Пат Бут - Сестры

Джули постаралась произнести свой вопрос как можно кокетливее – явный сигнал того, что у нее на уме не война, а любовь, вернее секс, а не любовь.

– Мне он правда очень нравится, Джули. Ты же знаешь.

– А что думают о нем все эти безумные мотоциклисты и девочки с побережья? Если они, конечно, способны думать.

– Он всем нравится, Джули. Это классный мотоцикл. – Голос у Билли был терпеливый и подозрительный.

– Может, ты собираешься меня как-нибудь отблагодарить?

– Я поблагодарил тебя, Джули.

– Я хочу сказать: должным образом.

Билли поежился. Он терпеть не мог, когда Джули начинала говорить как испорченная девочка. И не ответил.

Джули почувствовала, что вновь начинает закипать. Почему это она должна заботиться об этом парне? Почему она находит его таким неотразимо привлекательным? Психоаналитик уж, наверное, нашел бы какой-нибудь ответ. Неужели все из-за того, что она потеряла своего ребенка? Билли в самом деле годится ей в сыновья. Может, оттого, что она не могла иметь детей, она заводила их таким вот образом. Так или иначе, молоденькие мальчики превратились у нее в привычку.

Внешне Билли походил на всех остальных – юная, крепкая плоть, пикантный соус из болезненного самолюбия юности, свободного, ничем не отягощенного ума, пылкого сердца – но было и кое-что еще. У Билли было предназначение, цель, у Билли была мечта, которая не ограничивалась престижным колледжем.

Разумеется, особенным его делало искусство. Конечно, над этим можно потешаться – искусство с большой буквы! – но игнорировать трудно, очень трудно. Искусство всегда было для Джули загадкой. И в нем, и в художниках она чего-то не понимала. Но ясно было, что они, эти вздорные люди, могут все перевернуть по-своему и заставить мир смеяться над ней и ее негодным вкусом. Похоже, там не было никаких правил. Искусство нельзя было судить по меркам того, что продается, – кинобизнеса, к примеру, и это вносило неразбериху – особенно в Южной Калифорнии, где нужно иметь внешние признаки преуспевания, чтобы решить, стоит с вами разговаривать или нет.

В Англии художники всегда заставляли высший класс уважать себя. Они пребывали вне социальной структуры, в них видели нечто таинственное и странное, заслуживающее негодования и восхищения. Они были вне каст, раз и навсегда отказавшись играть в те игры, в которые играют все, – в игры классового общества. Было приятно, конечно, иметь старого Ван Дейка или Рейнолдса на стене, чтобы показать, что и в вашей семье водились деньги, или отдать пустую стену позднему Мальборо, чтобы показать, что и вы идете в ногу со временем. Но с энтузиазмом относиться к искусству и к художникам считалось наивным, и было свойственно разве что нуворишам, да к тому же изнеженным в стране, где в Итоне занимаются мужеложством и где остаток жизни проводят, изрыгая брань.

Джули почувствовала, что опять зашла в тупик. И вновь попыталась переменить тактику.

– Я подумала, что мы могли бы отправиться сегодня вечером к лорду и леди Хэнсон. Джеральдина звонила и передала тебе особое приглашение.

Билл сел. Все что угодно было предпочтительнее, чем Джули в игривом настроении. Изменение предмета беседы сигнализировало о начале любовной игры. Уж лучше отправиться к долговязому немногословному мультимиллионеру Хэнсону с его эффектной темноглазой женой.

– Ладно. Отлично. Я согласен. – Он помедлил. Что-то еще было у него на уме. Уместно ли сейчас говорить об этом? – Карлос говорил, что вчера вечером здесь случился переполох. Какая-то ненормальная заявила, что она твоя сестра.

На мгновение у Джули Беннет остановилось дыхание. На несколько минут ей удалось похоронить память о Джейн. И вот теперь Билли решил извлечь погребенное тело.

– Еще что ты слышал? – резко спросила она.

– Что явились полицейские и увезли ее. О чем можно еще было услышать!

Когда Джули вновь заговорила, ее голос звучал отдаленно, мечтательно.

– Это и была моя сестра.

– Что? – Билли рассмеялся. – Ты что, шутишь?

– Нет, я серьезно. – Джули сама не понимала, с чего на нее напала такая откровенность. Оцепенение словно обволокло ее густым туманом.

– У тебя есть сестра… и она сюда приехала… и ты заявила, что не знаешь ее… и вызвала полицию, чтобы они ее забрали. – Билли был ошарашен. Даже Джули Беннет не могла решиться на такое.

– Она не имела права являться и беспокоить меня здесь. – Голос Джули был как у обиженного ребенка, жалобный, почти плачущий, голосок расстроенной маленькой девочки.

– Полицейские ее отпустили? Где она сейчас?

– Она заявила, что сама из полиции, когда проезжала через ворота. А это уголовно наказуемо. Вот пусть ее за это и накажут.

Билли Бингэма взорвало:

– Но как ты могла… со своей собственной сестрой. Никто бы не смог… Позвони им и скажи, что произошла ошибка. Я сам позвоню. Прямо сейчас. – И он поднялся с лежака.

– Не смей!

Билли осмелился. Он подошел к ней. Есть в жизни вещи, которые стоит если не сказать, то сделать.

Он стоял перед ней, дрожа от негодования.

– Слушай, Джули. Ты унижаешь меня, ты можешь унизить кого угодно. Это часть той ночной игры, в которой мы все погрязли. Но ты не имеешь права вытворять такое со своей собственной сестрой. Это сверхъестественно. Это просто… – Он помолчал, подбирая подходящие слова, чтобы выразить свое отвращение. – Это просто… преступление.

Джули гадко усмехнулась в ответ. Жизнь, однако, полна сюрпризов. Она случайно попала в точку, ища разрядки, и вот теперь Билли Бингэм вне себя. Это очень хорошо.

Она заговорила даже на более безукоризненном английском, чем всегда:

– И что же ты, мой мальчик, намереваешься предпринять? Если я говорю, что у меня нет сестры, значит, так оно и есть. Кто это, скажи на милость, будет слушать ополоумевшего юнца? Господи, да посмотри же на себя! Ты же похож на бродяжку из Санта-Моники, пытающегося качать свои жалкие права. Только попробуй катить на меня бочку в этом городе, сразу окажешься там, где тебе самое место, – на помойке.

Английский, достойный королевы, и уличная брань Лос-Анджелеса причудливо переплелись, чтобы создать неотразимый сюр ее монолога.

Билли нечем было крыть. Мозг его лихорадочно работал. Разумеется, она права. Единственное, что он может, – это заставить Джули позвонить в полицию и все объяснить. Попытаться лезть туда самому – значит не достичь ничего и к тому же оказаться на улице или в камере. Как обычно, у Джули Беннет солидное подкрепление тяжелой артиллерией. Черт бы все это побрал! Почему она всегда побеждает? Какую сделку заключила она с дьяволом, что, доставляя всем столько боли, сама остается к ней нечувствительной?