Карлос Маноэль - Мануэла
— Да, — кивнула Бернарда, — это происходило в той далекой стране.
— А сама ты, Бернарда, откуда, с Сицилии? — внезапно спросила Исабель.
— Да, я там родилась. — Похоже, этот прием, примененный Исабель, помог Бернарде прийти в себя и контролировать свои чувства. Она успокоилась.
— Очень странное совпадение, — заметила Исабель как бы между прочим. — Ту девушку тоже звали Бернарда, как и тебя. И обе вы из одной страны. А ты ее хорошо знала, эту девушку?
— Да, — сказала растерянно Бернарда. — Я ее очень хорошо знала. — У нее почему-то не хватило смелости добавить к этому ответу то, что она скрывала.
— Расскажи, пожалуйста, что же было дальше с этой твоей знакомой и ее возлюбленным, — попросила Исабель. Она хотела посмотреть, как отнесется к ее словам мать, но мадам Герреро лежала, безучастно глядя в потолок. Казалось, она перестала интересоваться этой историей и даже не слушала их, но это было не так. Мадам прекрасно слышала каждое слово, но понимала, что ее вмешательство лишь все усложнит. Пусть события развиваются своим ходом. Коль чему суждено сбыться — сбудется.
— Встречаться им становилось с каждым днем все труднее, — приступила вновь к рассказу Бернарда. — За девушкой постоянно следили ее братья и отец. Они подозревали ее и сторожили поэтому, как цепные псы. Каждый из них не расставался с оружием. Они дежурили, карауля ее, по очереди, готовые убить на месте того, кто приблизится к их сестре. Если бы это им удалось, никто бы не смог их обвинить. Это была Сицилия, где так принято поступать. Братья ходили за Бернардой, словно тени, закинув за спину двухстволки.
Время шло, а влюбленным так хотелось видеть друг друга, что они не остановились даже перед святотатством. Они встречались в церкви и занимались любовью в ней. Это было страшным грехом. Страшнее нельзя придумать. Даже предательство казалось менее грешным, чем то, что совершали они.
На Сицилии церковь пользуется огромным уважением. Все, что связано с церковью, свято, и тень подозрения не коснется его. Именно этим и воспользовались влюбленные. Бернарда выходила из дома, кутаясь в большой черный платок и пряча глаза от братьев, готовых сопровождать ее хоть на кран света. Причем они делали это молча, с каменными лицами, глядя на нее, словно на пустое место. Они боролись не за сестру, для них она перестала быть живым человеком, они охраняли честь семьи.
Бернарда проходила мимо них, словно чужая, и направлялась узенькой мощеной улочкой в центр поселка, к церкви. Последняя стояла, окруженная высоким забором. Но ворот у забора не было. Два столба определяли вход. Бернарда входила в эти ворота, а братья оставались снаружи. Они были уверены, что сестра идет замаливать перед Богом свои грехи, и оставались ждать ее, попыхивая самодельными сигаретами.
Чем ближе она подходила к церкви, тем быстрее ей хотелось попасть в нее, чтобы увидеть Коррадо. Последние метры она почти бежала. Церковь в это время была пуста, прихожане появлялись здесь гораздо позже.
Коррадо обычно приходил сюда раньше и уже ждал ее в прохладной полутемной глубине зала, сидя на одной из длинных скамеек.
— Я боялся, что ты сегодня не придешь! — бросился он к ней однажды и, обняв, стал жадно целовать губы, глаза, лицо, волосы.
— За мной постоянно следят, — шептала Бернарда, наслаждаясь его долгожданными ласками.
— Я люблю тебя, люблю, — исступленно шептал Коррадо, продолжая целовать, ни на секунду не выпуская ее из своих объятий. Он словно хотел наверстать упущенное время и запастись ее близостью на будущее. Он никогда до конца не был уверен, что увидит ее. Иногда ему приходилось уходить из церкви, так и не дождавшись Бернарды.
— Я люблю тебя, — вторила ему Бернарда, отдаваясь ласкам. — Я люблю тебя больше жизни! — В эти счастливые минуты она забывала о своих братьях, которые ждали ее неподалеку отсюда, вооруженные и готовые покарать ее и его за поруганную честь семьи. — Коррадо, — умоляла она его, — нам надо немедленно бежать отсюда! Они рано или поздно убьют нас. Так не может продолжаться долго! Коррадо, милый, ты должен что-то сделать, ты должен спасти нас и нашу любовь! Ты обещал мне, что я буду твоей женой.
— Ты уже моя жена, — возразил ей Коррадо, взяв в ладони ее лицо и приблизив к своему, чтобы посмотреть ей в глаза. Потом он увлек ее за собой в глубь церкви, к низеньким скамейкам.
— Но мы не женаты с тобой по церковным законам, — жалобно продолжала Бернарда, не имея сил сопротивляться. — Я хочу стать твоей женой, как требует Господь!
— Скоро это произойдет, любовь моя, — шептал Коррадо, осыпая ее лицо поцелуями и настойчиво подталкивая к узенькому пространству меж скамеек. — Иди ко мне, моя любовь, у нас очень мало времени.
Бернарда лежала на каменном полу церкви, ощущая через платье прохладу камней, отдаваясь ласкам Коррадо, и тихо плакала. Не такой представляла она в своих мечтах любовь. Она думала, любовь не связана с тем, что надо кого-то обманывать, совершать явный грех, что надо бояться все время и ожидать возмездия. Слишком много горечи приносила ей ее любовь и совсем не приносила радости. Хотя она любила Коррадо преданной любовью, ради которой готова была претерпеть любые муки и унижения. Даже к смерти она внутренне была готова, слишком хорошо зная характер отца и братьев.
А братья привычно ожидали ее возле церкви, не подозревая ничего, прикуривая одну за другой самодельные сигареты и сплевывая ежеминутно на иссушенную солнцем землю. Им даже в голову не приходило подойти к распахнутым дверям и заглянуть внутрь храма. Если бы они догадались сделать это хоть однажды, то в полумраке, может быть, и не заметили бы лежащих под скамейками Бернарду и Коррадо, зато наверняка услышали бы их страстный шепот.
Слишком сильна у сицилийцев вера в могущество церкви, чтобы допустить саму мысль о возможности плотской любви перед распятием Христа. Они, наоборот, думали, что раз их сестра так стремится в церковь, значит, для спасения ее души еще не все потеряно.
Из темного проема церковной двери вышла Бернарда и медленно направилась к ожидающим ее братьям. Она не торопилась пройти расстояние, отделяющее ее от них. Бернарда с Коррадо так бурно отдавались страсти, что она не успела еще прийти в себя. Губы ее, щеки еще горели от поцелуев Коррадо, тело еще трепетало от его ласк, глаза слишком явно блестели, а должны были быть потухшими и смиренными. Поэтому она проходила участок пути между церковью и братьями как можно медленнее, незаметными движениями рук поправляя платье, платок на голове, приводя чувства и мысли в тот порядок, который был необходим для общения с родными.
