Ирина Лобановская - Дорогая кузина

— А-а! Бабы юбки поднимают! Это фигня — русская сельская эротика! — заявил Николай. — По дециметровкам гонят французскую эротику — куда круче! Там девки на подиуме в одних бикини ходят, а иногда…

Он уловил предостерегающий взгляд шефа, разозлился окончательно и умолк. Но сдаваться не собирался.

— На Новый год вообще по телеку одни приколы! Например, Дед Мороз или Баба Яга с рассеянным склерозом. Русский пипл все схавает! А знаешь, Любаша, нашу любимую байку о том, как еврей паспорт получал?

Люба не знала. Никоша вновь воодушевился:

— Девушка-паспортистка спрашивает: "Национальность?" А он, решив приколоться, отвечает: "Иудей!" Деваха, очевидно, дура полная, так и стала писать да сделала ошибку и написала: "индей". Мужик вышел на улицу и открыл паспорт. Тьфу ты! Пошел обратно. "Ну, что вы мне тут написали?!" Она посмотрела: "Ох, извините, я сейчас все исправлю!" И аккуратно и честно исправила: "индеец". Мужик глянул, махнул рукой на эту дурь и не стал ничего менять. Так и пошел по жизни паспортным индейцем… Жизнь тяжела… Хорошо, что коротка!

— Это правда? — спросила хохочущая Любаша у Григория.

Тот пожал плечами. Насчет тяжести — безусловно. А вот насчет кратковременности…

— Индейцы не по моей части, — пробурчал он.

— А еще в прежние советские времена в тюрьме висел плакат: "Ленин — с нами!". Вы чего ржете? Да я сам его видел! — ударил себя кулаком в грудь Никоша.

И в этом момент затрещал телефон. Любаша автоматически, по долгу службы, протянула руку к трубке, но Григорий опередил Любу. Кто это так поздно? Рабочий день давно кончился, они сегодня здорово засиделись, хотя задерживались в офисе нередко.

— Добрый вечер! Пожалуйста, Александра Васильевича! — вежливо попросил высокий юношеский голос.

— Суворова? — спросил Григорий.

— Почему Суворова? Малышева… — удивился молодой человек и засмеялся. — А-а, ну да… Так звали великого полководца… Сразу не дошло.

— Понятно. Малышев слушает.

Это был Илья. Охлынин, который попросил немедленной аудиенции.

— Приезжайте, — без особой охоты пригласил Григорий. — Но поскорее. Поздно уже…

Так они познакомились.

12

Вадим проснулся рано и без всякого будильника, как просыпаются люди, ожидающие счастливых новостей, мечтающие о них или погруженные в заботы. Охлынин приподнял голову с подушки, не сразу спросонок вспомнив, где находится, встал и босиком прогулялся по теплому и мягкому ковру. Это оказалось на редкость приятно, особенно для человека, раньше никогда дела с коврами не имевшего. Сквозь плотные портьеры пыталось пробраться августовское солнце. Значит, и здесь бывают нормальные, солнечные, ясные дни.

Вадим отодвинул штору и нахмурился. День снова, будто насмехаясь, обещал быть пасмурным, сереньким, мелко-дождливым… Привычным днем конца августа и начала осени. Для Вадима, родившегося и выросшего на юге, такие дни были в диковинку и представлялись карой небесной за прегрешения. Как люди могут жить без солнца, без тепла, без загадочно высокой, чисто вымытой голубизны неба, едва помеченного нежными белыми пятнами облаков?

Здесь о таком небе, похоже, и не задумывались. Солнце еле-еле разбивало в неравной борьбе разлохмаченные ветром тучи, вяло пробуя вынырнуть из-за них и глянуть на мир. Но тщетно…

Охлынин вздохнул и с досадой отошел от окна. Он словно попал в иную Вселенную, на другую планету, где жили не просто иначе, а вообще в других измерениях и условиях, по другим принципам. И, безусловно, мыслили противоположными категориями и руководствовались полярными настроениями и законами. Сумеет ли он приспособиться к здешней непростой жизни, войти в нее, в ней не задохнуться, смириться с ней? Трудно сказать… Хотя с его хорошей привыкаемостью…

— Маргарррита!.. Маргаррррита!.. — закричал кто-то за дверью довольно странным, противным, каким-то металлическим голосом, звучно раскатывая рычащую букву.

Вадим вздрогнул от неожиданности. Кто это?.. И так рано… Ариадна вчера просила его не шуметь спозаранку. Кажется, ее мать зовут Маргаритой. Ну да, правильно, Маргарита Даниловна. Кто же это так орет и домогается хозяйку?..

Охлынин на цыпочках подошел к двери и прислушался. Полная тишина… А потом вдруг опять загадочный металлический крик:

— Маргарррита!.. Маргарррита!..

Кто-то тихо мягко проскользнул по коридору и ласковый женский голос — не Ариадны — укорил:

— Алена, ты почему кричишь? А еще интеллигентная воспитанная дама! Стыдно! Василий еще спит, наш гость тоже, и Ариадна не вставала… Одна ты вскочила ни свет ни заря и буянишь! Пойдем на кухню, позавтракаем.

Мягкие шаги удалились. Вадим осторожно приоткрыл дверь и выглянул в щелочку. По коридору в сторону кухни шла полноватая женщина в пестром шелковом халате, а на ее плече сидел большой разноцветный попугай. Точнее, попугаиха по имени Алена.

Охлынин прикрыл дверь. Да, этот новый мир, куда он попал внезапно и случайно, был странен и необъясним. Или просто кажется таким с непривычки?..

Будильник показывал половину восьмого. Дома в это время Вадим обычно давно не спал. Во-первых, будил своими криками и воплями беспокойный Илья, во-вторых, пора было собираться на работу. А здесь царила полная тишина… Правда, сегодня суббота. Все равно…

Вадим снова подошел к окну. И на улице почти никого нет. Все еще спят… Он улегся на ставший ему родным и близким за одну ночь очень удобный уютный диван и снова заснул.

Проснулся он оттого, что Ариадна пощекотала его под подбородком:

— Засоня, вставай! Пора завтракать!

Ариадна сидела рядом, на диване, нисколько не стесняясь. И Вадим подумал, что у них это сочли бы за непристойное для девушки поведение, расценили как нескромность и развязность. Но здесь, в Москве, все рассматривалось совсем иначе.

На Ариадне было то же самое простенькое вчерашнее платьице с большими карманами, а волосы привычно, как всегда строго и туго подобраны в блестящий темный пучок.

И поэту вдруг мучительно захотелось протянуть руку и распустить эту идеальную строгость волос, рассыпать их, разлохматить, растрепать по плечам… Но он тотчас догадался, что каждому, кто видел Ариадну, всегда хотелось того же самого — немедленно распустить ее гладко зачесанные, прилизанные назад волосы.

— Видно, тебе у нас хорошо спалось! — продолжала Ариадна. — Я угадала? Родной дом не снился?

В сущности, это был запрещенный прием. Но именно на него москвичка и рассчитывала. Она смотрела на гостя изучающе и пристально, точно так же, как вчера. И он опять поежился под ее взглядом.