Ангел для Демона. Его наследник (СИ) - Виноградова Лана
— Ты сделал мне больно Демьян, я не заслужила такого отношения.
— Я знаю маленькая, знаю. — весь наш разговор интимный и шепотом. И может быть даже получиться конструктивным, но зная Демьяна…
Шершавые, обжигающие мою нежную кожу, ладони гладят изгибы, жадно сминают мою попу. Уверенным движением подхватывает под ягодицы, вжимая свой пах в мое разгоряченное лоно, целует шею, ушко.
Упирается лбом в мое оголенное плечо и на выдохе спрашивает:
— Скажи, что все они для тебя ничего не значат, прошу! — кто они, не сложно догадаться, но он требует от меня то, чем сам грешит.
— Я не могу, так сказать, потому что это не правда. — и я не вру. Я люблю Андрея, ведь он сейчас его имел ввиду, он мой друг и дорог мне, про Алекса тоже самое.
— Я не верю тебе, ты моя! Я ведь могу и заставить тебя, не спрашивать твоего мнения. — вот и кончились нежности. Передо мной опять Демон.
— Конечно можешь, но тогда я никогда не буду с тобой по доброй воле.
— Я знаю. И поэтому не буду этого делать. Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор быть моей.
— Но сейчас я не твоя, так что отпусти.
— Замолчи! — всепоглощающий поцелуй, которым хочет доказать себе, мне, что я все также принадлежу ему независимо от моего решения и истинного положения вещей.
Он усаживается на диван, я все также сверху на нем с разведёнными коленями в стороны и должна отдать должное, он не пытается нарушить границы, очень тонкие и прозрачные границы.
— Скажи, что у тебя никого не было?
— Ты не вправе спрашивать у меня такое. — мучительный разговор между жадными поцелуями. Хотя мне очень хочется прокричать, что, конечно, у меня никого не было, но это было бы слишком легко для него, а мне хочется его помучить, сделать больно. И это низко для меня, отвечать на агрессию агрессией. Меня бабушка не такому учила, но в данный момент бабушка далеко.
— Вернись ко мне, — властный голос над моим ухом.
— Нет. — от полученного ответа он судорожно сжимает ягодицы, а губами припадает к открытым участком бюста и упоительно всасывает нежную кожу.
— Нам нужно поговорить обо всем.
— Интересно, что ты можешь мне еще сказать, ведь все уже давным-давно сказано Демьян.
— Ангел, — болезненный прищур, захват кожи зубами. — Пошли, на свидание? В ресторан? Я тебе их много задолжал. Там мы сможем спокойно поговорить, и ты не будешь бояться остаться со мной. — спокойно и Демьян — это вещи из параллельных миров.
— Я не могу тебе сейчас ничего ответить.
Если я допущу сегодня проникновения, то просто перестану себя уважать, и его тоже. И тогда на всем можно ставить крест.
Но так тяжело сопротивляться, когда твое сердце, душа и тело всем своим естеством тянуться к нему, когда только с ним я оживаю, только он заставляет мир играть яркими красками, и только остатки разума и гордости не дают пасть к его ногам.
Никогда не перед кем не унижалась, я знала себе цену, даже когда я узнала об изменах бывшего, не устраивала допрос, сцен ревности, истерик. Просто поблагодарила, что сам избавил меня от такого ничтожества как он, развернулась и ушла, а с Демьяном… С ним все не так, все неправильно, все сложно, с ним можно забыть кто я такая и ему даже не надо прикладывать для этого усилия, вот как сейчас. Говорю одно, а делаю абсолютно другое. Еще немного и я буду готова простить ему многое, и сама просить о ласках, о таких, которые умеет дарить только он.
Мое сознание медленно, но верно уплывает, я так растворилась в нем, в нас, что пропустила момент, когда он рывком опустил вверх платья.
В следующий раз нужно четче обговаривать все детали нашего времяпрепровождения.
— Мои малышки, — грудь подпрыгнула, и он словил ртом сосок, кусая и лаская его, жадно втягивая в рот, но неожиданно все закончилось, и я не могла понять почему.
Открыв глаза, вижу, как он неверующе смотрит на мою грудь, прослеживаю за его взглядом, еще не до конца придя в себя и не понимая кто я и где, и… ох ты ж блять!
Молоко, оно льется из моих сосков. Когда я возбуждаюсь его становиться кажется раза в три больше, тем более еще и стимуляция, соски чешутся и зудят, и в такие моменты мое состояние может облегчить сын, съев порцию молока или приходиться самой сцеживать вручную, немного щипая, чтобы получить нужное облегчение, но в такие моменты я всегда представляла, будто это он их ласкает своими губами и языком. Больная да?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Это что? — Неверующе спрашивает. Полагаю, что вопрос риторический.
И я не отвечаю. Смысл?
Берет одно полушарие в руку и сжимает ореолу, скользя пальцами к соску, молоко фонтаном брызжет во все стороны, струй так много, что они обрызгивают рубашку Демьяна и все вокруг нас.
— Проклятье, Ангел, какого черта? — Он как пришибленный продолжает смотреть на мою грудь, и пока он в таком состоянии у меня получается соскочить с его колен.
— Я лучше пойду, — направляюсь к дери на ходу поправляя лиф платья.
— Стоять! — Рявкает так, что закладывает уши и не остается сомнения, что лучше так и сделать, и я останавливаюсь, но остаюсь стоять к нему спиной, не рискуя повернуться.
Господи, что мне сейчас ему говорить?
А разве я должна ему хоть что-нибудь отвечать
Сильно зажмуриваюсь, думая о том, как я могла так опростоволоситься.
И открываю глаза только тогда, когда чувствую прикосновение на своих плечах.
— КТО ОН? — Голос убийственно хриплый.
— Зачем тебе знать?
— Чтобы убить. — Обманчиво спокойно.
— Ч-что? — Со страхом выдыхаю. — Ты с ума сошел?
— Давно. Ангел, давно.
— Сейчас я тебе ничего не скажу, ты не готов услышать правду. — Он оказывается рядом со мной за считанную секунду и склоняет свое лицо в уровень с моим, а рукой обхватывает шею сзади.
— Какую еще правду Оливка? А? Ту, где ты нагуляла своего…
— Остановись! Не говори то, о чем потом пожалеешь! — Не даю ему продолжить, ведь он потом себя не простит, и я тоже его не прощу. Сейчас я даю крошечную надежду на то, что еще все может быть по-другому.
Ступор. У нас двоих. По нему видно, что он еле сдерживается, чтобы не наговорить все то, что у него вертится на языке.
— Что, с ребенком я тебе уже и не так нужна? — Яд так и сочиться в каждом моем слове.
— Думай, что говоришь.
— Твое поведение красноречивее любых слов. Здесь и думать ничего не надо.
Хватает меня за плечи и слегка встряхивает.
— Ты. Мне. Нужна. — Испепеляющий взгляд. — У тебя от меня должны были быть дети. Отсюда, — грубо кладет ладонь мне между ног и надавливает. — Должна была вытекать только моя сперма!
Его грубость и брезгливое выражения лица становиться последней каплей. Горючие слезы срываются и рекой катятся, капая с подбородка мне на открытый бюст.
— Черт, Ангел! Ну почему с тобой так все, — притягивает меня в свои колючие объятия. — Пойми, я не смогу полюбить чужого ребенка, я не смогу… — Кладу палец на его пылающие губы, чтобы замолчал.
— Ты и не должен мой Демон. — Спокойно высвобождаюсь из душащих оков, шаг, щелкает замок, открываю дверь и на выходе нос к носу врезаюсь в Марго.
Она встревоженно осматривает меня, переводит взгляд за спину и ей все становиться ясно.
— Ты! — Она зла и в бешенстве, похожа на разъяренную фурию, готовая разорвать своего братца на куски и впервые в жизни мне хочется, чтобы она это сделала по-настоящему. — Как же ты достал своей тупоголовостью и непроходимостью! Что ты с ней сделал?!
Демьян ничего не отвечает, я только могу чувствовать его раздражение и напряжение.
— Начинай вымаливать прощение перед Богом братец! — К нам быстрым шагом подходят Алекс, Андрей и Костя. Они в недоумении смотрят то на меня, то на него.
— Мальчики, отвезите Лив ко мне и проследите за ней.
— Сначала я набью ему рожу! — Гневно цедит Алекс.
— Нет парни, оставьте эту работенку мне!
— Пойдем Оли.
И я, не оборачиваясь ухожу подальше от сюда, подальше от Крама Демьяна. Моего палача, который не знает, что мой ребенок — его. А стоит ли его упрекать за то, что он не готов принять и воспитывать чужого, как он думает?