Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера
Спустя пару часов тренькнул звонок домофона – это привезли вещи, заказанные в интернет-магазине. Чертовски удобная штука, экономит уйму времени и нервных клеток, потому что по магазинам Иван ходить терпеть не мог. Наискучнейшее занятие.
Ну вот, теперь можно спокойно принять душ и наконец-то побриться. Достала борода. Особенно в последнюю пару дней.
* * *
Из зеркала на него смотрело гладко выбритое лицо вполне симпатичного молодого мужчины. Совсем другое дело без бороды. Иван провел пятерней по мокрым волосам. Надо бы еще подстричься, но сегодня уже не успеет. И, опять же, вот что значит стрижка у хорошего стилиста – обросло вполне презентабельно. И даже будто так и надо. Тобольцев еще раз энергично потер голову полотенцем и потянулся за пакетом с вещами.
Из всех купленных футболок он надел почему-то серую. А кеды купил красные. И только темно-синим джинсам, любимым левайсам, Иван в цвете не изменил.
Еще раз оглядев свое отражение, Тобольцев сообразил, чего не хватает. И полез в привезенную Даном сумку с отданным на хранение имуществом. Очки, точно. «Надень очки – сойдешь за умного» – любимая фраза Тишки Тихого. Надо порадовать друга детства. Зрение у Ивана стопроцентное, а в черные «клабмастеры» вставлено обычное стекло. Тобольцев нацепил очки на нос. Ну вот, теперь вид – умнее не придумаешь.
Закинув на плечо практически пустой рюкзак, Иван нажал на ручку двери. И уже шагнув за порог, вдруг вспомнил. Про оставленную в кармане других джинсов бумажку с телефоном. Штаны он уже кинул в мусорный пакет. Черт!
Нет, потом забудет. Пришлось возвращаться, рыться в мусорном пакете, доставать джинсы, искать по карманам листок. В какой-то момент показалось, что его там вовсе нет, видимо, сунул мимо кармана. А, нашелся.
Иван достал смартфон. Так, как нам вас назвать? Разумеется, абонент был наречен «Дульсинея». Ваня подумал и решил добавить «Тобосская». По первым четырем буквам автокорректор услужливо подставил «Тобольцева». Дульсинея Тобольцева. Звучит неплохо, между прочим. Иван еще раз посмотрел на введенные цифры. Кажется, похоже на чей-то номер. Или нет? Тряхнул головой, исправил «Тобольцеву» на «Тобосскую» и решительно встал. Все, теперь точно можно выдвигаться.
У людей, которых мы знаем давно, например, с самого детства, есть одна особенность. Мы не замечаем, как они меняются. Может быть, если мы знаем их так долго, то меняемся вместе с ними? Особенно если это не просто человек, а твой друг. Друг с самого детства, с разбитых из-за падения коленок и из-за драк скул. Со страшных секретов о том, что было увидено в дырку стены раздевалки для девочек. С первой сигареты за школой, после которой жутко тошнило. С первых испытаний дружбы – когда мать Ивана написала на Тина заявление в милицию, не став слушать сына о том, что это была не драка, а урок самообороны. И как Тихон отмахивался: «Ну а ты тут при чем? Не ты же заяву катал, а мамаша твоя».
И пусть нет давно того мальчишки из необычной семьи, с упрямым, исподлобья взглядом. И нет лысого двадцатилетнего мордоворота вполне себе бандитской наружности. А есть теперь успешный столичный ресторатор Тихон Тихий, авторитетный кулинарный блогер и женатый человек. Но в чем-то он остался тем, с кем Ивана связала два десятка лет назад мальчишеская дружба. А она иногда переживает и долгие годы, и периоды порознь. И не теряет своего главного качества. Тихон Тихий Ивану Тобольцеву по-прежнему друг. Как и Слава Ракитянский. Трое из Коломны, разные с лица, обустроившиеся в столице.
* * *
– Слушай, ты стал совсем необхватный!
– Ничего подобного! Я держу свой золотой центнер! – Тин с видимым удовольствием еще раз обнял друга, а потом отстранился. – А вот сквозь тебя скоро читать можно будет. Ванечка, ты очень плохо кушаешь! – Тихий весьма похоже изобразил интонации Иды Ивановны.
– Изя, не учите жить, лучше помогите материально!
– Понял, – рассмеялся Тихон. – Как обычно – первое, второе, компот?
– Ты знаешь, я, если честно, перекусил по дороге и не голоден. Так что спасибо, но…
– Ты вот сейчас мне в душу плюнул, ты в курсе? Как ты мог ко мне прийти сытым, Тобольцев?! Ничего не знаю, а налим пожарен, и пироги испечены!
Теперь расхохотался Иван. Некоторые вещи неизменны.
– Расскажи, как у твоих дела?
– Родители здоровы, слава богу. Нинка дочь растит. София теперь работает в Кремле нашем, помощником реставратора. Лиза поступила в педагогический и гуляет с каким-то баскетболистом – выше меня на голову.
– Какой удар по твоему самомнению, – снова рассмеялся Иван. – Смотреть на кого-то снизу вверх.
Тихон лишь махнул рукой.
– Как жена? Как дочь?
– Все в порядке.
И все. И никаких подробностей. Иван давно заметил, что люди не спешат делиться счастьем. Когда человек счастлив – он не кричит об этом. И по короткому «все в порядке» это читалось явно.
Вообще Тиныч его удивил, сильно. Своей скоропалительной женитьбой. Вот Рося не удивился, но они чаще виделись с Тихоном, Ракитянский знал больше. А Ивана внезапный женатый статус друга изумил донельзя. Не думал, что Тин женится. Не представлял его семейным человеком.
А Тину неожиданно пошло быть женатым. И это только на первый взгляд казалось, что его жена – обладательница облака огненных кудрей, проницательных голубых глаз, рычащего имени Варвара и весьма серьезной профессии – хирург – совершенно ему не подходит. А на второй взгляд делалось очевидным, что Тихон и Варвара – два сапога пара. Будто две части некогда разъединенного целого. Оказывается, такое бывает в жизни.
– Твои как? – Тин совершенно точно не хотел распространяться о своих семейных делах. Не из-за того, что там было что-то не так. Нет, судя по его довольной роже, там все было еще как «так», но жадный Тиныч не хотел этим ни с кем делиться.
– Нормально. Живы-здоровы.
– Мать сегодня как раз звонила, рассказывала, что вчера видела Антонину Марковну. Бодряком старушенция.
– Ага, – согласился Иван. И тут раздались аккорды «Кирпича в стене». Тобольцев вздохнул. Точно. Он же обещал позвонить. И не позвонил.
– Извини, я отвечу. – Тин только приглашающе развел руки. А Иван взял трубку. – Привет, мам.
Тихий саркастически хмыкнул. К Иде Ивановне Тобольцевой у него до сих пор осталось
