слова, что нужно, вот ребёнок и не понимает её! А с ним надо говорить как-то иначе, на другом, понятном ему языке.
Но на каком же? Она должна немедленно приступить к изучению. Она будет очень стараться. Может, как-нибудь на американский лад: с оборотами вроде «у меня проблема», «давай попробуем обсудить», «рассмотрим ситуацию»… Ведь так, кажется, выражаются тамошние психоаналитики, сплошь образцово доброжелательные и белозубые?
Или, может быть, лучше на подростковом сленге, фразочками типа «я что-то не догоняю», «ясен пень», «я в шоке» и «косяков наломали»… Или «накосячили»?
Хотя что именно тут обсуждать, когда ситуация ясна как день или, может быть, как пень: ты – моё самое главное, единственное в жизни, и я смертельно боюсь за тебя?
И она всхлипнула в подушку.
– …да ничего не надо! Сам перебесится, – уверенно пообещала Ируся.
Душеспасительный сеанс проходил на супружеской кровати, благо Ирусиного Славика опять вызвали сверхурочно.
Голубая кружевная гардина слегка колыхалась, раздуваемая ветром, и тень её струилась по голубым же обоям на стене.
– Художественно тут у тебя! – в двадцатый раз вздохнула Зоя. – И додуматься же надо – всё голубое: обои, занавеска и люстра даже! И даже покрывало!
Вот так же, как на этом покрывале, они лежали когда-то в детстве, глядя в потолок, в крошечной Ирусиной комнатке на диване. Только тогда взгляды их не достигали потолка, на середине пути сворачивая в область розовых грёз и голубых мечтаний. И вот прошло тридцать лет, и пожалуйста: Ируся свою голубую мечту осуществила, а Зое остаётся только любоваться её люстрой в виде трёх лилий.
– Покрывало это я не покупала, а сшила, – уточнила Ируся. – Ты забыла, летом? В «Золушке» была такая стёганая ткань, готовая – только подшить.
– Всё равно ты молодец. И девчонки у тебя молодцы. Не мешают поговорить.
– Естественно. Дрыхнут. С дискотеки же в пять утра явились!
Зоя решила, что ослышалась. Но выражение Ирусиного лица…
– Твои девочки? Даша? Маша? Обе?! Как же… им же всего…
– Семнадцать и девятнадцать, – подсказала Ируся. – И в этом возрасте в Америке уже живут отдельно от родителей. Так меня мои девочки проинформировали. У Дарьи в институте, видите ли, СВОЯ КОМПАНИЯ, и туда же соизволили принять и Марью. Теперь Манька, надо понимать, достигла главной цели в жизни! И вот ходят на дискотеки по пятницам – этой самой КОМПАНИЕЙ. До четырёх утра.
– У-у-жас… – выдохнула Зоя. – А ты?
Ируся вздохнула – тихо, протяжно и терпеливо, как вздыхают давно и тяжело больные старики. За все тридцать пять лет знакомства Зоя ни разу не слышала от неё такого вздоха!
– Прикидываюсь, что сплю. А сама, конечно, до двух читаю, а потом… когда как. Зато наконец-то занялась самообразованием. Вот «Мастера и Маргариту» перечитала. И Пауло Коэльо, «Алхимика».
– Нет, ну это же… я не знаю… А Славик что же?
– Ничего же, – пожала Ируся прекрасными плечами. – Славик спит как младенец. Он своё дело сделал. И даже не одно, а два: зачал и вырастил. А всё остальное у нас называется – «твоё воспитание».
– Но как же… вы же вместе… столько лет… – Зоя не находила слов.
– Расслабься, подруга, – посоветовала Ируся. – «Мы же» – были когда-то. А теперь у нас – «он же» и «я же». Как инь и ян – противоположные начала. Слышала про такие?
– Ну да… восточные символы… Так они разве не вместе? Не заодно? Мужское и женское начала! И вообще, у вас же… ну… любовь!
Почему-то это слово выговорилось трудом.
– Через четверть века совместной жизни? Наивная ты девочка! Через четверть века «любовь» – это уже инцест! – вздохнула Ируся, на сей раз легко, как о давно забытом. – И, между прочим, не я это придумала. Сходи-ка на форумы в интернете, пообщайся с умными людьми… Хотя у тебя же компьютера нет. Вот что: как в нашей шараге будут списывать, я тебе раздобуду! В этом году, правда, уже вряд ли…
– Да не надо мне… Я с ним не умею, – пробормотала Зоя и завалилась навзничь.
У неё было такое чувство, словно по ней проехал асфальтоукладчик. Такой новенький, мощный, ярко-жёлтый. И под его катком за какую-нибудь минуту с хрустом распластался весь мир этого родного, этого заветного дома. Да что там! Само слово «любовь» со звоном рассыпалось на кусочки!
А непостижимая Конькова приподнялась на локте и постановила:
– Так, хватит трагедий! Всё нормально. Жизнь продолжается! Слышишь, Зоська? И ты мне, подруга, лучше вот что скажи: ты бабкину тетрадку хорошенько просмотрела? Всю-всю?
Зоя убедилась, что выглядит Ируся совершенно как всегда: глаза ясные, цвет лица безупречный, в пушистом розовом халате с широкими белыми манжетами и воротником шалевой формы. Может, эти ужасы Зое послышались?
– Баб-Анфисину? Само собой… Раза три пролистала.
– А может, там какие-нибудь невидимые чернила? Или, может… шифр…
Зоя постучала пальцем по лбу.
– У бабы Анфисы? Не смеши… У неё четыре класса образования было. Притом человеку за восемьдесят!
– М-м… – простонала разочарованно Конькова и плюхнулась на спину. Но тут же подскочила с новым вопросом: – А на какой фильм она ходила, ты узнала?
Определённо её признания Зое только послышались!
– А что? Думаешь, надо было?
– Ну, мало ли! Вдруг какая-нибудь ниточка. Ты детективы-то хоть читаешь, Петунина?
– Да как-то не очень…
– Так и знала! Как в лесу живёшь. Наследство – это же самая популярная тема! Ну, после заказных убийств, конечно.
– Фу… Проживу как-нибудь и без популярных тем, – скривилась Зоя, отворачиваясь и прикрывая глаза.
Ируся слегка пнула её пяткой и объявила:
– Пошла варить кофе! А то ты, подруга, я смотрю, выспаться решила!
– А что… И очень кстати бы, – пробормотала подруга.
Неожиданно захотелось домой. Слишком много отрицательной информации вылилось на неё в этом уютном доме. Даже голубые стены в спальне на глазах помрачнели. Смотреть на них бессонными ночами?! «Не буду делать голубую спальню, – перерешила Зоя. – Лучше цвет беж или персиковый…»
