В плену нашей тайны - Ники Сью
— Быть учителем — не просто получать большую зарплату! — завершает разговор отец. Поднимается и с гордым видом тянет меня за собой. Директриса ничего не отвечает, второй раз за день у нее, кажется, нет слов. Она позволяет нам уйти, так и не узнав, почему два человека несут бремя войны на своих плечах.
Глава 14
— Что за учителя пошли! Это ж надо, девочка у нее виновата. А то, что девочку саму облили, ничего выходит! — возмущался папа, пока вез меня домой. Мне тоже хотелось высказаться, но внутри было моральное истощение. Я смотрела в окно, не замечая ровным счетом ничего, даже пестрящие вывески. Начал накрапывать дождик, все чаще загораться красный. Люди спешили под козырьки, кто-то открывал зонтик, а кто-то накидывал капюшон.
Я закрыла глаза, упираясь лбом в стекло. В голове мысли крутились подобно летней карусели, медленно ускоряясь и сворачивая на крутых поворотах. А потом яркой вспышкой вспыхнул тот черный понедельник. Я прозвала его черным, потому что ненавидела цвет темноты, боялась его и мечтала никогда не видеть.
Несмотря на скандал, который закатила мама после сцены с поцелуем, мне хотелось летать и прыгать от счастья. Первый поцелуй — невероятное таинство. И как же здорово, что у меня он случился именно с тем, кто дорог и близок сердцу. Я готова была повторить, хоть тысячу раз, даже зная, что мать отберет сотовый и будет читать бесконечные лекции на тему морали.
Конечно, я тосковала по Яну, особенно без телефона. Так бы, может, позвонила ему, или написала сообщение. После неожиданного поцелуя, мы вроде как стали ближе. Самый красивый мальчик в школе обратил внимание на меня — обычную, с целым мешком странностей, Еву Исаеву. А потом, говорят, чудес не бывает. Или… такие как он смотрят только на идеальных. Я далека до идеала. И! Чудеса бывают!
Воскресенье тянулось бесконечно долго, зато в понедельник я встала раньше на два часа. Заплела красивый колосок, надела новую блузку, которую мама купила мне еще в прошлую среду. Покрутилась перед зеркалом: в клетчатой юбке, нежно-кремовой рубашке, и белых носочках я смотрелась отлично. Даже мило. Редко, когда я сама себе нравлюсь. Интересно, что скажет Ян, когда увидит меня, какой будет его реакция, поцелует ли… возьмет за руку или… в животе от сладких мыслей заныло.
В школу мы ехали молча, Лиза со мной не разговаривала, хотя она и с мамой играла в молчанку. Обиделась. Вроде как бабушка ее отчитала настолько громко, что сестра планировала держать марку молчуньи не меньше недели. Ну и ладно. Мне без разницы. Пусть хоть вечность с закрытым ртом сидит.
И вот мама останавливается напротив высоких железных ворот школы, желает нам хорошего дня, а я и так уверена — день будет замечательным. Выхожу из машины, ищу глазами среди школьников Яна: не тот, и справа не он, да и слева тоже. Лиза успевает скрыться из виду быстрей, чем я переступаю порог учебного заведения. И конечно, она не видит, как в меня влетает первоклашка с большим стаканчиком серо-синей воды.
Новая блузка моментально покрывается большим пятном на рукаве, и я в отчаянии спешу в туалет, чтобы спасти ситуации. Открываю кран, но потом иду в кабинку, чтобы снять кофточку. Проще будет простирнуть и посушить сушилкой, чем пытаться отстирать пятно на себе. Пока я расстёгиваю пуговички за закрытой дверью, в дамскую комнатку входят девчонки. Громко смеются, о чем-то переговариваются. Я не особо вслушиваюсь, мне надо скорей закончить дела. А потом слышу свое имя, и уши вмиг превращаются в локаторы.
— Эта Ева какая-то странная!
— Ага! Крутится вечно рядом с Вишневским.
— Фигня, не берите в голову, — отвечает незнакомый глумливый голос. Каждая клеточка в теле напрягается, дышать становится трудно, но я сдерживаю нарастающую панику. О чем они? Почему так брезгливо говорят обо мне?
— Янчик сам сказал, у них не серьезно. Да и смысл? Он с Акимовой целовался вчера на площадке, видели? Уж Исаева явно не ровня Карине.
В один миг, земля рухнула, закончился кислород, и мне безумно захотелось закричать, выскочить из кабинки, но в реальности я крепко зажимала ладонью рот. В глазах покалывало, грудь заливало холодом, губы дрожали. Как же так? Ян… А я? А наш поцелуй? Все это было не по-настоящему?
Как же… Как же так?
Звенит звонок, девушки выходят из туалета, шум затихает, но я продолжаю сидеть в кабинке, пытаясь успокоить глупое девичье сердце. В голове калейдоскопом меняются картинки: вот Ян улыбается, вот подносит зонтик ко мне, вот держит за руку, а вот накручивает стебелёк на палец. Ну не мог он посмеяться надо мной. Зачем? Столько времени тратить на глупые игры? Не верю. Просто не верю. Я спрошу у него. Прямо в лоб. И если он скажет «да», тогда я… тогда… Не знаю. Улыбнусь и уйду. А потом буду плакать. Горько и долго, пока не полегчает.
Забыв о грязном рукаве, я подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Очередной звонок. Теперь уже с урока. Очередной вздох. Теперь уже полный сил и желания выяснить правду. Все получится! У меня все получится. Я справлюсь. Папа учил никогда не сдаваться и не пасовать перед трудностями. С кем не бывает, правда?..
Из туалета я вышла, крепко сжимая лямку рюкзака. Вышагивала уверенной походкой, с поднятым подбородком, но уже тогда поняла — что-то не так. На меня странно смотрели окружающие. Почему они шепчутся? Почему показывают пальцем? Почему хихикают?
— У нее не все дома говорят, — доносятся отголоски голосов. Резко останавливаюсь, поворачиваю голову и не могу понять, это относится ко мне или к кому-то еще.
— Она не может просто так войти в помещение.
— Ага, здания обходит по три раза.
— Чокнутая.
— Гляньте, это же та самая!
— Ева, ее зовут Ева.
— Чокнутая Ева!
Голоса разлетались ото всюду. Мое имя звучало слишком четко и громко. Все они говорили обо мне. Показывали пальцем, смеялись. В ушах стоял шум, сердце ускорилось до невероятных ритмов. Бум. Бум. Бум. Оно разрывало перепонки. Мне начало казаться, что кожа на теле горит. Я раз за разом терла ладони друг об дружку, но становилось только хуже. Голоса померкли, образы смешались, людей то ли становилось больше, то
