Соврати меня - Яна Лари
– Дим, а с чего такая уверенность, что она с мужиком, а не у какой-нибудь подруги?
– Кто, Маша? – отстранённо уточняет друг, просматривая страничку паучонка в инстаграме.
В зарослях запевает сверчок.
Воздух жаркий, влажный: сумерки пропитаны вечерней росой, прогреты раскаленными тротуарами и влитыми в себя градусами. Прикрыв глаза, пытаюсь полной грудью вдохнуть манящую эхом прошлых лет безмятежность. Бесполезно. Какое-то новое чувство поперёк горла встаёт и ломает голос кусачей иронией.
– По-твоему мне интересна жизнь твоих однодневок? – шлепком размазываю по плечу очередного кровопийцу. – Конечно Маша.
– Она взяла тайм-аут. Считай, послала, только культурно, – в его нетрезвом бурчании появляются обиженные нотки и меня почти неудержимо тянет заржать. Абсурдное в своей непоследовательности желание. В данном случае смех это всего лишь звон натянутых нервов.
– Не обязательно.
– Не скажи. Утром я случайно становлюсь свидетелем того, как Маша покупает себе совершенно блядский комплект нижнего белья, а уже вечером она приглашает меня в гости. Угадай для чего? Чтоб заявить окрылённому мне, что нашим отношениям чего-то не хватает. Не хватает! Ещё бы! Я год пытаюсь заполнить этот пробел. Почти дожал. Вот какого чёрта ты влез тогда в окно?!
– Соскучился, – любовно треплю его по голове.
Гуляющая с сыном семейная пара при виде нас сворачивает в сторону. Женщина косится с любопытством. Мужик брезгливо сплёвывает. Я мысленно показываю ему средний палец, признавая, что мы расположились достаточно живописно, чтобы вне сомнений быть причисленными к представителям сексуальных меньшинств. Впрочем, меня чужое мнение, как всегда, не колышет.
– Я считал нас друзьями, – вздыхает Дима, приподнимаясь, чтобы нашарить в траве выпавший из руки смартфон.
– Я тоже, – потираю затёкшую ногу, но почти сразу вытягиваю её обратно, чтобы Дима мог удобно улечься. – Мы квиты. Я тебе обломал планы, ты мне. Думаешь, этого достаточно, чтобы переступить через общее прошлое?
– Чёрт знает, – возвращает он мне бутылку. – Сегодня я был готов тебя убить.
– Из-за Маши?
– Ну. Поставь себя на моё место. Где ей ещё быть с утра пораньше? Решил, бесшабашный Мир и здесь меня уделал.
– Мы разве соревнуемся?
– А то нет.
С силой провожу ладонью по лицу, поражаясь комедии положений. Я сколько себя помню, уважал друга за сдержанность, а он всё это время завидовал моей разнузданности. Мы знали друг друга разными: беспечными и разбитыми, робеющими и рисковыми. Мы знали друг друга разными, но в упор не разглядели друг в друге главного.
– Дим, а при чём здесь Маша?
Но он меня будто не слышит.
– Вот дерьмо! – Диму буквально подбрасывает. Друг пару секунд ловит ртом воздух, затем просто протягивает мне телефон. Теперь уже я чувствую, как лёгкие начинают работать вхолостую. – Полюбуйся, выложила свежие снимки. С пылу с жару, чтоб её!
Если до сегодняшнего дня я считал себя махровым эгоистом, то при виде того, как жизнерадостную Машу обнимает какой-то смазливый хмырь, в полторы нашей с Димой мышечной массы, понимаю что садист из меня выйдет ничуть не худший. И первым же образом, который генерирует моя больная фантазия является бычья шея молодчика крепко перетянутая трусами, потому что другой одежды на нём, собственно, нет.
– Это как понимать? – плюхается рядом Дима. – Смотри, там видно часть дивана со съехавшим покрывалом. И край стола: бокалы, клубника, шампанское... Чёрт, он своей перекачанной тушей весь обзор закрыл. Ох, ты ж ё моё! Видишь, бретелька из-под сарафана белая торчит? Сто пудов тот комплект, что Машка вчера покупала. С чего она вообще так раскраснелась? Думаешь...
– Выпила, – хмурюсь, отдавая другу смартфон. Жадный глоток обжигает горло огнём, выбивая из меня шумный выдох. – Она выглядит счастливой...
И понимаю, что злость почти так же сильна как облегчение. Кто бы он ни был, Маша явно не чувствует себя в опасности. Однако жжение в груди прямо пропорционально горящему в её глазах восторгу. Потому что с ним Маша явно не чувствует себя в опасности. А со мной – трясётся даже сильнее, чем трепещет. Не хочу так, но как вернуться в начало, как это исправить не знаю.
– Позвони ей.
Дима качает головой.
– Она предупредила, что не станет отвечать.
– Ты проверял?
– А чем я, по-твоему, всю ночь занимался? Надирался и звонил, – Дима, полностью разделяя мою жажду крови, продолжает таращиться в смартфон стеклянным взглядом убийцы. – Глянь, ламповый телик... Боже, где она откопала этого бича?
– Вот именно, – цежу, сминая в кулаке вырванный с корнем пучок травы. – Нас таких успешных променяли на первого попавшегося бича.
– Да ну, ересь какая-то. Когда б она успела? Может, родня?
– Исключено. Её мать с сестрой росли в детдоме.
– Тогда дело дрянь.
Мы с другом лежим под голубой елью: красивые, успешные и отверженные. Смотрим как играет ветер в кронах и молчим. Где-то в зарослях продолжает петь сверчок, но безмятежность больше не играет эхом совместных проказ. В воздухе трещит выматывающая нервозность. Настоящее горчит на языке затяжками никотина и рвёт грудную клетку ускоренным гулким сердцебиением. Как у готовой сорваться со старта машины рычит в груди моторчик, плавит жилы, накаляет нервы, а всё вхолостую. Потому что срываться вдруг стало некуда. И не на ком. Где-то там, в неказистой комнатушке с дешёвыми обоями, другой трогает моё сокровище, а я никак не могу на это повлиять. Ибо дурак. И характер у меня дурацкий, с которым я ничего не могу поделать. Вот сейчас прижало так, что зубы сводит, а Маша вернётся – без понятия, что отколю. Охота крушить. Просто крушить, ломать и портить всё, до чего дотянусь. Одна беда – не дотягиваюсь, и смерч из острых как иглы щепок кружит только у меня внутри.
Дима гулко глотает виски. Я раскуриваю последнюю сигарету, смятая пачка улетает мимо урны в кусты.
– Дим, я буду бороться за неё до последнего. Даже с тобой.
Я прекрасно вижу, что друг в смятении, вижу его болезненную усмешку, но поделать с собой ничего не могу. Эта разъедающая больная истина
