Томас Уайсман - Царь Голливуда
— Я буду рад зайти к вам, — сказал он тихо и, когда девушка отвернулась, незаметно пожал плечами, взглянув при этом на Эда.
— Не вздумай отказываться, — прошептал последний. — Тебе тут, конечно, ничего не светит, зато подкормишься, у ее старикана деликатесная лавочка.
Саре Эсбергер было лет восемнадцать-девятнадцать; ее работа в фирме "Германн Глэнц и сыновья" заключалась в писании счетов и писем — Вилли заметил чернильные пятна на ее пальцах. В молчании прошли они пару кварталов, и, когда исчезли из поля зрения веселой компании, девушка сказала:
— Вам не обязательно идти ко мне, мистер Сейерман, я пригласила вас просто потому, что они слишком жестоко обошлись с вами и…
— О, да они просто шутили, — сказал Вилли, — они не хотели меня задеть, я ведь могу оценить шутку.
— А я ненавижу жестокость.
— Да они просто хотели немного повеселиться.
— За ваш счет?
— Да, конечно. Но что в этом такого?
— Вы очень добродушный человек, мистер Сейерман. Немногие люди могут мириться с такими шутками.
— Это ничуть меня не задевает, — сказал Вилли, начиная все более ощущать собственное благородство. — Если им нравится ржать по-жеребячьи и глупо гоготать, пусть их, я считаю, что они имеют на это право.
— Вас это действительно не раздражает? Или вы просто не показываете вида?
— Если и раздражает, мисс Эсбергер, то самую малость. Может, это и бесчеловечно с их стороны, но я и правда, почти не обижаюсь. Я даже думаю, что если люди делают что-то плохое, то хуже от этого бывает только им, позже это принесет им страдания. Но я на них зла не держу. Я не хочу сказать, что вот сейчас провожу вас и побегу к ним назад, но я не люблю, когда меня жалеют, это для меня хуже всего. Если я захочу, я могу сделать так, что человек, который был жесток со мной и причинил мне боль, больше не поступит так. Я знаю, что я это могу. Это моя жизненная философия, понимаете?
— Хорошая философия. Очень.
— С вашей стороны очень мило было согласиться с этим, мисс Эсбергер.
Какое-то время они шли в молчании, а потом Сара Эсбергер, бросив на Билли робкий, искоса оценивающий взгляд, сказала:
— Вы знаете, мистер Сейерман, я пригласила вас не только потому, что они обижали вас… Они смеются над вами из-за того, что вы так выглядите… Я не думаю, что вы… Что вы так уж плохо выглядите, как они говорят…
Вилли, посмеиваясь, сказал:
— Я и сам знаю, что я далеко не Адонис.
— Нет, я не то имела в виду, — сказала она, снова осторожно оглядывая его. — У вас выразительное лицо. Но, если позволите, я скажу, что… — Она запнулась, подумав, что она, возможно, и так уж зашла дальше, чем могла себе позволить.
— Продолжайте, мисс Эсбергер. Вы хотели мне что-то сказать.
— Да, мне кажется, я должна… Я хотела сказать, мистер Сейерман, вам просто нужно… нужно лучше продумать, как вам одеваться.
Вилли явно пришлось по вкусу, что кто-то проявляет о нем заботу.
— Да, — сказал он. — Я догадываюсь, что… Вы правы. Но дело в том, что я не могу много на себя тратить, у меня кое-какие планы. Я хочу подняться, преуспеть, а для этого не мешает иметь в банке хоть сколько-то денег, капитал. Ведь здесь столько разных возможностей для человека бережливого, который поднакопил деньжат. Когда-нибудь, когда у вас будет время, я расскажу вам о своих планах, потому что, когда я встречал вас в фирме, я всегда думал, что мисс Эсбергер — изящная юная леди с головой на плечах, и ваша точка зрения — это такая точка зрения, которую я, конечно, приму во внимание.
— Я буду рада послушать вас как-нибудь, мистер Сейерман, и благодарю вас за то, что вы хорошо обо мне отзываетесь.
— Вы правда рады? Это прекрасно!
И так, с разговорами, они продолжали свой путь, время от времени поглядывая друг на друга, и один раз Вилли даже показалось, что девушка слегка раскраснелась. Тогда Вилли подумал, что она, возможно, и не самая красивая девушка в фирме, но есть в ней что-то такое, что не позволяет людям говорить при ней слишком распущенно, у нее такая подчеркнуто-строгая манера держать себя… Может, она его шанс?
— Вот здесь я и живу, мистер Сейерман.
Он осмотрелся. Вокруг стояли доброкачественные особнячки старой постройки, очень симпатичные на вид, здесь росло даже несколько деревьев, а главное, не видно было всей этой босоногой сопливой ребятни, гоняющей вокруг с воплями и криками. Местность выглядела вполне респектабельно, совсем как сама мисс Эсбергер. В общем, это был спокойный жилой район с небольшими лавками и магазинчиками на первых этажах и жилыми помещениями наверху.
— У моего отца небольшой бакалейный бизнес, — сказала мисс Эсбергер. — Возможно, вы не откажетесь зайти на минутку?
Внутри, подвергаясь танталовым мукам от необходимости вести себя сдержанно, Вилли видел и обонял мясные филеи и большие круги ливера, свернувшиеся в мисках, копченые сельди, возлежащие на лотках, и картофельный салат в широких салатницах; здесь красовались плетеные корзины, наполненные свежеиспеченными булочками с тмином, бублики, а также караваи черного хлеба с румяными корочками; на одном прилавке, связка на связке, лежали жареные рыбешки и рыбешки копченые, здесь плавал в своем озерке заливной карп, благоухали маленькие блинчики с сочной рыбной начинкой, висели длинные гирлянды сосисок и сарделек, стояли банки со шпротами и длинные подносы с ватрушками и штруделем. Вилли никогда еще в своей жизни не видел так много хорошей еды сразу и в одном месте. Ароматы всей этой снеди довели его до изнеможения, ноздри его трепетали, он забыл, где он и кто он.
— Папа, — послышался голос мисс Эсбергер, — позволь познакомить тебя с моим сослуживцем, это мистер Сейерман, он работает у Германна Глэнца закройщиком.
— Мне очень, очень приятно, мистер Сейерман, сделать наше знакомство. Вы зашли попробовать мой штрудель? Пожалуйста, прошу вас, угощайтесь! Возьмите кусочек.
— Премного благодарен, мистер Эсбергер.
Вилли внимательно всмотрелся в штрудель и выбрал самый большой кусок, тут же откусив от него большую часть. Род экстаза выразился на его лице.
— Это же прекрасно! — воскликнул Вилли. — Более чем…
Но рот его был так основательно занят, что дальше говорить он не мог.
— Возьмите еще, пожалуйста. Смотреть на то, как вы аппетитно едите, для меня истинное удовольствие.
— Спасибо, мистер Эсбергер, я возьму еще, у вас тут такие восхитительные вещи! Только кто-нибудь вроде меня, обожающего хорошо покушать, может оценить все это по достоинству.
— Я вижу, мой дорогой, — сказал мистер Эсбергер, глаза которого светились одобрением, — вижу, что вы, мой юный друг, как раз и есть такой человек, который способен оценить добрую еду, а мне на таких людей даже смотреть приятно.
