Ставка на невинность (СИ) - Саша Кей
— Или на тебе слишком много, это как посмотреть. Все ведь зависит от сферы, в которой лежат наши интересы… — многозначительно произносит он, отпивая из крошечной чашечки для эспрессо, смотрящейся в лапище Бергмана почти нелепой.
Я вижу, что он меня подкалывает, намеренно провоцирует. Но вот на что?
— А прикрываться ты будешь договором? — допытываюсь я.
У Германа на роже написано, что прикрываться он не привык.
А мне что делать, если даже от вида тёмных волосков на его запястьях меня потряхивает?
— Иди в комнату, — усмехается он. — Я сейчас догоню.
И это «догоню» настолько многообещающее, что я позорно дезертирую без всяких возражений.
Плутать не приходится. Бергман таки имеет студию.
Скотски огромная жилая комната превосходит размером всю мою квартирку. Буржуй. Ну посмотрим, как живут миллионеры, раз меня не пустили в квартиру на Ленинской.
Так-так-так. Что тут у нас?
Нет, блин, ну а я что говорила? Обстановка самая что ни на есть «деловая».
Траходром на восемь полос по числу посадочных мест занимает центральное место. В прямом смысле слова. Заправленный бархатистым черным покрывалом монстр мебельной промышленности установлен посередине комнаты. Несколько подушек в тон разной формы разбросаны по нему в художественном беспорядке, но по кровати не похоже, что Бергман принимал душ сразу после активного отдыха. Подушки, разумеется, для красоты, а не чтобы подкладывать под… гхм…
Что тут еще? Минибар, большое кресло, за той панелью, похоже, встроенный шкаф, пара пуфов, черные плотные портьеры, подставка с подсвечниками… мягкий ворсистый коврик у постели и тумба, на которой лежат какие-то мужские мелочи и стоит флакон с массажным маслом.
Мои мозги, вывихнутые сегодня напрочь в неправильную сторону, подкидывают мне картинки, как я, сидя верхом на обнаженном теле, оставляю дорожку из капель масла на мускулистой спине… или как широкие ладони проводят вдоль моего позвоночника от самой шеи вниз к талии и завершают все дружеским крепким пожатием ягодиц.
Блядь!
Надо отвлечься.
Так, а в тумбочке у нас что?
Но сунуть туда нос мне не даёт возможности возвращение Бергмана.
И если я надеялась, что он приоденется, то все зря, Герман по-прежнему в полотенце, но с договором. Правда, сейчас я уже вижу, что что на тёмном покрывале лежат какие-то штаны. Это вселяет в меня надежду.
Мимо меня, обдавая горьковатым запахом геля для душа, Бергман проходит к кровати и, бросив договор на постель, тянется к тумбе.
Полотенце, не удерживаемое более никакими обстоятельствами, падает к ногам Германа.
А этот мерзавец, стоя ко мне спиной абсолютно обнаженным, не торопясь, надевает… часы!
Я пожираю глазами упругие ягодицы с ямочками, узкую талию, не в силах отвести взгляда.
И меня чуть не застукивают на горячем.
Бергман разворачивается за брюками и оказывается ко мне… гхм… лицом.
Я мгновенно задираю голову вверх, делая вид, что ни хрена не рассматривала его задницу. И охреневаю.
Потолок зеркальный.
Весь.
Бергман надевает спортивные мягкие штаны прямо на голый зад, и, как на грех, он не выглядит приличнее ни на йоту.
Пошуршав бумажками, Герман усаживается на постель и хлопает по покрывалу рядом с собой.
— Левина, пришла пора отвечать за свои косяки.
Глава 24. Приговор и вердикт
Приглашение Бергмана из тех, перед которыми сложно устоять. И будь у нас другие обстоятельства, я бы, пожалуй, косячила и косячила, а потом самозабвенно расплачивалась.
Однако, что-то мне подсказывает, что я выдаю желаемое за действительное.
И таки я буду получать сейчас реальный втык за безалаберное отношение к юридическим документам. А в них, определенно, что-то зарыто, до чего я не докопалась.
Правда, и сейчас сосредоточиться мне будет крайне нелегко.
Одетый в штаны Бергман выглядит так же развратно, как и без них. Кто-нибудь может мне объяснить, с каких это пор спортивки — это секси?
Или это я настолько оголодала?
И почему я все время помню, что под штанами у него нет белья. Достаточно просто приспустить резинку и…
— Левина, я долго буду ждать?
— На кровати неудобно, я сяду в кресло, — иду я на компромисс.
Угу, если компромиссом можно назвать жалкие попытки сохранить лицо.
— На этом кресле можно сидеть только у меня на коленях, Яночка…
— Я все же рискну.
— А ну иди сюда, певица, — рявкает Герман. — Не зли меня, Левина. Будешь хорошей девочкой, меньше прилетит.
— Я еще не уверена, что мне за что-то должно прилететь, — слегка прифигев, бормочу я, но решаю подчиниться, потому что из-за на миг слетевшей с Германа маски вальяжного кошака выглянул очень жесткий самец, и нотки в голосе проскользнули настолько властные, что у меня внутри что-то подозрительно сладко заныло.
Так что к кровати я двинулась, скорее, от растерянности.
Как-то не ожидала я, что меня такое будет заводить. Обычно я предпочитаю, чтобы инициатива оставалась у меня, и плохо переношу, когда мной командуют.
Стараясь сохранить независимый вид, присаживаюсь на краешек постели, как можно дальше от Бергмана, чем заслуживаю насмешливый взгляд.
— Вот поэтому ты до сих пор и не замужем, что так трясешься над своей невинностью и боишься сесть поближе даже к тому, кто на нее не покушается.
— Можно подумать, ты женился на каждой, кого этой невинности лишил, — фыркаю я.
— Это что? Сейчас попытка узнать подробнее о моем сексуальном опыте? — приподнимает бровь Бергман. — Тебе достаточно знать, что он обширнее твоего.
Поскольку попадает он метко, я оставляю скользкую тему.
Чуть не покраснела, блин.
Судя по грамотному интерьеру этой комнаты, обширнее — это не то слово. Предусмотрено все или почти все.
— Ты мне зубы не заговаривай, — хорохорюсь я. — Запугиваешь со вчерашнего дня, давай уже, предъявляй претензии, и мы посмотрим, имеешь ли ты вообще на них право.
— Ну давай посмотрим, страница номер четыре. Да сиди уже.
