Измена. Второй шанс на любовь - Виктория Русских
– Нет, у меня не все в порядке.
– Что у вас произошло с Ольховским? Рассказывай.
– Ах, ты уже знаешь? – вздыхаю я и направляюсь на кухню. – Наверно, уже вся киностудия в курсе?
– Да, я уже знаю! И да, вся киностудия уже в курсе! И меня удивляет твое спокойствие! – повышает голос Никита и следует за мной.
– Кофе будешь? – спрашиваю я и беру турку.
– Буду. Покрепче. Спасибо, – раздраженно бросает он.
Усаживается за стол и ожидающе, напряженно на меня смотрит. Я еще не успела окончательно проснуться и понятия не имею, как рассказать Никите о произошедшем. Молча засыпаю кофе в турку, наливаю воду и ставлю на огонь.
Не дождавшись ответа, Никита вскакивает из-за стола, подходит ко мне, берет за плечи и встряхивает.
– Катя! Быстро просыпайся и сейчас же рассказывай, что у вас произошло с Ольховским? Всю правду! Всё, как было! Иначе я не смогу тебе помочь!
– Не надо меня трясти как грушу! – я отрываю руки Никиты от себя и отступаю на шаг. – Хочешь знать, что произошло? Хорошо! Вчера вечером Ольховский увез меня со съемочной площадки хрен знает куда, приставал и домогался! Я чудом вырвалась, доехала на попутке до Москвы, пошла в полицию и написала на него заявление!
– Кать, ну зачем ты врешь? – вдруг тихо спрашивает Никита и устало опускается на стул.
– Я? Вру??? – ошарашенно переспрашиваю я и медленно опускаюсь на стул напротив него. – Никит, ты чего? Ты мне не веришь?
– Катя, ты, наверное, еще не в курсе. Точно, не в курсе, у тебя же телефон отключен, до тебя не дозвониться все утро.
– Телефон вчера разрядился, он на зарядке.
– Ольховский написал на тебя заявление о вымогательстве денег, о домогательствах на него с твоей стороны, а также о нападении при его отказе, – холодным тоном говорит Никита.
– О вымогательстве? О нападении??? – эхом повторяю я, не веря своим ушам, и почему-то глупо улыбаюсь.
– Ты ему чуть ухо не откусила. Он прошел медицинское освидетельствование и зафиксировал травму.
Я смотрю на Никиту во все глаза и не знаю, что сказать. Очередной шок. Я думала, что количество шокирующих обстоятельств, падающих на мою бедную голову, вчера превысило лимит, и они закончились. Но нет, оказывается, с меня еще недостаточно потрясений.
– Было такое? Ты кусала его ухо? Да очнись ты! – кричит Никита и бьет кулаком по столу.
– Да!!! – кричу я и тоже бью кулаком по столу. – Да, да и да! Это была защита, самооборона! Если бы я не укусила его за ухо, он бы меня изнасиловал!
– Так кто на кого напал на самом деле? – растерянно спрашивает Никита. – Не понимаю, зачем ты Ольховскому понадобилась? Да еще и беременная? Да в его постель очередь из актрис всех мастей…
– Во-первых, он не знал, что я беременная. А когда узнал, то этот факт не остановил его. А во-вторых, Никита, ты что – действительно мне не веришь? Ты веришь Ольховскому?
– Я не знаю, – разводит руками Никита. – Я не могу поверить, что Ольховский мог так поступить. Он же знал, что мы встречаемся, что ты – моя женщина.
Кофе с шипением выливается из джезвы и заливает всю плиту. Я срываюсь со стула, хватаю турку и выключаю конфорку. С грохотом кидаю турку в мойку и поворачиваюсь к Никите.
– Вот именно, что он знал! И несмотря на это, так поступил. Ему море по колено. Он считает, что может брать все, что захочет, любую вещь, любую женщину, даже без ее согласия. Никита, а теперь скажи мне, что я должна была сделать? Уступить ему? Не сопротивляться? Я не должна была идти в полицию и писать на него заявление? Я должна была молча схавать этот инцидент и как ни в чем не бывало продолжать сниматься, встречаться с ним на студии, здороваться и улыбаться?
Никита отводит глаза и с сомнением качает головой. В кухне повисает гробовая тишина.
– Что ты молчишь? Ну скажи хоть что-нибудь! – не выдерживаю этого молчания и срываюсь на крик. – Что ты своей башкой трясешь? Что глаза отводишь? Тебя когда-нибудь пытались изнасиловать?
– Катя, послушай меня, – наконец, тихо произносит Никита. – Сейчас мы поедем в полицию, и ты заберешь заявление, а иначе…
– Нет! – перебиваю я его, даже не дослушав.
– … а иначе он тебя сгноит и засудит не только за ухо, а и за то, чего не было. Понимаешь?
– Я все понимаю. А еще я понимаю, что ты сейчас вместо того, чтобы защищать меня, свою женщину, принимаешь сторону этого зажравшегося, похотливого ублюдка! Тебе не стыдно??? – мой голос предательски дрожит, и я срываюсь на слезы. – Ты же обещал меня защищать от Ольховского, если дело примет серьезный оборот. А оно как раз принимает более чем серьезный оборот.
– Кать, успокойся, – окончательно теряется Никита. – Я как раз тебя защищаю.
Встает, подходит ко мне и пробует обнять. Я в бешенстве отталкиваю от себя его руки. Ищу бумажные салфетки и вытираю льющиеся из глаз слезы.
– Твою женщину чуть не изнасиловал другой мужик, а ты вместо того, чтобы ему морду набить или как минимум поддержать меня, прогибаешься перед ним! Конечно, он же дядя с большими деньгами – ему можно все!?
Никита силой сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе.
– Успокойся!
– Не трогай меня! Я думала, что ты мужик, а ты сопля, овца, трус… – пытаюсь вырваться из объятий.
– Катенька, послушай меня, лучше будет, если вы с ним договоритесь по-хорошему. Ты заберёшь заявление, и он заберет. Зачем тебе война? Тебе в нее не выиграть. У него армия адвокатов, деньги…
– Ну надо же! – восклицаю я и истерически хохочу. – Всё, как следователь Авдеев говорил, слово в слово! Да ты знаешь, что, согласившись забрать заявление под давлением, я автоматически стану лгуньей? А за ложный донос я могу получить реальный срок?
– Не преувеличивай, – возражает Никита. – Лучше это остановить сейчас, на корню. Потом, если машина запустится, ее уже будет не остановить.
