Соучастник (ЛП) - Калли Харт
─ Могу представить.
─ Он подготовил для меня комнату. Она была вся в розовых кружевах и красивых куклах. Кровать была огромной. Над ней с потолка свисала одна из этих штуковин. Не знаю, как они называются.
Балдахин. Когда я была маленькой, над моей кроватью был балдахин. Я чувствовала себя принцессой, и каждый вечер папа ложился со мной поверх одеяла, читая сказки Братьев Гримм, пока я не засыпала. Бедная Лэйси была лишена этого. Возможно, предоставляя ей все это сейчас, Чарли в какой-то мере пытался стать для нее отцом. Но когда твой ребенок пытается воткнуть тебе в спину отвертку, полагаю, что это все меняет. Стопроцентно.
─ После случившегося он не позволил мне остаться там. Сказал, что я должна научиться уважению, и бросил меня сюда.
─ По крайней мере, он тебя не убил.
─ Он не может меня убить, ─ жалобно говорит она.
─ Почему?
─ Он признался мне, что Зет на самом деле не его сын. У него нет ни братьев, ни сестер. Нет родственников. Я ─ единственный человек на планете, кровный родственник. И… он умирает, Слоан. Ему недолго осталось жить.
Чарли Холсан умирает. Спасибо Вселенной. Не думаю, что когда-либо была так счастлива, услышав смертельный прогноз. Это делает меня ужасным, ужасным человеком? Зет предполагал, что Чарли болен, и теперь, когда это подтвердилось, у меня словно груз с плеч свалился. Понятия не имею, почему. Я все еще заперта в бетонной коробке без возможности выбраться. Я по-прежнему не знаю, где находится человек, которого люблю, и все ли с ним в порядке. Но почему-то осознание того, что Чарли осталось недолго жить, успокаивает.
Спустя час, в течение которого я обнимала и успокаивала Лэйси, Майкл начал шевелиться. Его веки приоткрылись, правая ладонь непроизвольно сжимается и разжимается.
─ Майкл? Майкл, ты в порядке?
Я снова проверяю реакцию его зрачков, хотя все равно трудно понять, как реагируют его радужные оболочки при таком слабом освещении. Он что-то бормочет себе под нос, глаза ни на чем конкретном не фокусируются, а затем его система словно перезагружается прямо у меня на глазах. Он резко вдыхает, глаза расширяются, спина выгибается, и Майкл резко приходит в себя. Словно все время бодрствовал. Он смотрит на меня, между его бровей образуются две небольшие складки.
─ Где Зи?
Это его первые слова. Никакого замешательства по поводу того, где мы находимся. Он не проверяет себя на предмет травм. Где Зи?
─ Мы не знаем.
Я прикладываю кончики пальцев к его шее, проверяя пульс. Все еще медленный, но стабильный. Если бы мы находились в больнице, и он был моим пациентом, я бы очень беспокоилась. Я бы оставила его на несколько дней в больнице, чтобы понаблюдать за ним. Необходимо было бы сделать МРТ, чтобы проверить работу мозга и внутренних органов. За Майклом круглосуточно наблюдали бы, по меньшей мере, три человека, каждый из которых отвечал бы за то, чтобы убедиться в том, что разные части тела Майкла функционируют должным образом.
Про свои травмы я бы сказала то же самое. Однако, поскольку мы не в больнице, мне остается только оценить его самочувствие и действовать согласно ситуации. Не то чтобы я могла что-то сделать, если у него произойдет сдавление головного мозга (прим. пер.: Сдавление головного мозга ─ прогрессирующий патологический процесс в полости черепа, возникающий в результате травмы (внутричерепные гематомы, субдуральные гигромы, очаги ушиба или размозжения, вдавленные переломы, пневмоцефалия) приводящий, по заполнении ёмкости резервных пространств черепа и истощении компенсаторных механизмов, к дислокации и/или ущемлению ствола мозга с развитием угрожающего жизни состояния) или внутреннее кровотечение, конечно, но все же…
─ Тебя не тошнит? ─ спрашиваю я.
─ Нет. ─ Майкл выглядит мрачно, небольшой свет, проникающий через дверной проем, отбрасывает на его лицо тень. Его голова похожа на череп: глазницы утопают в темноте, щеки исхудалые и впалые. ─ Мне хочется кого-нибудь убить, ─ бормочет он.
При первой встрече я испугалась Майкла, но сейчас то, что я вижу, не идет ни в какое сравнение, он по-настоящему страшен, не хотелось бы оказаться его врагом.
─ Я понимаю тебя, приятель. Но мы в ловушке.
Лицо Майкла искажается в гримасе ярости. Думаю, он сейчас вскочит и начнет лупить стены голыми руками, намереваясь разнести их, но тут Лэйси скользит по голому бетонному полу, поворачивается так, что оказывается спиной к Майклу, и прижимается к нему. Его поведение меняется в мгновение ока.
─ Что ты делаешь, малышка? А? ─ шепчет он ей, обхватывая девушку рукой в защитном жесте.
Лэйси не отвечает. Она закрывает глаза и засыпает. Я не могу спать. Одна только мысль об этом смехотворна. Все, о чем я могу думать, ─ это Зет и то, что Чарли с ним делает. Уверена, ничего хорошего.
─ Тебе нужна соль? Они никогда не кладут достаточно соли в эту гр*баную еду.
Чарли кидает мне солонку, я ловлю ее прежде, чем она успевает улететь за край полированного дубового стола. Макароны, которые О'Шеннесси бесцеремонно плюхнул передо мной, хмурясь, оказались пересолены, если уж на то пошло. Я ничего не ел, просто почувствовал запах переизбытка натрия. После кинотеатра Чарли потащил меня по двум лестничным пролетам в то место, которое, должно быть, когда-то было главным вестибюлем этого заведения. Мебель была переломана. Не осталось ничего, кроме старого ковра, местами истоптанного ногами тысяч людей, и киоска с фастфудом и напитками. Здесь все еще ощущается слабый сладковатый запах, смешанный с затхлым запахом пыли, возраста и времени.
─ Врачи говорят, что лучевая терапия убила мои вкусовые рецепторы, ─ жалуется Чарли, наматывая на вилку немного макарон и отправляя их в рот. ─ Но они полные профаны. Кое-что я еще могу чувствовать. Чеснок. Виски, ─ он ухмыляется. ─ Киска. Пока я могу чувствовать вкус виски и киски, мне плевать на все остальное.
Упоминание Чарли о лучевой терапии подтверждает мои подозрения ─ он болен. Он не просто болен. Он умирает.
─ Сколько тебе осталось?
Я отталкиваю от себя тарелку, мой желудок скрутило.
─
