Людмила Синицына - Узор счастья

— Перестань, — отмахнулась она. — Вечно ты со своими неуместными шутками. А я не могу утром спать — знаю, что он уже сидит там внизу и ждет, когда я встану!

— Потому что не смеет войти в дом, пока белая женщина не выйдет наружу. Не решается. Или так вымуштровали Боря с Наташей. Что поделаешь, такие тут нравы.

— И вообще, — воспользовавшись случаем, начала изливать свое недовольство Татьяна Петровна, — мне противно, что он дотрагивается до моих простыней, бродит по квартире. Выгони ты его, к чертовой матери.

— Раз он здесь работал, значит, им были довольны. Тебе не нравится, как он убирает дом? — вздохнул Матвей.

— Да не в том дело! Все он делает нормально...

— Тогда придется смириться.

— Ты даже не пытаешься понять меня! — вспыхнула Татьяна Петровна. — Я тебе говорю о своих чувствах, а ты мне толкуешь о том, как должно быть.

— Ну хорошо, хорошо, — стараясь успокоить ее, кивнул Матвей. — Уволю я его, если хочешь. Найдем кого-нибудь другого, помоложе.

— И чтобы кожа была посветлее, — по-прежнему сердито добавила Татьяна.

— Да где же их здесь возьмешь посветлее? Они все как головешки.

— А я видела шоколадных. Они не такие противные.

Матвей посмотрел вниз и невольно вздохнул:

— Жаль старика. Он привык к дому. К своей работе. Наверное, на те деньги, что он здесь получает, живет целая семья.

— Какое тебе дело до его семьи, следи лучше за тем, чтобы в твоей собственной семье все было в порядке, — ответила Татьяна Петровна все еще недовольным тоном.

— Я же тебе сказал, что уволю...

— Нет! — вдруг крикнул маленький Максим, до которого наконец дошел смысл разговора между отцом и матерью. — Не увольняйте! Не хочу! — Его синие глаза сверкали, лицо побледнело. Он сжал кулаки и стоял посреди комнаты.

— Эт-т-то еще что такое, молодой человек? — спросил отец, разглядывая сына.

— Ах, да не слушай ты его, — устало отмахнулась мать. — Они с этим Полем без конца о чем-то там разговаривают, не понимаю только, на каком языке... И, что мне особенно не по душе, варят вдвоем какую-то африканскую бурду и едят. Представляешь?

Отец более внимательно посмотрел на сына, потом на жену, потом снова на сына:

— Тебе не хочется, чтобы Поль ушел?

— Нет. Он был колдуном племени. Ему нельзя возвращаться в джунгли. Пока...

— Вот, смотри, до чего дело дошло, — всплеснула руками Татьяна Петровна. — Кошмар какой-то!

— Думаю, что выход есть, — негромко сказал Матвей Иванович. Несмотря на свою мягкость и уступчивость, в какие-то самые важные моменты (он со свойственным ему тактом угадывал, когда такая минута наступала), он принимал правильные решения. — Мы вот как поступим, — продолжал он. — Ты, Максим, скажешь Полю, что ему больше не надо убирать дом. Пусть он остается у нас... садовником. Ты сможешь ему объяснить? — спросил отец у сына.

Максим энергично кивнул:

— Конечно. Поль все поймет.

— Ну и хорошо, — отец поднялся. — А теперь, может быть, мы можем позавтракать?

Быстро допив какао, чтобы у матери не было повода задерживать его за столом, Максим кубарем скатился вниз по ступенькам и выбежал к своему другу. Тот повернул к нему лицо и вопросительно вскинул брови. Максим в свои шесть лет выглядел довольно крупным мальчиком. Поль — худенький, невысокий — рядом с ним казался почти мальчишкой.

Матвей смотрел на них сверху и видел, как Максим принялся что-то говорить этому африканцу — явно добрейшему на свете существу, которого и обидеть-то было грех, — и они пошли в глубь сада.

«До чего же мирный здесь народ, — думал Матвей. — И если кто их портит, так это мы да заезжие европейцы. Впрочем, быть может, это нам так повезло. Здесь что ни страна, то другой народ... Есть же племена, которые без конца воюют друг с другом, и кровь там льется рекой».

Присев на корточки, Поль что-то нарисовал на земле. Максим, схватив другую палочку, начал рисовать свою фигуру. Потом они рассмеялись так, что повалились на траву в разные стороны.

«Полная идиллия, — усмехнулся Матвей. — Наверное, это ее и раздражает. Но надо же понимать, что тот ведет себя с мальчишкой на равных. А мы без конца зудим, наставляем его, как себя вести, что нужно делать. Мы для него родители, а Поль — друг».

И в самом деле, Поль стал первым настоящим, задушевным другом Максима. Благодаря ему он выучил местный диалект быстрее и лучше французского. Научился вырезать деревянные скульптуры, еще не зная о том, какая это экзотика. Для него эти маски и фигуры были полны глубокого смысла.

Такой же смысл Поль вкладывал и в уход за деревьями в саду, поскольку работы в доме было не так уж много. Благодаря его стараниям сад стал намного пышнее и богаче. Правда, кроме его самого и Максима, никто не смотрел ни на овощи на грядках, ни на фрукты, что висели на ветвях. Цены на рынке были такие смехотворные, что экономить на продуктах Татьяна Петровна не видела смысла. Поль увозил куда-то тележки, нагруженные фруктами и овощами. И никогда не огрызался, когда Татьяна Петровна принималась без всякого повода выговаривать ему за это. Улыбка продолжала сиять в его темных, как агат, глазах. Казалось, он вообще не способен был сердиться.

— А я не вижу ничего плохого в их дружбе, — через какое-то время заметил Матвей. — Видно, что этот старик и мухи не обидит. Никакого вреда он не способен причинить ребенку.

— Если не считать какого-нибудь неизлечимого кожного заболевания, — фыркнула жена.

— Тогда давай поставим ему легкий домик прямо в саду — пусть живет здесь. И ты не будешь бояться, что он принесет из поселка какой-нибудь «подарок».

— Как всегда, у тебя исключительно конструктивные решения, — усмехнулась Татьяна Петровна.

— Если, конечно, Поль сам захочет...

— Вот именно. А как же его семья, о судьбе которой ты так волновался?

— По тому, как он ведет себя, похоже, что семьи в поселке у него нет. Может, в селении? И он изредка навещает их. Приходит он всегда на рассвете. Уходит, когда темно... Странно, почему мы никогда не задумывались, где он ночует. Может, ему и ночевать негде, но он не осмеливается оставаться здесь?

Так оно и оказалось на самом деле. И когда Максим сообщил Полю, что ему установят домик в саду, тот онемел от радости и несколько раз переспрашивал:

— Это будет мой дом?

— Твой, твой, — отвечал Максим, испытывая смущение, поскольку знал, почему его друг, покинувший племя, вынужден был поселиться в саду. Впрочем, Максим был доволен, что теперь Полю никуда не надо уходить. Разве только в те места, которые они сами наметят для походов. А им предстояло повидать очень много. Страна Драгомея была такой разнообразной: от саванн до глухих джунглей, которые теснились возле гор и по которым проходила граница с другими государствами.