Красавица для миллиардера (СИ) - Гаур Нана

Архип словно что-то чувствует. Иногда только бросает на меня задумчивые взгляды.

— Не любишь быструю езду?

— Не очень, — признаюсь я. И тут же удивляюсь: — Ты умеешь читать мысли?

Он смеется. Смех у него приятный. Так бы слушала и слушала. И тут же снова вспыхиваю румянцем, когда понимаю, что приятно слышать не только его смех, но и стоны. И рычание. И как он выдыхает, кончая: «Али-и-иса. Да, детка, да!»

— В этом что-то есть, — наконец-то произносит он. — Сейчас на дорогах полно всяких придурков, девочкам лучше быть осторожнее.

— Мальчикам тоже, — вздыхаю я, вспоминая Кирюшку.

Архип молчит. Неужто понял не так? Но ничего не говорит.

Мне кажется, что он дает какой-то лишний круг, но, разумеется, ничего не говорю. Мне нравится молчать рядом. Странно… Всё очень странно.

Мы подъезжаем к моему подъезду.

Я сразу же напрягаюсь. Вдруг сейчас начнет морщить нос и фыркать? Мол, где ты живешь? Это же все старье, это рухнет, это жуткая совдеповщина?

Невольно впиваюсь пальцами в сидение.

Машина плавно останавливается. Я не могу даже дышать. Архип задумчиво смотрит в окно, но… ничего не говорит. Я вижу по его лицу, что увиденное совсем не нравится, но… молчит.

А потом встает и выходит из машины. Обходит её, открывает дверцу и подает мне руку. Я подаю её, чувствую, как сжимают её в горячих сильных пальцах. Сердце колотится.

Вот и все, Алиса. Вот и все.

— Сегодня выспись как следует. На работу не идешь. Соберешь вещи.

Я теряю дар речи. Только смотрю на него, хлопаю ресницами. Это сейчас вообще о чем?

— Что? Как?

— Что — тебе решать. Вещи твои, — с легким укором замечает он. — Большая девочка, сама решишь, что пригодится. Как… у тебя столько вещей, что надо помочь?

— Нет, — машинально отвечаю я, не в силах сосредоточиться. — Погоди… ты о каком переезде?

Я застигнута врасплох, когда он делает шаг ко мне, оказывается практически вплотную. Ноздрей касается запах его парфюма и табака, сердце предательски ёкает.

Архипа вскользь проводит ладонью по моему бедру.

— Возможно, ты не поняла, Алиса, — улыбается он хищно и уверенно. — Ты переезжаешь ко мне.

Я не в силах произнести ни слова.

Даже тогда, когда его четная хищная машина практически срывается с места, а я не могу ничего сказать. От возмущения пропал голос, голова почему-то кружится. Или это не возмущение, а что-то другое?

Я отхожу ближе к подъезду, снова смотрю туда, куда умчалась машина, стараюсь унять бешено колотящееся сердце. Делаю глубокий вдох.

С трудом поднимаюсь к себе. Оставляю сумочку в прихожей. Смотрю на себя в висящее на двери зеркало, в котором отражается ли невинная девочка, то ли прожженная развратница.

Мысли не хотят собраться в кучу, я не могу понять, почему перед взором до сих пор стоит Архип. Его губы произносят: «Ты переезжаешь ко мне».

34

Утром на работу я не пошла.

Стоило только открыть глаза, как тут же со всей яркостью и отчетливостью вернулись события прошлого дня и ночи. Нельзя… нельзя возвращаться. Грушевский тут оттянется от души.

Поэтому сажусь на постели. Провожу ладонями по лицу, откидываю назад волосы. Нет, нельзя. Лучше пересидеть бурю дома. А потом уже попытаться уволиться.

Закусываю губу, понимаю, что всё складывается совсем не так, как надо.

Но выхода нет. Беру телефон, набираю начальницу.

— Людмила Николаевна, — я старательно хриплю в трубку, чтобы голос был измученный, низкий и сорванный. — Я заболела, горло болит, можно сегодня перекантоваться дома? Подлечусь.

Начальница тут же начинает охать. Женщина она сердобольная, поэтому если я и Таня подхватываем какую болячку, сразу старается оставить дома, чтобы и сами не страдали и, не приведи господь, не заразили никого вокруг.

— Температуры нет? Не горишь? Не ангина?

— Нет, кажется, просто под кондиционером посидела, — вру я, отгоняя все совестливые уколы.

Да, вру. Если скажу правду, то потом не разгребу проблемы.

— Директор сегодня тоже отгул взял, — вдруг говорит она. — Так что ты не одна. Ну хорошо, Алиса, выздоравливай, мы тебя будем ждать.

Я холодею. Грушевского сегодня нет?

Не мог… Не мог же Архип его так ударить, что он не смог прийти? Неужто у него такой тяжелый кулак.

Я сглатываю и деревянным голосом прощаюсь с Людмилой Николаевной. А потом сама не знаю сколько времени просто сижу и тупо смотрю на свой телефон.

Что делать? Обратиться к Архипу? Но у меня нет его номера. Только сережки и воспоминания о роскошном теле. Да и даже если есть его вина в том, что Грушевский сейчас недееспособен, то что? Архип побежит ему покупать лекарство и апельсины?

Паника не дает нормально соображать, подкидывает какие-то совершенно дурацкие мысли. Я шумно выдыхаю, прикрываю глаза. Откладываю телефон в сторону, падаю спиной на кровать.

— Да что ж мне так не везет, — со стоном произношу я. — Почему стоит только случиться чему-то хорошему, как тут же получается нечто такое, что я не в состоянии разгрести.

Некоторое время я не способна ничего делать. Руки и ноги словно покинули все силы. Просто лежать, смотреть в потолок и дышать.

Я с трудом встала, от злости шарахнула кулаком по постели.

— Ну почему? Почему? Почему?

И в этот момент зазвонил телефон.

— Надеюсь, это не босс, — бормочу себе под нос.

Но только с облегчением выдыхаю, когда вижу, что это Лида.

Уф, как неудобно. Я же ей вчера так и не позвонила.

Уже предчувствую головомойку, поэтому только шумно выдыхаю и нажимаю кнопку принять вызов.

— У тебя вообще совесть есть? — врывается в мой сонный мозг раздраженный голос подруги. — Сказала одно, тишина, потом вообще пропала.

— Я…

— Ты, Алиса! Совершенно безответственное существо! Неужто так загулялась, что только пришла под утро?

— Я…

— Ты, ты! Почему я не слышу ни одного нормального слова? Что ты вчера делала? Я ждала весь вечер и часть ночи не спала!

Мне стыдно. Я молчу, понимая, что подруга права. Сказать я сказала, а вот дальше поступила очень некрасиво. А она бы точно примчалась спасать меня бедовую… откуда угодно бы спасла.

— Прости, я виновата. Просто тут произошло такое…

— Что, он сделал нечто такое, что ты могла со мной связаться? — Голос Лиды вдруг становится совершенно серьёзным. — Домогался?

— Да… Но меня спасли.

— Оу… Кто?

Я вздыхаю:

— Это долгая история. Приезжай ко мне, я всё расскажу.

— Приезжать? — Лида явно растеряна. — Ты дома, что ли? А работа как?

— Я пока не могу там показаться. Поэтому… просто приезжай.

Лиду долго уговаривать не надо, потому что она человек дела. Поэтому тут же говорит, что скоро будет и кладет трубку.

Я за это время успеваю встать, застелить постель, привести себя в порядок, полить цветы и попытаться взяться за завтрак.

В холодильнике есть яйца, немного колбасы и зелень. Нормально, годится. Как раз, чтобы приготовить девичий завтрак. Мне везет, что ни я, ни Лида особо не переборчивы в еде.

Подруга прилетает через тридцать пять минут с огромной пиццей и паком томатного сока. Рядом с ней вроде бы пиццерий нет, где только взяла?

Но давно уже известно: если Лида что-то захочет или посчитает нужным, то достанет хоть из-под земли. И ей будет совершенно плевать, что до этой земли надо добраться через толщу воды, например.

— О, курица и ананасы, — улыбаюсь я, забирая коробку.

— И два вида сыра, — пыхтит Лида, снимая обувь в коридоре. — Ай, чертовы босоножки! Не успела купить, как они уже разваливаются.

Я невольно хихикаю. С обувью у неё так частенько. Вечно носится как угорелая — вот и результат.

— Так, я готова слушать твою историю. — Лида рысит за мной на кухню. — Как видишь, я до сих пор готова улыбаться и прощать. Даже несмотря на то, что ты, поганка такая, устроила мне бессонную ночь.

— Прости, — искренне каюсь я, — виновата. Я заглажу вину, обещаю. Куплю тебе тот торт из нашей любимой кофейни.