По доброй воле - Слава Доронина
Вопросов так много, но еще больше – непонимания. Я же никого не трогала, жила свою жизнь, занималась бизнесом, не желала никому зла…
– Скоро станет известно. – Григорий протягивает руку и трогает мой лоб, нежно поглаживая кожу. – Ты почти сутки спала. Что-нибудь болит?
Это Монастырский? Скорее всего, он. Больше некому.
– Принесешь зеркало?
– Лицо почти не пострадало, ты закрыла его руками. А вот им повезло меньше. – Шахов переводит взгляд на мои кисти. – Сейчас ты под сильными обезболивающими, боль не чувствуешь, но на тыльной стороне ладоней нет живого места. Потребуется операция. Как только придешь немного в норму, я все организую.
Удивительно, как мир способен перевернуться за какой-то короткий миг. Я не хочу находиться в стенах больницы, не хочу никаких операций. Почему нельзя отмотать время назад, задержаться в другом месте? Только бы не быть сейчас там, где я есть.
– Говоришь, спала почти сутки? И ты все это время был со мной? – удивляюсь тому, что Шахов забросил дела.
Мы ведь и так провели на отдыхе больше времени, чем он планировал.
– Да, был с тобой все это время.
– А бабушка?
– С ней Захар.
Чувствую подвох. Да и знаю я бабушку, она бы была рядом каждую минуту.
– С ней все хорошо?
– С Анной Иосифовной все в порядке, – сдержанно отвечает Григорий.
– Ты меня обманываешь.
Шахов хмыкает и отводит глаза.
– Ты в реанимации. Здесь нечего делать пожилому человеку со слабым сердцем.
Так и есть. Обманывает.
– Ладно. Мне нужно уехать. Через несколько часов вернусь.
Григорий поднимается на ноги, оставляет у меня на лбу легкий поцелуй и уходит.
Хочется плакать от бессилия. Медленно осматриваюсь. Наверное, я и впрямь под какими-то сильными препаратами: реальность воспринимается словно сквозь призму, мысли вялотекущие. Только не эмоции. Их сейчас глушат лекарствами, но я точно знаю, что позже они дадут о себе знать в уродливых сочетаниях, в кошмарах, панических атаках. Как и произошло после смерти Миши.
В палате появляется медсестра. Молча проверяет показатели на мониторе, вводит лекарство в капельницу.
– Я хочу посмотреть на себя в зеркало, – произношу уверенно.
Девушка, бегло взглянув на меня, делает вид, будто не услышала просьбу.
– Я хочу посмотреть на себя в зеркало, – повторяю тверже.
– Григорий Игоревич запретил.
Убито прикрываю глаза.
– Мало ли что он запретил! Принесите мне зеркало! И не смейте ему звонить.
На лице медсестры появляется озадаченное выражение. Она раздумывает с минуту, а потом выходит из палаты. Возвращается с небольшим зеркалом и садится передо мной.
– С руками очень плохо. Особенно с правой кистью. Она больше пострадала. Но вы сейчас находитесь в лучшем ожоговом центре. Врачи обязательно все исправят.
– На подбородке и щеках повязки. Ничего не видно. Там серьезные ожоги?
– Глаза не пострадали, это большое везение, чудо. Когда вы поступили, на вас была водолазка и куртка. Григорий Игоревич оперативно собрал бригаду врачей, было много шума. Все могло быть в разы хуже…
Шумно сглатываю, продолжая рассматривать свое отражение. Из-за ощущения стянутости на лице казалось, что я безнадежно изуродована, но это не так. Медсестра убирает зеркало, и я прикрываю глаза, фильтруя поступившую информацию. В мыслях сумбур.
– Какая кисть, вы говорите, пострадала больше всего?
– Правая, – произносит медсестра.
– У меня руки болят. И сама близка к истерике. – Почти не обманываю. – Можно какой-нибудь укол, чтобы обо всем этом забыть? Хоть ненадолго.
Хочется уснуть и не думать о произошедшем. Не представлять, на какую базу и зачем уехал Шахов, чем там будет заниматься.
– Конечно.
Медсестра вводит еще лекарство в капельницу. Через несколько минут я остаюсь одна. Из души, из сердца рвутся чувства. Но не могу дать им волю, иначе сломаюсь. Я толком от смерти мужа отойти не успела, как вляпалась по уши, заново влюбившись. И в кого? В Шахова!
Вероятно, из-за нашей связи в меня и плеснули кислотой.
Действие лекарства помогает забыться сном. Это то, что сейчас необходимо. Не знаю, сколько времени проходит. Просыпаюсь я от неприятных ощущений. Поворачиваю голову и вижу медсестру. Она перевязывает мои руки.
– Который час? – спрашиваю хриплым ото сна голосом.
– Почти девять утра.
– Я долго спала?
– Не очень.
– Вы всегда со мной находитесь?
– Да.
Кое-кто не очень многословен.
– Ко мне кто-нибудь приходил вечером?
– Григорий Игоревич больше не приезжал.
– Когда я могу поговорить с врачом?
– Валерий Донатович сегодня уже был.
Словно с роботом разговариваю. Сразу понятно, кто подбирал мне сиделку.
– Сейчас принесу вам еды. Будут какие-нибудь предпочтения?
– Никаких.
Если только одно: проснуться в том дне, когда меня выпишут домой и снимут все повязки.
Шахов в течение дня не появляется и на звонок не отвечает. Зато удается поговорить с бабушкой. Мои опасения подтверждаются. У бабули прихватило сердце из-за плохих новостей. Нина с ней рядом, за что я очень благодарна подруге.
Медсестра снова вводит мне лекарство, и пока жду его действия, я вспоминаю о Даше. Мы не общались целую вечность. Я сама от нее отдалилась после смерти мужа, а сейчас чувствую потребность хоть с кем-то пообщаться. Рассказать о том, что внутри. Но только не сё Ниной.
– Как вас зовут? – уточняю у медсестры, когда та располагается на стуле рядом, по-видимому собираясь мне почитать.
– Александра.
– Можно попросить вас об услуге, Саша?
Она молча кивает.
– Найдите в моей телефонной книге контакт «Дашка» и отправьте сообщение: «Как дела?»
Возможно, завтра я об этом пожалею, но сейчас хочу общения с подругой детства.
Александра делает, как прошу. Ответа от Даши не приходит ни через десять минут, ни через полчаса. Я проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь, вижу перед собой Шахова. На нем черная рубашка и такого же цвета брюки. Оглядев меня, Григорий задерживает глаза на моих руках. А я на его. Становится не по себе, потому что его костяшки сильно сбиты.
– Как сегодня себя чувствуешь? – Его тон спокойный и собранный. Впрочем, как и всегда.
– Домой хочу. Но можно не надеяться, что быстро выпишут, да?
– Пока об этом речи не идет. Нужно восстановиться. У меня на твой счет большие планы.
– Ты обещал вчера приехать…
– Не получилось.
Понимаю, что нужно бы промолчать, не задавать очевидные вопросы, но какой в этом смысл?
– А что ты делал?
– Разговаривал с человеком, который сделал тебе плохо.
Впиваюсь глазами в строгое лицо. Начинаю судорожно подыскивать слова, а потом решаю, что это глупо, и спрашиваю как есть:
– Этот человек жив?
– Подобное определение ему сейчас мало подходит.
– И кто заказчик, ты тоже выяснил?
Шахов молчит, но ответ очевиден. Он все выяснил.
– Монастырский?
– Для тебя это не имеет никакого значения. Я со всем разберусь, а ты отдыхай и набирайся сил.
Спорно про отдых.
– Кто такая Даша? – вдруг интересуется Шахов.
– Ты рылся в моем телефоне или Александра доложила?
– Сообщение пришло несколько минут назад. Дашка сообщает, что у нее все относительно хорошо и скоро она станет мамой. Что-нибудь ей ответить?
Чувство вины и отчаяние, что вот так вычеркнула человека из своей жизни на несколько месяцев, атакуют по новой.
– Напиши, что я очень за нее рада.
– У вас с ней что-то произошло?
– Ничего серьезного. Каждый по-своему переживает горе, я отдалилась от всех, с кем раньше общалась. Оставила лишь общение с Ниной, и то потому, что она не лезла в душу.
Шахов берет мой телефон с тумбочки. Снимает блокировку, хотя я не давала ему пароль.
– Откуда ты его знаешь? – удивляюсь.
– Кого? – улыбается Григорий, вздернув бровь.
– Пароль.
– Подобрал с третьего раза. В этом плане ты находка для мошенников.
– Это не так уж и просто… Ты следишь за мной?
– Всего лишь умею подмечать детали. Да и что там такого необычного? Набор цифр.
– Это не просто набор цифр!
– День рождения бабушки? – В его голосе слышится насмешка.
– Он был в обратном порядке!
– Ну ладно. С пятого раза подобрал.
– С трудом верится…
– А ты поверь, – убедительно произносит Григорий, глядя в глаза.
В это мгновение почему-то опять вспоминаю о его сбитых костяшках. Мне не по себе, но я благодарна, что Григорий вступился за меня.
– Подруга живет в Москве? – уточняет он.
– Да.
– Попросить ее приехать?
– Просто напиши, что я за нее рада.
– Готово. – Он кладет телефон обратно на тумбочку. – Сейчас будем ужинать, Агния. Медсестра сказала, что с аппетитом у тебя плохо. А ты мне нужна здоровая, пусть и покалеченная. Кстати, что скажешь по этому поводу? – кивает на мою правую руку.
– А ты?
– У меня дежавю. Хочется разыскать ту бабку и задать ей кучу вопросов.
– По поводу твоей судьбы? Меня ли она имела в виду?
Нашу беседу прерывает Александра, она заходит в палату с подносом.
