Любовь на грани смерти - Юлия Гойгель
Я поспешно стала отползать в сторону, потому что в руке взбешённого Горыныча всё ещё находился пистолет, из которого он стрелял в мотоциклиста.
— Держите её, — приказал Стас.
Четыре охранника, словно сорвавшись с цепи, бросились на меня, повалили на землю, заломили руки за спину и зачем-то развели в сторону ноги, грубо колотя меня по бёдрам своими ногами в тяжёлых берцах. Но я лишь сжала зубы от новой сильной боли. Из-за меня едва не погиб их начальник. Чем успокоить свои нервы, как не избиением первого подвернувшегося под руку? Неважно, кто перед ними — слабая девушка или здоровый мужик.
— Что вы творите? — рявкнул Леон. — Немедленно отошли. Ещё раз кто-нибудь хоть пальцем её коснётся — лично пристрелю. Без предупреждения. Пусти меня! Ты где их понабирал?
Последние слова предназначались Стасу. Сильно прихрамывая и цедя ругательства сквозь стиснутые зубы, Бесов присел возле меня и помог сесть мне. Я постаралась не застонать от новой волны боли. Пятая точка напомнила о вчерашнем приключении и теперь несколько ударов грубой подошвой также пришлось на неё.
— Давай встанем, Лиза, — мягко произнёс мужчина, помогая мне подняться. — Может, тебе будет не так больно.
Мне показалось, что стало ещё хуже. На несколько секунд я прижалась к плечу мужчины:
— Леон, простите меня. Я не подумала, что могу доставить вам столько неприятностей. Не нужно было рисковать из-за меня. Но это нападение не из-за денег. Я их не брала. Мне даже никто ничего не предлагал. Не знаю, как вам это доказать.
— Лиза, почему ты ушла?
— В аптеку. Мне же срочно нужно было.
— Ненавидишь саму мысль, что можешь забеременеть от меня? — тихо спросил он.
— Дело не в вас. Куда мне ребёнок? У меня фактически нет работы, нет жилья, ничего нет. Меня мама проклянёт, если я скажу, что беременна. Она собственную беременность мной себе простить не может. Дядя Дима тоже считает, что я его подставила, отплатила неблагодарностью за всё, что он для меня сделал. Других близких родственников, которые бы могли мне помочь, у меня нет. Мне лучше вернуться домой. Что будет, то будет. Я очень устала. Ещё раз простите, что всё так получилось.
— Куда ты пойдёшь, Лиза? Ты на ногах еле стоишь, — вздохнул он. — Вернёмся в дом. Никто тебя не тронет. Не бойся.
— Нет. Я пойду домой.
— Ко мне домой, — всё ещё мягко произнёс он. — Даже, если ты ещё раз откажешься. Сегодня будет так, как считаю нужным я.
Мы медленно шли к машинам. А по дороге ехали другие автомобили. Нечасто, но ехали. И их водителям, и пассажирам были хорошо видны и мои испачканные в грязи светлые голубые брюки, и порванная майка, и шатающаяся походка. Еле держащаяся на ногах девушка в окружении шести крепких мужчин. Понятно, что не кукурузой мы ходили лакомиться.
Но ни одна машина не остановилась, и никто не только не предложил мне свою помощь, но и не спросил, всё ли у меня в порядке.
Наоборот, рассмотрев нас, встречные автомобили лишь прибавляли скорости. Впрочем, может это мне и казалось. Позже я вспомню об этом эпизоде, когда окажусь в похожей ситуации на улицах Афганистана. В стране, которую во всём мире называют самой враждебной для женщин. Вспомню и подумаю, что не так и много отличий в этих, на первый взгляд, таких не сравниваемых моментах. Только там, в Афгане, меня будут готовы растерзать дикари, те, которых мы называемым боевиками, для которых женщина бесправнее животного.
А здесь на меня бешеными псами смотрят мои соотечественники, мои ровесники, живущие со мной в одном городе, на соседних улицах. Смотрят, готовые набросится на меня и растерзать, как только их хозяин, человек, который бросает им кости, скажет: «Фас!».
— Можешь топать чуть быстрее, — шипит на меня Стас. — Нас из каждой машины перестрелять могут.
— Я не прошу вас плестись рядом со мной. Подождите в машине. Куда я отсюда денусь? Если и застрелят, то меня одну. Минус проблема для вас, — гавкаю в ответ.
Словно услышав его слова, недалеко от брошенных машин паркуется старенькая иномарка.
— А это ещё что за чудо? Вторая партия подъехала? — недоумевает начальник охраны и приказывает остальным: — Стреляем, едва там кто-то зашевелится.
Глава 18. Бабуля
Сам Стас сразу же прикрывает собой родственника. Предварительно убив меня собственным взглядом, тоже дёргает себе за спину. Мы делаем ещё несколько шагов, когда дверца машины открывается и на дорогу выходит сухонькая старушка. Лет восьмидесяти.
— Парни, не расслабляемся, — приказывает Стас.
— Отпустите внучку, — говорит «бабушка», едва мы подходим ближе. — Погуляли и хватит.
— Ещё не нагулялись, — отвечает Леон. — Что-то не припоминаю вас, бабушка. Кажется, у моей жены такой ещё с утра не было.
— А к вечеру появилась, — не теряется старушка. — Отпустите девушку. Не стыдно, вшестером и на одну? У нас в стране женщин больше, чем мужчин. Что ж вы, такие видные, каждый себе не найдёте? У меня внук служит в полиции. Там дед в салоне машины уже ему все ваши номера переслал.
— Ничего, пусть в гости приезжает. Мы ему тоже в ответ денег перешлём, — ржёт Стас. — Как думаешь, нас послушает или тебя, бабуля?
— Девушку отпустите, — не сдаётся старушка.
— Всё хорошо, — пытаюсь улыбнуться я, сжимая ладонь Леона. — Мы в детстве из початков кукурузы кукол делали. Ехали мимо, я попросила мужа сходить посмотреть. А там настоящее болото после дождей, поскользнулась, упала.
— И вся стая о тебя споткнулась? — не сдаётся бабуля, кивая головой на охрану.
— Бестолковые, что с них взять, — неожиданно улыбается Бесов. — Были бы с мозгами, как ваш внук, в полиции бы служили.
— А кукол не нашли? — не отстаёт моя защитница.
— Там кукуруза мелкая, — смеётся Леон. — Здесь, у дороги, крупнее. Стас, нарви Лизе кукол.
— Чтобы волосы разные были, — прошу я.
— Идём, — Стас толкает в бок одного из охранников и скрывается в самой высокой кукурузе. Через пять минут возвращаются, неся с собой около десяти початков. С разными «волосами».
— Вот белые, зелёные, красные, фиолетовые, — показывает мне Стас и тихо добавляет. — Знаешь, куда я тебе дома эту кукурузу засуну?
— Выспела, говоришь? — недослушивает бабуля и подходит к нам. — Правда, спелая. Знать бы ещё, чем они тут её удобряют? Нашим куркам на целую неделю хватит. Не отравятся?
— Так на рынке точно такую продают. Думаете, с другого поля? — подключается к разговору один из охранников.
— И то правда, — соглашается бабуля. — Детка, они точно здесь тебя не сильничать собрались?
Я не сразу понимаю значение слова, затем, поняв, краснею и
