Дениз Робинс - Больше чем любовь
Мне представлялось, что я буду жить в роскоши. Как все это было не похоже на жизнь в монастырском приюте, или в бедном, холодном пансионе старушки Вин, или в ужасных комнатах мисс Пардью.
Я побежала к Уокерам, меня просто распирало от желания рассказать им, как мне повезло.
Но ни Кэтлин, ни ее матери, ни Пом не было дома. Когда я вбежала в гостиную, то увидела высокого, широкоплечего молодого человека с курчавыми волосами и красивыми голубыми глазами. Он поднялся мне навстречу с дивана, где, уютно расположившись и подложив руки под голову, слушал танцевальную музыку по радио.
Юноша вопросительно взглянул на меня. Я посмотрела на него снизу вверх и сказала:
– А я вас узнала. Вы Пат, брат Кэт.
– Да, – произнес он и улыбнулся той же ослепительной улыбкой, что и Кэт. – Я Пат. А вы Розелинда.
– Да, – сказала я и протянула ему руку.
Патрик взял мою руку. С минуту мы изучали друг друга (потом он сказал, что просто остолбенел, когда увидел меня. Наверное, я выглядела прекрасно в своем новом, сшитом на заказ сером костюме и белой блузке, а лицо мое порозовело от волнения и глаза были сияющие и радостные).
– Я вас тоже узнал по письмам Пом, – сказал Патрик. – Она писала, что вы очень красивы. Так оно и есть. Вы сногсшибательны.
Я покраснела и вырвала руку.
– Милая Пом! – воскликнула я. – И вы поверили? Как все это нелепо!
Он рассмеялся, очевидно, у него было хорошее настроение. К моему удивлению и ужасу, он неожиданно обнял меня и закружил по комнате.
– Я тут чуть от одиночества не умер. Такая чудесная музыка Генри Холла, а потанцевать не с кем! Вы пришли как раз вовремя, Розелинда Браун. И почему только Пом не поведала мне, что вы так дивно танцуете, уж это была бы чистая правда.
Ойкнув, я успела только поправить шляпку, а этот возбужденный молодой человек уже кружил меня по комнате. Я танцевала в первый раз с тех пор, как встречалась с Фрэнком и другими служащими из нашей конторы, и считала это времяпрепровождение пустым. Пат так неожиданно «проявил инициативу», что я была немного поражена, но надо отметить, танцевал он прекрасно. Он страшно любил танцевать – так он сказал, когда мы кружились в такт музыке, исполняемой великолепным оркестром Генри Холла. Но в конце концов мне пришлось сказать «хватит» и слегка оттолкнуть моего отчаянного партнера. Я с трудом переводила дыхание. Без сил я опустилась на диван и покачала головой.
– Ну и ну! – воскликнула я. Улыбаясь, Пат присел рядом.
– Вам не хватает практики, – заметил он. – Теперь все будет по-другому. Несколько недель я проживу дома – у меня каникулы, – и вы будете ежедневно ходить со мной на танцы.
– Нет, я не смогу, – сказала я. – Со следующего понедельника я начинаю работать на новом месте, поэтому у меня не будет времени для танцев.
Пат не ответил, но посмотрел на меня с решимостью, которая меня немного смутила, если не сказать больше.
– Так я и знал, – промолвил он.
– Что знал? – спросила я.
– Когда я читал письма Пом о вас… я уже знал, что безумно полюблю вас, Розелинда.
Я попыталась отшутиться. Казалось абсурдным, что молодой человек, который увидел меня впервые и поговорил со мной лишь пятнадцать минут, заявляет такие вещи. Я попыталась убедить себя, что у него просто хорошее настроение. Что он был любимым братом Кэтлин и вообще все семейство Уокеров обожало его, и что он будет врачом, и что он очень милый. (И действительно, его внешность не разочаровала меня – он был очень привлекательным молодым человеком, с красивым голосом и неотразимой улыбкой.)
Но в глубине души я сознавала: что бы он ни делал и ни говорил, я никогда не смогу по-настоящему полюбить его; и кроме того, что-то мне в нем не нравилось: какое-то странное невротическое напряжение, граничащее с истерией. Может быть, он скрывал это от своей семьи, но в нем это было. И, несмотря на свою молодость, я почувствовала это и поняла, что с ним надо быть очень осторожной.
Вот такой и была моя первая встреча с Патриком Уокером… таково было начало, а кончилось все большим несчастьем для нас обоих и для его семьи.
10
Первый месяц работы у мистера Диксон-Родда – одно из самых приятных воспоминаний в моей жизни.
Должна сказать, я изо всех сил старалась угодить моим новым хозяевам, и думаю, мне это удавалось. Уж конечно, я не путала часы приема и даты деловых встреч мистера Диксон-Родда и не грубила его клиентам. Я работала спокойно и методично, как меня научили в монастыре, а кроме того, я сумела глубоко вникнуть в работу, и это имело для меня огромное значение. Мистер Диксон-Родд сказал, что еще никто и никогда не опекал его так профессионально. Утром перед уходом в больницу он диктовал мне письма. К тому времени, когда он возвращался домой, все уже было расшифровано и аккуратно напечатано. Каждый день с двух до пяти я отвечала на телефонные звонки, договаривалась о деловых встречах и записывала пациентов. Мне доставляло удовольствие заботиться о том, чтобы в приемной всегда был идеальный порядок, и очень скоро я поняла, что и когда необходимо доктору.
Что касается миссис Диксон-Родд, то она прекрасно ко мне относилась. Она старалась, чтобы мне было хорошо и чтобы я чувствовала себя членом их семьи. Поэтому, когда Диксон-Родды не выезжали за город, она всегда настаивала, чтобы я ела вместе с ними в просторной, красивой столовой.
Сама миссис Диксон-Родд часто играла в бридж. Я и для нее записывала даты предстоящих карточных игр, потому что она вечно о них забывала. Мы с Бенсон (которая оказалась неплохим человеком) всегда заботились о том, чтобы в те дни, когда миссис Диксон-Родд устраивала вечера бриджа у себя дома, чайный стол был всегда красиво сервирован и в комнатах были свежие цветы. Я очень любила составлять букеты, и Бенсон с радостью доверила мне эту работу.
– У вас есть вкус, мисс, – бывало, говаривала она. – Честное слово, как же хорошо, что вы теперь у хозяина за секретаршу. Тут раньше служили всякие «мадамы», и я вам скажу, уж они нас с кухаркой гоняли-гоняли… А вы – никогда.
Действительно, я себе такого никогда не позволяла. Думаю, я сдержала свое обещание мистеру Диксон-Родду быть «тактичной».
Радостным для меня стал тот день, когда окулист вызвал меня в конце месяца и сказал, что мною доволен.
– Надеюсь, вам хорошо у нас, мисс Браун? – спросил он.
Я уверила его, что вполне довольна своей работой и жизнью в их гостеприимной семье.
Я писала Маргарет в Восточную Африку счастливые письма. Я была так довольна жизнью, что даже поехала к монахиням в Уимблдон, чтобы поблагодарить их за все, чему они меня научили. Я начала откладывать деньги. Меня все еще донимала мысль попытаться вернуть мистеру Хилтону хоть часть денег, потраченных на мое обучение в монастыре. К тому же у меня было много свободного времени, которое я проводила в своей прелестной комнате. Я писала короткие рассказы и была абсолютно уверена, что в один прекрасный день их напечатают.
