Сдавайся, детка - Мария Фирсова
— Хм, не зря я занял место в первом ряду. Спектакль начинается?
— О чем ты? — не сразу доходит до меня, пока не вглядываюсь в женский силуэт пристальнее.
Задыхаюсь от шторма, что внутри. Воздуха не хватает явно в помещении и не только мне, похоже.
Потому как Артем тоже замирает с бокалом в руках, устремляя взор на парочку. Он мгновенно становится пунцовым, венка на шее начинает пульсировать от гнева, а сам Кирсанов напрягается в одну секунду. Он похож больше на один раскаленный провод и мне становится действительно страшно.
Тимур играет с огнем в очередной раз. Ходит по грани, словно не понимая, что за это не погладит никто его по голове.
— Как думаешь, вечер закончится дракой или она произойдет прямо сейчас? — не унимается Лев. Его явно все это веселит и мне уже самой неймется опустить ему на голову что-то тяжелое.
— Сплюнь, — цежу сквозь зубы, — только этого не хватало. Представляю, что завтра будет на всех первых полосах газет.
— Будто в первый раз? Я бы на месте папочки Кирсанова давно бы уже мальчиков расселил по разным концам света. Если они не могут поделить женщин, то это не самый дурацкий шаг, кстати.
— Боюсь, ему это в голову приходило уже, но что-то пошло не так.
Тимур к тому моменту, улыбаясь нагло всем, двинулся вперед, держа крепко за руку девушку. Несмотря на напряжение, что пропитало воздух, в глубине души радуюсь, как идиотка, что он привел именно Ольгу. Ни какую-нибудь размалеванную фифу, а мать своего сына.
Не знаю, конечно, что творится в голове Тима, но этот шаг не самый паршивый, вот только остальные члены его семьи, похоже, думают иначе.
— Нет, ну ты видела? — тянет меня в сторону Артем, а я еле поспеваю за его размашистыми шагами, семеня, словно птенец.
— И?
— Это безрассудство, — рычит он.
— Она мать его сына, и Тимур имеет право. Почему тебе можно меня привести жить, а ему запрещено? — озвучиваю то, что давно на душе.
— Не сравнивай, — фыркает, выводя меня в центр практически.
— Ты ведешь себя странно. И из мухи раздуваешь слона.
— Посмотрим, как ты запоешь через пару недель, кода он притащит очередную шл… — прерывается Артем на полуслове, столько желчи в голосе моего парня слышится, что я морщусь, выдергивая свою ладонь из мужских тисков.
Мне неприятны его слова, не считаю, что Оля заслуживает подобного, как бы я к ней не относилась.
И стоило лишь подумать, как рядом материализуется эта парочка. Тимур скалится, будто заранее зная, что он выйдет победителем, а она, наоборот, опускает взгляд в пол, наверняка ощущая себя не в своей тарелке.
Мы обе с ней, по сути, марионетки, в руках этих мажоров. Все понимаем, но сделать мало что можем, к сожалению. Терпим почему-то хотя могли бы уйти…
— Добрый вечер, — подмигивает Тимур брату, а тот мрачнеет на глазах. — Отчего у всех такие кислые лица?
— Теперь наверняка станет веселее, клоун же пришел.
— Артем, — дотрагиваюсь до его плеча, желая, чтобы он выбирал слова.
— Детка, оставь его. У некоторых сегодня просто день не задался.
— Ты нарываешься, да? — вскидывает подбородок Артем, не замечая абсолютно испуганные женские взгляды.
— Давно, — разводит руками Тимур, давая понять, что готов, кажется, размять кулаки. — Боюсь, только мама не одобрит, а папаша вновь заведет старую песню, грозя сослать меня подальше.
— И когда тебя это стало пугать? — провоцирует старший брат, плюя искренне на мое желание утащить его отсюда.
Тимур ухмыляется, понимая, что своего, похоже, легко добился. Артем ослабляет узел галстука, хитро щурясь. Он не видит никого вокруг, для него существует лишь одна цель — младший брат и все вокруг понимают, что закончится это не самым лучшим образом, особенно когда рядом возникает Кирсанов-старший.
***
Оля согласилась! Готов был носить на руках эту женщину, но твердо заверил ее, что постараюсь не провоцировать Артема. Нашла она тоже, о ком переживать. Да брат переплюнуть в этом деле мог любого и думаю, Ольга в скором времени в этом может убедиться. В общем-то, интуиция не подвела.
Я не старался удивить родственников, заявившись на банкет с матерью моего сына. Не считал, что она была там лишней в отличие от толпы, что сновала туда-сюда. Вот их я и половины не знал, да и знакомиться не очень-то горел желанием. Хотя всю сознательную жизнь отец нам твердил с братцем, что мы должны выстраивать связи и наводить мосты с полезными людьми. Возникал вопрос: полезными для кого?! Мне совершенно было плевать на тех, кому и до меня не было никакого дела. Я не видел себя в этих стройных рядах бизнесменов и уж точно не стремился сидеть на золотой куче слитков.
Помнится, Артем тоже когда-то не приходил в восторг от этого, а потом все резко изменилось… в какой-то момент стало даже обидно. Ощущения возникли такие, что именно тогда я потерял половину себя.
И вот стоя друг напротив друга, мы напоминаем не братьев, а врагов. Артем готов прожечь во мне дыру, наслаждаясь, кажется тем, как я корчусь от боли. Мне, в свою очередь, совершенно непонятны мотивы его поступков. Ведь он может перед родителями и Аленкой строить из себя мачо, крутого парня, но я, черт подери, и Оля прекрасно знаем, как обстоят дела.
К чему притворство и фальшь? Эта ложь, что превращается с каждым вдохом в снежный ком, почему бы не вскрыть карты сразу? Возможно, не пытаясь перекладывать вину на чужие плечи, все оказались бы счастливы.
Отец подливает масло в огонь, появляясь возле нашей четверки. Он, будто за версту чует, когда дело начинает пахнуть керосином. И если папа рассчитывает, что мы не испортим ему вечер и не угробим отцовскую репутацию, то, похоже, зря. Артем настроен решительно, мне тоже получать по морде не впервой.
Одним синяком больше — одним меньше роли существенной не играет уже.
Скриплю зубами, вынужденный выслушивать нарекания отца.
— Я вас обоих выгоню из дома, если вы попытаетесь испортить вечер, — шипит он, бросая острые взгляды на нас.
Оля теряется в его присутствии, теснее прижимается к моему плечу, но я ощущаю, как ей это нелегко дается. Она бы предпочла раствориться в пространстве и наверняка уже не раз пожалела, что пошла на это.
Но деваться некуда! Необходимо идти до конца, раз уж вступила на этот путь. Я готов ее поддержать в поиске истины. Она мать нашего ребенка. Не бесправное существо, не чужая.
— Пап, пригрози чем-нибудь другим, это уже не работает, —
