Стефани Лоуренс - Веский довод
— Ты совершенно ненорм…
— Это совсем ненадолго, — перебила его Доминик. — Я знаю миссис Дерек, она не…
— Ладно, давай не будет об этом. Ты выиграла, — сдался Конрад и улыбнулся мальчику. — Тебе нравится китайская еда, Дастин?
— Еще бы!
Дастин доел курицу с рисом и аккуратно подобрал остатки соуса кусочком хлеба. Зазвонил телефон. Чак вскочил со стула, но Конрад оказался проворнее.
— Да? О, слава Богу!
Доминик быстро подошла к нему и стала напряженно прислушиваться к разговору.
— Спасибо, сержант. Нет-нет, все в порядке, мы привезем его сейчас же.
— Они нашли мою маму?
Конрад вернулся к столу и усадил Дастина к себе на колено.
— Да, нашли. Она немного переутомилась, поэтому сегодня вы переночуете у твоей тети.
— Я бы лучше поехал домой, — проворчал Дастин. — Тетя Энн такая придира, у нее в доме все вылизано. Она все время следит за порядком и не разрешает играть.
Конрад от души посочувствовал мальчику, но остался непреклонен.
— Понимаешь, Дастин, дело в том, что твоя мама нуждается в отдыхе, и тетя Энн сказала, что будет рада, если вы с мамой поживете у нее несколько дней. Поэтому мне кажется, что вам стоит туда поехать, а потом, когда мама отдохнет, вы вернетесь домой.
Дастин нахмурился, с минуту подумал, затем согласно кивнул.
— Ну, если мама так хочет, то я поеду.
— Полицейские отличные ребята! — восхищалась Доминик, когда они с Конрадом покинули полицейский участок. — Собирались составить протокол, как и положено в таких случаях, но в результате мы договорились, что они не будут выдвигать никаких обвинений против миссис Дерек.
— Что она тебе сказала? — спросил Конрад уже в машине.
Доминик откинулась на спинку сиденья и стала вспоминать детали этого трудного разговора.
— Год назад, когда муж бросил ее ради молодой женщины, у нее началась депрессия. Окончательно у миссис Дерек сдали нервы два месяца назад, после смерти матери. Ее сестра Энн сказала, что собирается уехать отдыхать на следующей неделе, и бедняжка решила, что еще один родной человек ее предал. Сегодня утром, когда миссис Дерек оставила Дастина в игровом зале, она еще не знала, что будет делать. Думаю, она бесцельно бродила по Центральному парку, где ее и нашла полиция. Они привезли ее в участок, и там она встретилась со своей сестрой, которую им тоже удалось разыскать.
— Эта Энн кажется вполне приличной женщиной, — заметил Конрад.
— Абсолютно! — согласилась Доминик. — Она сразу отменила свою поездку и согласилась поухаживать за миссис Дерек, пока та будет проходить курс психотерапии.
Конрад сбавил скорость перед светофором.
— Да, — задумчиво произнес он, — когда человеку трудно, только родные могут помочь ему выбраться из беды.
— А твоя семья? Они поддержали бы тебя в трудную минуту?
Доминик заметила, как его пальцы, державшие руль, побелели. Конрад напряженно смотрел прямо перед собой, потом деловито включил «дворники», поскольку начинал накрапывать мелкий дождь.
— Какая семья? Я был единственным ребенком, — наконец буркнул он и замолчал.
— А твои родители? — не унималась Доминик, которую не насторожило его явное нежелание обсуждать эту тему.
— Мои родители были на том самом «боинге», который, совершая трансатлантический перелет, упал в океан.
Доминик выругала себя за бестактность и покаянно прошептала:
— Прости, я не знала…
Ее шепот превратился в почти беззвучный шелест, когда она поняла, что выражение сочувствия сейчас уже не к месту. Какие бы у нее ни были разногласия со своей семьей, мать, отец и сестра все-таки оставались для нее самыми близкими людьми. И даже если не оказывали ей поддержку, в которой она нуждалась, все равно физически присутствовали в ее жизни.
Конрад остановил машину у ее дома. Доминик уже думала о том, что сейчас поднимется к Джулии и заберет Чака. Какое счастье иметь сына, который является твоей плотью и кровью!
Она жалела, что спросила Конрада о его родных, но оправдывала себя тем, что давно хотела узнать, какая у него семья. Сам он никогда не заговаривал о своих родителях или о каких-либо других родственниках. Доминик считала, что любая информация о его жизни поможет ей лучше понять и самого Конрада.
Теперь, когда она знала о его неудавшемся браке и о трагической гибели родителей, Доминик уже не удивлялась, почему Конрад иногда отгораживался от людей невидимым барьером. Внешне он казался совершенно независимым и самодостаточным человеком, но Доминик чувствовала, что он, так же как и она, эмоционально уязвим.
— Не хочешь зайти на минуту?
— А ты не устала? — неуверенно спросил Конрад.
Доминик покачала головой.
— Мне надо расслабиться после всей этой нервотрепки с Дастином.
Конрад выключил двигатель и, повернувшись к ней лицом, проникновенно сказал:
— С удовольствием помогу тебе в этом.
Доминик нравился его низкий бархатистый голос, от которого у нее по коже бежали приятные мурашки. Конрад был единственным, с кем ей хотелось бы отдохнуть в конце долгого рабочего дня.
Взявшись за руки, они поднялись на второй этаж. Под дверью лежала записка: «Чак ночует у нас. Увидимся завтра утром. Джулия».
Доминик подошла к раковине и стала наливать воду в чайник. Конрад положил руки ей на плечи и сказал:
— Я бы предпочел выпить вина.
Она отставила чайник в сторону и обернулась.
— Я тоже. Какое вино будем пить? Ты ведь хранитель винного погреба.
Каждый раз, когда Конрад приходил к Доминик на ужин, он приносил с собой вино, иногда одну-две лишних бутылки, и тогда шутливо просил Доминик убрать их в «винный погребок», роль которого исполнял деревянный подвесной шкафчик.
Конрад остановил выбор на бутылке красного сухого вина.
— Это бордо. Будем пить его и представлять, что находимся на Лазурном берегу. Так, что тут написано?.. Ага… В моем вольном переводе с французского, это примерно звучит так: красное вино, которое согреет вам сердце и…
Они устроились на диване в гостиной, и Доминик чувствовала, как восхитительное вино помогает ей расслабиться.
— Я рад, что ты спросила о моих родителях, — тихо сказал Конрад через какое-то время. — Не люблю говорить на эту тему, но иногда трудно держать все в себе.
Доминик увидела в его глазах боль и тоску и поняла, что ему надо выговориться. Когда-то она поверяла Конраду свои тайны, теперь пришла ее очередь стать благодарной слушательницей.
— Я уже смирился с этой потерей, — продолжал он, больше обращаясь, впрочем, к самому себе, чем к ней. — Но в какой-то степени я виню себя за их гибель.
