Кристина Хегган - На Лазурном берегу
– Я нашел работу, – объявил Брайен, помешивая свой кофе.
Карен подавила улыбку. Почему он не сделал этого раньше, когда в семье все еще могло наладиться?
– Прекрасно! А где?
– На фирме «Прэтт-системы». Буду помощником руководителя проекта в отделе электроники. – Он старался не встречаться взглядом с Карен. – Зарплата, конечно, не сказочная, но хватит на хозяйство, и через две недели я смогу уже выплачивать алименты.
– Спасибо, – сказала Карен.
Ни разу за несколько встреч Брайен не сказал ей, что жалеет о случившемся, и не попросил прощения.
Карен понадобились две недели и пять поездок в Нью-Йорк, чтобы найти жилье, которое по крайней мере не вызывало отвращения.
Квартирка была не бог весть какая: маленькая спальня, столовая-гостиная, выходящая на шумную улицу, ванная комната с душем и крошечная замызганная кухонька, обставленная какой-то рухлядью.
Джек одолжил на своей газовой колонке грузовик, чтобы помочь перевезти мебель. С помощью Ширли они заново выкрасили квартиру, повесили занавески на окна и украсили стены оставшимися от родителей семейными реликвиями.
За день до окончательного переезда соседка, двадцатилетняя студентка-художница по имени Дебби Рескот появилась на пороге с шестью огромными шоколадными пирожными, которые только что испекла.
– У меня в Спокане осталась маленькая сестра, так она ест эти пирожные быстрее, чем я успеваю их выпекать. И я подумала, что вашей дочери они, наверное, тоже понравятся.
Карен рассмеялась и поблагодарила.
– Мне кажется, вы с Элизабет станете хорошими друзьями.
Дебби, симпатичная голубоглазая блондинка с длинными кудрявыми волосами, обладающая тонким художественным вкусом, прошлась по гостиной и заглянула в бледно-розовую спальню Элизабет.
– Вашей дочери наверняка понравится.
«Боже, как я надеюсь на это! – горячо взмолилась про себя Карен. – Как надеюсь!»
Они переехали утром двадцать первого сентября. Стоял великолепный солнечный день.
– Ну, как тебе? – спросила она дочь, поставив чемодан на пол.
Элизабет прошла до середины гостиной, медленно окидывая взглядом потертый ковер, обеденный уголок, в котором едва умещались стол и самая необходимая посуда, коричневый вельветовый диван и стул, которые Карен купила на распродаже в подвале их дома.
– Это и есть квартира? – спросила дочь.
Карен закрыла дверь и сделала вид, что не заметила разочарования Элизабет и ее мрачного взгляда. Всю последнюю неделю она держалась угрюмо и замкнуто, но мать понимала, что девочке трудно смириться с такими переменами в жизни, и поклялась себе быть терпеливой.
– Это, конечно, не дворец, – весело сказала она, – но я покрасила все в твои любимые цвета, а наша соседка такая симпатичная. И согласна посидеть с тобой, когда будет нужно.
– Мне не нравится вся квартира! Она ужасная, темная. И в ней плохо пахнет.
– Ее просто нужно проветрить и немного обжить.
Элизабет продолжала стоять посреди комнаты, сложив на груди руки и стиснув зубы.
– Я не хочу здесь жить. Я хочу домой. Хочу вернуться в Хэддонфилд.
– Элизабет, ну будь умницей. Я же объяснила, дорогая, почему мы не можем вернуться. Мне очень жаль, что тебе не понравилась квартира. Я и сама от нее не в восторге, но это лучшее, что я смогла найти.
В три часа того же дня Карен записала дочь в школу и загрузила холодильник. Поскольку это был их первый вечер в новом доме, она решила немного покутить: приготовила гамбургеры и картошку фри. А с завтрашнего утра начнет экономию.
Карен уже чувствовала какое-то новое возбуждение. Работать в Нью-Йорке – мечта всей ее жизни, и вот теперь эта заветная мечта была близка к осуществлению.
В середине ночи Карен почувствовала, что дочка пришла к ней на диван.
– Я не могу заснуть, – жалобно сказала Элизабет, дергая ее подушку.
Карен подвинулась, давая ей место, и крепко обняла.
– Ничего страшного, малыш. Я тоже не могу.
ГЛАВА 12
После двух недель бесед и прослушиваний Карен чувствовала себя совершенно измученной, но мужества не потеряла, хотя и начала понимать, почему так часто слышала от актеров, что в их профессии мало привлекательного. Она обошла почти все театры Манхэттена, Сохо и Вилидж в поисках хоть какой-нибудь должности, где бы чувствовала себя на своем месте. Но, к великому разочарованию, в театрах либо никто не требовался, либо предлагались такие ничтожные деньги, что ей пришлось бы трудиться на трех таких работах, лишь бы как-то свести концы с концами.
Карен решила сменить тактику, прекрасно понимая, что ей необходимо освежить, восстановить свои актерские навыки. Поэтому она нанялась на неполный рабочий день официанткой в бистро «У Мирры», шумный французский ресторанчик, посещаемый по большей части безработными артистами. Заработав немного денег, Карен поступила в класс актерского мастерства к очень известной в прошлом венгерской актрисе. Ее рекомендовали завсегдатаи бистро.
– Она женщина прямолинейная, – сказала ей напарница-официантка. – Может и не принять. Но если тебе повезет и ты ей понравишься, она будет поддерживать тебя изо всех сил. – Колин, мать двоих малышей, добавила: – Да смотри, не показывай ей свою Элизабет, венгерка не любит детей.
Петралин Колини или Петри, как все ее называли, жила в отреставрированном особняке на Лексингтон-авеню. Ее квартира на первом этаже была необыкновенно уютной.
После долгой беседы, в ходе которой пожилая актриса подробно расспросила об образовании, опыте работы и о целях, приведших Карен к ней, Петри согласилась записать ее в группу повышенного уровня, которую только что набрала. Занятия проходили по вторникам и четвергам во второй половине дня.
– Первое, что вы должны запомнить, – сказала Петри пяти ученикам своего элитного класса, – главный ваш учитель – это жизнь. Мы все знаем, что такое боль, радость, любовь, надежда и страх. А некоторые из нас, возможно, испытывают такие страстные желания, что могли бы и украсть, а может, даже и убить. В ближайшие недели будем учиться передавать эти чувства так, чтобы нам поверили. Мы будем черпать вдохновение из собственного опыта и будем делиться своими знаниями друг с другом. Потому что представление на сцене – это прежде всего взаимодействие актеров друг с другом.
Петри говорила это низким завораживающим голосом с венгерским акцентом и ходила по гостиной, выразительно жестикулируя, когда хотела что-то особенно доходчиво объяснить. Карен была восхищена энергией этой женщины, силой, которую она излучала, и возбуждением, которое вызывала.
В свои пятьдесят шесть лет это была высокая гибкая женщина с густой копной ярко-рыжих волос, уложенных на затылке в изящный пучок, тонкими чертами лица и живыми синими глазами. Ее одежда, которую она носила с непередаваемым достоинством, была элегантной и дорогой. Где бы Петри ни появилась, она вызывала неизменный шепот восхищения, даже в своем уже далеко не юном возрасте.
