Максин Барри - Долгожданная развязка
Глава 8
Кент, Англия
Заслышав звук урчащего мотора, леди Сильвия подняла голову. Машина проехала по дорожке из гравия и остановилась перед входом в ее тридцатикомнатный, величественный особняк. Тонкая, изящная рука леди Сильвии сжала ручку с золотым пером и задрожала над письмом, адресованным тете. Она нервно облизала губы, медленно поднялась и пошла к огромным окнам. Ноги предательски дрожали. Она осторожно отодвинула тяжелую штору из зеленого бархата.
Выйдя из большого черного «роллс-ройса», ее муж выпрямился во весь свой внушительный рост и захлопнул дверцу, со спокойным удовлетворением бегло оглядев пронзительными голубыми глазами импозантный особняк. Сильвия почувствовала, как знакомо заколотилось сердце. Она быстро прошла по персидскому ковру к резной двери, открыла ее и вышла в просторный, светлый холл, где на стенах висели портреты Гейнсборо, в венецианских зеркалах отражались вазы эпохи Мин и тикали многочисленные часы восемнадцатого века. Все это досталось ей от предков, торговцев-мореплавателей.
Сильвия задержалась перед ближайшим зеркалом и взглянула на себя со смесью отчаяния и злости. Из зеркала на нее смотрела сорокалетняя женщина с короткими завитыми темными волосами, широко расставленными серыми глазами, довольно крупным носом, большим ртом и слишком круглым лицом. Кожа ее была безукоризненной, ресницы длинными и густыми, но красоткой ее назвать было нельзя — так, симпатичная, как однажды сказал ей отец со своей обычной честностью и бестактностью. Она вздрогнула, заслышав скрип открывающейся двери, и в глубине серых глаз что-то мелькнуло. Страх? Возбуждение? Надежда? Любовь? Да, все это и кое-что еще. То, что удерживало ее около мужа вот уже десять лет, когда на ее месте любая другая давно бы уже подала на развод. Не то чтобы она об этом не думала. Впервые ей пришла в голову мысль о разводе во время медового месяца. И все же…
— Сильвия.
От звука его голоса у нее по спине побежали холодные мурашки, которые одновременно и жгли и холодили. Она резко повернулась. На лице появилась жалкая улыбка.
— Уэйн, какой приятный сюрприз. Я думала, ты из Парижа поедешь в Лондон.
Уэйн Д'Арвилль следил за приближающейся женой. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, то почувствовал знакомый запах духов Нины Риччи. Жест был автоматическим, ничего не выражающим, но когда его губы коснулись ее, он ощутил, как она задрожала.
— Я собирался, но потом решил, что в конце недели там все равно никого нет и я не смогу ничего сделать, вот и подумал, что лучше заехать домой.
Сильвия почувствовала укол в сердце и закусила губу. Отвернулась, обзывая себя в душе дурочкой.
— Может быть, пойдешь в гостиную? Выпьем кофе, и ты расскажешь мне о поездке. — Она понимала, что несет чушь, ведет себя, как какая-то дуреха из плохой пьесы, но как всегда не могла найти что сказать. Уэйн приезжал домой так редко, что, когда он наконец снисходил до визита, у нее было такое впечатление, будто она развлекает незнакомца. Она подошла к шнурку, скрытому пейзажем Тернера, и коротко дернула его три раза. Уэйн, не отводя от нее глаз, ослабил галстук, бросил кейс из кожи крокодила на пол рядом с креслом, подошел к окну и уставился на расстилающийся за ним сад. Ничего не изменилось, подумал он, недоумевая, почему у него так тяжело на душе. Струи фонтанов сверкали на солнце, жирные карпы как обычно лениво плавали между лилиями. Цветы цвели в полном соответствии с пожеланиями садовников, даже птицы, казалось, пели по указке. Усадьба Гринуэй, древний каменный дом, спрятавшийся в глуши Кента, выглядел точно так же, как в тот день, когда он его впервые увидел. Тогда старик Гринуэй пригласил его на выходные под предлогом игры в гольф, а на самом деле, чтобы попытаться отговорить от покупки его фирмы компанией «Платтс».
Лорд Гринуэй долго не принимал всерьез действия француза. Ведь «Платтс» никогда не пыталась завладеть другими компаниями. Когда же он наконец оценил опасность, его забавная приверженность старой поговорке «Держись поближе к друзьям, но еще ближе к врагам» позабавила Уэйна. Рассмешила его и Сильвия Гринуэй, единственная дочь старика. Некрасивая девственница, робкая и по уши влюбившаяся в него. Только после того как он присоединил компанию Гринуэя к своей гигантской империи, он потихоньку начал понимать, что малышка Сильвия — как раз то, что ему нужно в качестве жены.
Даже теперь, когда он следил за движением, каким она указала горничной, куда поставить серебряный поднос, он видел, что в ней чувствуется класс. Странная это штука, класс — а уж британцы особенно этим славятся. Многие годы Уэйн не мог понять, в чем же он заключается. Не стиль, это точно. Сильвия вообще была до мозга костей деревенской женщиной, некрасивой, безвкусно одетой. Она носила бесформенные платья, резиновые сапоги, плотные куртки и бродила по окрестностям, напоминая чучело. И все же ее окружала аура особой принадлежности, не заметить которую было просто невозможно.
И интеллигентность здесь была ни при чем. Хотя его жена училась в Роудин-скул и Гертон-колледже[2], своими скромными успехами она была обязана хорошей памяти, а не умению самостоятельно думать. И тем не менее она была, есть и останется леди Сильвией Гринуэй. Ни в коем случае не миссис Д'Арвилль. Сначала его это злило, потом стало забавлять. Когда местной аристократии рассылались приглашения, принять участие в бракосочетании в соборе Святого Павла леди Сильвии Гринуэй и Уэйна Д'Арвилля, он начал понимать психологию англичанина. Сильвия всегда будет леди и Гринуэй. И поскольку он ничего не мог с этим поделать, то решил использовать это обстоятельство себе на пользу. В финансовом мире его все еще считали начинающим иностранцем, завладевшим компанией неблаговидным образом. Продолжающиеся неудачные попытки внуков сэра Мортимера вернуть компанию создали ему репутацию, изменить которую он не мог. Но с женой, которую звали леди Сильвия и которая происходила из знатной семьи, с величественным особняком и списком гостей, достойным уважения, он имел больше шансов. Во всех отношениях, кроме одного, Сильвия была идеальной женой. Робкая, послушная, с хорошими связями.
Если бы только эта сука не оказалась бесплодной!..
Уэйну страстно хотелось иметь ребенка. Только в этом отец сумел его обойти. Вольфганг дал жизнь двум сыновьям. Уэйн женился, чтобы получить наследника. Прошло десять лет — и ничего.
— Молока, сахара не надо, верно? — спросила Сильвия и покраснела, заметив его злую ухмылку.
— Правильно, дорогая. Хоть раз, да не ошиблась.
