Кэтрин Стоун - Жемчужная луна
Доктора не верили, что Джеймс выживет, – у него не было ни физической возможности преодолеть болевой шок и последствия ожогов, ни воли к жизни, которая заставила бы исцелиться его обожженные легкие. Однако после визита его друга из Скотленд-Ярда произошло чудо – он выжил.
Уже на следующий день после выписки из больницы Джеймс примчался в Гонконг и развил гораздо более дерзкую, более агрессивную строительную программу, чем та, что была придумана при Гуинет, ведь если бы она осталась жить, то ему нужно было бы уделять немало времени жене и сынишке. Теперь же каждая секунда его жизни была посвящена одной цели – найти и убить человека, который разрушил его мечту. Ибо как еще выманить чудовище из его логова? Только путем постоянного нападения и лишения чудовища новых частей его драгоценной территории.
Джеймс Дрейк стал богатейшим и наиболее авторитетным застройщиком в Гонконге. Он расширял свое влияние, строя все более великолепные здания, захватывая лучшие земли и самые выгодные контракты. Так прошло четыре года, однако его смертельный враг не поддавался на провокацию. Да, конечно, конкуренция была жестокой, иногда безжалостной, но нигде не было даже и признака физической опасности.
Джеймс терпеливо ждал, как зверь, запертый в клетке, ждет шанса, чтобы броситься на тех, кто посадил его туда, и ненависть росла с каждым днем. Четыре года – и полный ноль, за исключением финансового успеха, который без Гуинет ничего для него не значил. Ему оставалась только сжигающая его изнутри ярость, становившаяся тем невыносимей, чем дольше приходилось таить ее внутри.
И вот через четыре года он начал строить «Нефритовый дворец» – для Гуинет, в ее честь. Она всегда говорила, что это их общая идея. Но насколько помнил Джеймс, это была ее идея, и именно она придумала название. Они были единодушны в отношении цели проекта – отель должен стать зримым символом Гонконга, города, который Джеймс любил с детства, а Гуинет полюбила всего через пару недель жизни в нем.
Гонконг… город, спасший его душу, его сердце, сам его дух – и давший ему самую великую способность – способность любить.
Джеймс не сомневался, что если бы вырос в Англии единственным наследником колоссального состояния своих родителей, он стал бы таким же холодным и недоступным, как они. Они поженились по расчету, и хотя оба были довольны и, наверное, испытывали крайнее облегчение от того, что их рациональный союз так скоро принес необходимый плод мужеского пола, его мать, очевидно, полагала, что на этом ее обязанности в отношении сына и кончаются, а роль отца сводилась к воспитанию сына в свирепой суровости.
Однако получилось так, что Джеймс оказался в Гонконге, и хотя дом, в котором он рос, величественный особняк на Олд Пик-роуд, был полон всяческой роскоши, в нем не было главного: любви и человеческих чувств. Зато за его серыми стенами лежал мир, полный настоящих красок и настоящей жизни, и в этом мире Джеймс воспитывался и рос. Джеймс быстро овладел кантонским диалектом. В тропическом воздухе города, наполненном, казалось, древними духами и драконами, было разлито спокойствие и безопасность. Люди Гонконга стали его единственной настоящей семьей.
А что же с сердцем, которое должно было стать, уже с рождения, холодным, как лед? Оно исполнилось благодарности и любви к людям и городу, спасшим его. Однако даже несмотря на это, Джеймс не верил, что он когда-либо сможет по-настоящему полюбить – преодолеть леденящее влияние его родителей.
И все же он влюбился и радостно предвкушал возвращение в Гонконг с женой и ребенком, где хотел возвести «Нефритовый дворец» как подарок тем людям, благодаря которым обрел счастье.
Была бы жива Гуинет, «Нефритовый дворец» стал бы первый проектом, реализованным в Гонконге. Всего за несколько дней до ее смерти было составлено письмо с предложением ведущим архитекторам мира составить конкурсный проект отеля; это письмо должно было быть разослано в день, когда они прибудут в Гонконг.
Разумеется, эти письма так и остались тогда неотправленными. Ему пришлось отложить реализацию этой светлой мечты в Гонконге – городе, омрачившем самые радостные воспоминания тем, что где-то в нем скрывался убийца Гуинет, городе, где ему придется – когда настанет день – сразиться насмерть с этим чудовищем.
Но Джеймс не забыл слов жены: «Дорогой, ты должен построить этот отель, должен. И обязательно до девяносто седьмого года – если мир по-настоящему поймет, что за сокровище Гонконг, его будущее станет светлее». И он не утратил любви к дому своего детства. Однако рассылая письма, подготовленные им и Гуинет четыре года назад, Джеймс не рассчитывал на успех и, ожидая ответов, уже готовил безмолвное оправдание перед ней: «Я не смог, дорогая. Не смог сделать это без тебя. Помнишь, мы хотели, чтобы это здание было совершенным? Мне не хватило духа довести проект до конца. Потому что только ты придавала мне силы для этого… и теперь ты ушла».
Его потряс проект Мейлин Гуань. Это было, конечно, не то, о чем мечтали они с Гуинет, не символ счастливого союза Запада и Востока. В проекте Мейлин было торжество, но там была и боль; и теперь Джеймс понимал, что такое понимание Гонконга более соответствует действительности. Ведь в основе Гонконга была боль, и вся его история была полна борьбы и конфликтов. Образ Мейлин был гораздо точнее и исторически оправданнее – а с эмоциональной точки зрения, ближе тому, что ощущал Джеймс после потери Гуинет: муку и восхищение величием этого города.
Было пять часов утра. Через пятнадцать часов фотограф, чей безудержный и детский оптимизм так откровенно просвечивал в ее снимках и слышался в ее мягком и нежном голосе, приземлится в аэропорту Гонконга. Именно в этот час, когда Джеймс Дрейк вылез из постели, чтобы провести остаток утра в совершенствовании смертоносных движений своего тела, в Сан-Франциско Алисон Уитакер садилась в трансконтинентальный «DC-10».
Гарретт Уитакер почти двадцать восемь лет не нарушал данного им обещания Джулиане. Несмотря на приступы отчаянной тоски, он никогда не пытался узнать что-либо о женщине, которую любил, и дочери, которую он никогда не видел.
Однако после того, как Алисон позвонила ему из Сан-Франциско и радостно сообщила, что их рейс должен отправиться вовремя, Гарретт решил позвонить в Гонконг.
На самом деле он не собирался нарушать своего обещания. Ему просто нужно было убедиться, что они там, они существуют. Гарретту хотелось узнать больше – что они счастливы, что у них все хорошо и что они знают о его любви к ним, верят в нее.
Набирая номер станции, он стал перебирать в памяти детали их последнего разговора с Джулианой – он позволил себе эту роскошь, считая, что у него много времени, пока придет ответ. Однако уже через пару секунд в трубке раздался чистый, приятный голос телефонистки, вернувший его в реальность. Прошло двадцать восемь лет – многое изменилось. Телефонный звонок на другой конец планеты стал обыденностью, и голоса уже не блуждали вечность в бескрайнем пространстве. Если бы не британский акцент гонконгской телефонистки, можно было бы подумать, что она тоже находится в Далласе.
