Роман… С Ольгой - Леля Иголкина
— Я говорила, — вполоборота обращаюсь, сильно скашиваю взгляд и сжимаю руки, формируя крохотные кулаки.
— Говорила?
— Палач должен был предупредить тебя, — вскидываю подбородок, по-прежнему демонстрируя Косте профиль.
— Повернись ко мне лицом и заяви об этом самостоятельно, открыто и без свидетелей. Сколько дать времени ещё?
— Я хочу уйти.
— Повернись ко мне, — выдаёт как будто по слогам.
— Мне нужно.
— Оля?
— Я хочу с ним развестись.
— Скажи это, глядя в глаза своему мужу.
Не могу! Видит Бог, не даст соврать, несколько раз я порывалась подать заявление без ведома Юрьева, почти доходила до нужного мне места, заходила внутрь, интересовалась электронной очередью, законопослушно брала талончик, распечатывала бланк в нескольких экземплярах — а вдруг испорчу! А потом… Писала, писала, писала… Марала бумагу, рисуя между строк розы и ромашки, водила бездумно рукой, нанизывая чернильные нити на уголки заглавных букв. Сидела в комнате, следила за потоком посетителей, прислушивалась к их проблемам, радовалась заявлениям с просьбами о вступлении в брак, смахивала случайную слезу, сопереживая женам, матерям, отцам и братьям, потерявшим близких и пришедшим оформить соответствующие документы.
— Он не отпустит меня.
— Ты ведь знаешь, что нужно сделать, чтобы муж дал тебе свободу?
— Я так не смогу поступить. Я не твоя жена…
— Опасно, Юрьева. Сейчас ты ходишь по краю пропасти. Не надо вспоминать о моей неудачной личной жизни. Я и так чувствую себя паршиво, словно солирую в дешевой мелодраме. Мужик, который никак не пристроится и не найдет для своих чресел уютную и тихую гавань.
— Тишины захотелось? — издевательски хмыкаю.
— Он за измену тебя убьёт, Юрьева. Этого добиваешься? Хочешь себе смерти, а ему темницу готовишь?
Наконец-то поворачиваюсь и, набравшись наглости, храбрости, скорее, глупой безбашенности, устремляю на него глаза.
— Костя-я-я… Не-е-е-т! — шумно выдыхаю. — Я так скучала-а-а.
— Привет, детка.
Красов — обладатель самой подкупающей на свете улыбки. Карие глаза, милые морщинки — те самые гусиные лапки — в по-восточному приподнятых уголках, сквозная седина в тёмных волнистых, остриженных по моде, волосах, немного полные, но по-мужски чувственные губы, располагающее к себе лицо и белоснежные зубы, которые босс мне демонстрирует, влекут глупых дам, к которым я, как это ни странно, себя же причисляю.
— Он верен тебе, Оленька, — шеф подходит ближе. — Врёт, когда говорит, что трахает всех желающих и способных шевелиться в этом направлении. Юрьев навечно обручён с тобой и на земле, и там, — глазами указывает на всевидящие Небеса, — до хера свидетелей его преданности. Слышишь? — он прислоняется ко мне щекой и шепчет прямо в ухо. — Возвращайся, детка. Я соскучился за тобой.
— Они меня убили, Костя, — бездумно двигаю рукой, расправляя и проглаживая его завитые волосы, уложенные на висках. — Растерзали, понимаешь?
— Тшш-тшш, что было, то прошло. Все забыли. Зачем ты мучаешь и его, и себя?
— Я желаю ему счастья, а он…
А он липнет, как банный лист на задницу!
— Ему не нужно счастье без любимой женщины.
— Это самообман, Красов. Он даже не смотрит на меня. Юрьев меня ненавидит и до сих пор обвиняет.
— Потому что ты этого не позволяешь, — его голос баюкает, а я ощутимо расслабляюсь.
— Не позволяю?
— Мужчины чувствуют, когда женщины дают зелёный свет на отношения. Отсюда и байки про женский шарм, харизму или другую дребедень. Мы вас прочитываем. Хлобысь — тут всё, миленькие, ясно. А ты его намеренно отталкиваешь, зато приманиваешь меня, флиртуешь с мужиками, от которых тебе, в сущности, ни черта не надо. И потом, я ведь занят, Юрьев. Да и не подхожу на роль пенопластовой дощечки для спасения, за который ты почему-то хватаешься и зубами, и руками.
Положив на мужское плечо голову, сквозь ресницы рассматриваю красивый спокойный профиль, вожу пальцем по открытой шее и пару раз прижимаю ямочку на правой щеке.
— Олька, я кое-кого встретил, — вдруг странно начинает. — Хочешь расскажу?
— Угу.
— Стран-н-н-н-н-ая, стран-н-н-н-ая девица, но красивая. Там ещё мальчишка, — с закрытыми глазами произносит. — Прикинь, а?
— Ты поёшь, что ли? Если да, то фальшивишь, а если нет, то это до усрачки пугает, босс.
— Я бы поделился с тобой новостями, но ты собралась уходить, решила уволиться, и бросаешь лучшего начальника, доброго товарища, верного единомышленника. Юрьева, пиздец, как я буду здесь маяться без тебя и твоих идей? Зашьюсь и погибну во цвете лет.
— Фролов тебе поможет, — прыснув в кулачок, почти авторитетно заявляю. — Я его сбрасываю, Костя. Он мне наяривает, а ему — вот так, да ещё так!
— О! — обратившись ко мне лицом, смотрит свысока. — Поэтому писюша бесится? Ты игнорируешь своего дружка, а он за это издевается над Ромкой…
— У меня перед глазами стоит та картина, — ни с того ни с сего, громко всхлипнув, выдыхаю. — Закрываю их и вижу всё. Юрьев жесток, он опасен…
— Он был прав!
— Я знаю.
— Вот и не сомневайся в муже.
— А вдруг он изменился?
— Ты десять лет живешь с ним после этого и не замечаешь явных преображений?
— Он хорошо скрывается, — отступаю от него. — Юрьев умеет быть паинькой, когда ему это нужно. Ненавижу его за это! Делает вид, что ни хрена не произошло.
— Оля, тшш! — шеф приставляет к носу палец. — Ни хрена не произошло. О чём ты говоришь?
О том… О том, через что мы с ним прошли. По моей вине муж взял неподъёмный, неискупимый перед человечеством и Богом грех на душу. Юрьев голыми руками убил двух человек!
Это случилось десять лет назад. Поздней осенью, двадцать первого ноября я возвращалась дождливым вечером домой, но встретила старую подругу и слишком задержалась… И вот итог!
— Разреши? — а вот и он. Лёгок, сволочь, на помине!
— Да.
— Ромка, я держу её двумя руками. Подключайся и принимай, — перехватив меня, вцепившись крепко в плечи, Костя выставляет покорную фигуру перед собой и подталкивает по направлению к странно мнущемуся Юрьеву. — Короче, ребята, я всё тщательно обдумал и принял единственно верное решение. Она, — подавшись на меня, стоя за спиной, произносит куда-то в область моего затылка, — никуда не уходит, а завершает свои дела на дистанционке. Настаиваю на этом. Однако на всё про всё даю одну неделю. Ольга Алексеевна возьмёт проект Тереховой, когда ты, Роман Игоревич, разберёшься с оффшорными счетами этой дамы. Если таковые, конечно же, имеются. Юрьева вернётся на своё место и прекратит трепать нам нервы. По крайней мере…
— Перестань, — смотрю на мужа исподлобья, но скрежещу зубами и еле-еле раздвигаю губы.
— Фролов не будет беспокоить эту женщину. Он отвалит со
