Буду с тобой (СИ) - Литвин Светла

– Да, нужно дом посмотреть, крышу проверить, если течёт залатать. Ну и так по мелочи. Завтра вечером назад. Не против? 

– Я за! – соглашаюсь я и даже ускоряю ход. 

Хочу побыстрей оказаться на этой даче, которая по моим представлениям должна хоть чем-то напоминать мне отчий дом. Платон же наоборот притормаживает и оглядывается по сторонам.  

– Смотри, – Платон отпускает мою руку и отходит к с тропинки в увядающую лесную растительность.  

– Что там? – я стою на месте и пытаюсь разглядеть, над чем склонился Платон.  

– Брусника! На попробуй, – Маркелов возвращается ко мне и протягивает на ладони мелкие багряные ягодки. Отправляю их в рот и разжевав понимаю, что эта брусника отличается от той, что растёт там, где я родилась и выросла.  

– Ух ты, у нас в Уссурийске совсем не такая. У вашей вкус намного ярче.  

– Ладно, идём, а то там может быть что угодно, – тревожно говорит Платон и снова берёт меня за руку.  

– Ты про что? – уточняю я, думая в первую очередь про дикого зверя.  

– Я про дрова, могли утащить, придётся заново колоть.  

– А здесь так могут залезть?  

– Да, дача же практически нежилая. Соседи только на лето бывают, кстати, дрова могут и они утащить, – смеётся Платон. 

Идём с Платоном ещё десять минут по тропинке с надеждой на лучшее и выходим из леса на вполне приличную укатанную дорогу, с которой открывается вид на довольно большой дачный посёлок. Возле первого же дачного дома, огороженного забором из горбыля, стоит старенькая вишнёвая Лада. Слышны голоса людей и лай собак. Нельзя сказать, что здесь как-то голо и пусто.  

– Наш вон тот, с голубой крышей, – Платон указывает на дом стоящий примерно в середине улицы и мы спешим туда.  

– Откуда здесь вообще дачи? Тайга же кругом.  

– Да ещё во времена стройки железной дороги здесь сначала один мужик залётный построился, потом ещё один и так до сотни домов насчитали. Ну а потом решили всё узаконить, чтобы свет провести и всё такое, да и станция нужна была с дорогой. Выделили ещё участки работникам электролизного завода, потому что должны были что-то дать, а нечего было. Вот сюда и определили, либо берите, что нам негоже, либо отказывайтесь и мы вам ничего не должны. В черте города всем земли не хватало, даже купить было сложно, не то что бесплатно получить.

– Ну, как обычно у нас и бывает, а почему именно здесь? Ещё бы дальше людей послали.  

– Так они и послали, у мясокомбинатовских дачи в двадцати километрах. Так у них станцию в том году смыло, добраться сложно. Вот либо машину убивать по разбитой дороге, либо напрямик семь километров через лес, либо по шпалам двенадцать. А электролизному здесь выделяли, потому что у них ещё и подведомственный детский лагерь на той стороне для детей работников. Мой дед на заводе как раз работал, вот они с бабушкой и получили участок. Не отказались.  

– А строились как? Сюда же добраться целое дело.  

– Ну вот как-то всем заводом и строились. Помогали друг другу, – пожимает плечами Платон и заканчивает свой рассказ уже возле деревянной калитки.  

Я уже из-за невысокого забора в полтора метра вижу, что в дровянике есть дрова.  

– Не спёрли дрова-то, – радостно говорю Платону, пока он ковыряется ключом в замке и пытается его открыть.  

– Да? – Маркелов выпрямляется и посмотрев усмехается. – Спёрли, но не всё.  

– Вот же гады, – тихо возмущаюсь я.  

– Да ладно, старики, я ещё наколю, – пожимает плечами Платон и распахивает передо мной калитку. – Прошу!  

Прохожу на участок, не совсем заросший, но видно, что заброшенный. По настежь раскрытой теплице гуляет ветер, на грядках повяли сорняки. Если бы не земля, засеянная газоном, который явно Платон стриг за сезон хоть несколько раз, здесь был бы бурьян по наши макушки. Но главное вовсе не это всё, а воздух вокруг. Особый лесной воздух. Такой плотный и вкусный, что хоть ломтями режь и ешь.  

 – Ну как? – спрашивает Платон, обнимая меня позади и укладывая мне голову на плечо.   

– Классно! Как дома, – вздыхаю я.  

– Пойдём в дом, свет проверим и печку, – зовёт Платон и только мы идём по дорожке к дому, как на заборе между соседским участком возникает старик. 

– Здравствуй, Платон! А я смотрю, ты, не ты.  

– Здравствуйте, Валерий Семёнович! Я, кто же ещё-то? 

– Ну да, ну да. Смутил ты меня своей прекрасной компанией, ты же сюда всегда один приезжаешь. Никак женился?  

– Хочу жениться! Да вот жду, когда Ульяна решиться, – заявляет Платон, заодно и представив меня своему соседу.  

– Соглашайся, Ульяна, чего тут думать? Парень хороший, я его с горшка два вершка знаю, опять же, что в наше время немаловажно, с имуществом, – хрипло говорит старик и указывает на домик с голубой крышей, а я лишь молча улыбаюсь.  

Это чего же интересно ждёт Маркелов? Предложения-то он мне не делал. Только говорил, что хочет жениться, но вот так, чтобы с кольцом и вопросом, этого не было. Зато дочку ему подавай.

– Сначала печку затопим, в магазин успеваем, – говорит Платон, пропуская меня в дом.  

Пока оглядываюсь в маленькой прихожей, Маркелов переодевается. Оставляет свою куртку на вешалке и накидывает смешную советскую жилетку. Брезент на чебурашечьем меху.  

– Тебе идёт, – с улыбкой замечаю я.  

– Да? Может забрать? Буду по стройке в ней гонять, – шутит Платон и крутится у помутневшего зеркала.  

– По технике безопасности не положено.  

– Это дедова ещё была, ей лет больше, чем мне. Ну ты проходи. Оглядись пока, а я за дровами схожу, – приглашает Платон и проскакивает мимо меня.  

Я первым делом смотрю на полы и тут же Платон заглядывает в дверной проём.  

– Не разувайся, полы грязные, – говорит он и снова исчезает, в окне только мелькает его голова.  

Я открываю тяжёлую дверь и прохожу дальше маленькой прихожей. Сразу попадаю на кухню. Она едва ли больше самой прихожей, большую часть помещения и занимает та самая печь. За кухней сразу идёт жилая комната, но сейчас она выглядит нежилой. Диван и две кровати покрыты плёнкой, камин завален пыльными книгами, рядом на полу аккуратной стопкой лежит плитка, отставшая от этого же камина. В углу между стеной и разложенным диваном большой двухдверный шкаф на ножках. Всё покрыто небольшим слоем пыли и в принципе дом, когда-то жилой и явно любимый, выглядит теперь ужасно тоскливо. В этой комнате сразу два окна на разные стороны и оба прикрыты шторками. Я по очереди раскрываю каждое, чтобы впустить сюда со светом хоть немного уюта. Во второе окно вижу Платона, он уже возвращается к дому с охапкой берёзовых дров.  

– Сейчас печку затоплю и пойдём в магазин, – повторяет Платон, проходя мимо комнаты.  

Я иду за ним чтобы не оставаться одной. Вместе как-то повеселее, хотя и сказать иду – соврать. Из комнаты до печки и Платона всего-то пять шагов. Дом очень маленький внутри, хотя снаружи показался больше и обычно бывает наоборот.  

– Хочешь, научу печку топить? – улыбается мне Платон.  

– Во сколько печку топить научился? – интересуюсь с улыбкой.  

– В семь уже мог полностью сам растопить, если дров не считать.  

– Я с десяти сама топила. Эх! Хотела тебя переплюнуть, но увы, – пожимаю плечами.  

– Точно, ты же в частном доме жила, – припоминает Платон и хлопает себя по карманам жилетки.  

– Что потерял?  

– Спички, принеси, пожалуйста, там в кармане куртки.  

– Ага, – киваю я и разворачиваюсь к двери.  

Спеша выполнить просьбу Платона, я иду в прихожую и переступив порог, сразу начинаю ощупывать карманы куртки. Что-то похожее на коробок спичек находится сразу, я лезу в карман и достаю... 

Пачка презервативов. Три штуки. Смотрю на эту пачку и хлопаю ресницами, читая несколько раз сколько там штук.  

– Нашла? – тихо спрашивает Платон, сидящий у печки.  

Кричать тут смысла нет, площадь маленькая.  

– Ищу! – кричу я и чертыхаюсь тому, как это глупо.