Нежеланная дочь - Татьяна Фомина
— Ладно. Пусть будет, как вы говорите, — соглашается с мамой Сережа.
Теперь перевес на их стороне, но я решаю, что все равно скажу Лебедеву, чтобы такого больше не повторялось. Мне не нужны из-за него лишние проблемы в семье. Не из-за него, не из-за его подарков, не из-за его жены и мамы. Правда я пока не знаю, как лучше это сделать. Звонить ему точно не буду, учитывая под каким он контролем. Единственное, чего я боюсь, что он сам исчезнет, как умеет это делать, не оставив мне возможности высказать ему все, что я по этому поводу думаю.
Но я опять ошиблась. Лебедев сам появился на следующий день. Уроки уже закончились. Я собиралась выставить оценки за последнюю в этом году проверочную работу в электронный журнал и пойти домой, как дверь в мой кабинет неожиданно распахнулась. Дети всегда стучат, а коллеги крайне редко заглядывают, поэтому я повернулась и уставилась на серьезное лицо бывшего мужа.
— Костя?
Но мое удивление, как и немой вопрос были проигнорированы. И более того! Лебедев подошел, взял со стола ключ, вернулся к двери и закрыл ее изнутри.
— Костя, ты что творишь? — возмущаюсь, наблюдая за его действиями. Я как-то не очень люблю, когда в моем кабинете хозяйничают. — Ты зачем закрыл дверь?
— Не хочу, чтобы нам помешали, — отрезает бывший муж и подходит к столу.
Невольно встаю. Мне не нравится, когда надо мной нависают.
— Отдай ключ! — требую я.
— Отдам, как только поговорим.
Судя по его виду, от разговора ничего хорошего ждать не стоит.
— Это можно сделать и при открытых дверях, — начинаю терять терпение. — Ты ставишь меня в очень неловкое положение. И себя, кстати, тоже! Как ты этого не можешь понять?
— Мне плевать!
Не знаю, что могло произойти, но Лебедев зол. Очень зол. И я не могу даже предположить, что послужило причиной.
— Что-то случилось с Филиппом? — спрашиваю. Ведь ко мне он подходил только по этому вопросу.
Вчера Филипп пришел через час, как и обещал. Робко встал у порога, не зная, как себя вести, но Дарина сама утянула его в свою комнату. Мама накормила их и напоила чаем, дочь и правда «за компанию» ела намного лучше. А потом они устроились рядом изучать подаренную игрушку, включая бабушку, и Филипп помогал Дарине освоить новую технику.
— При чем здесь Филипп? Ты почему мне ничего не сказала? — рычит Лебедев.
— Костя, я понятия не имела, что ты не знал, что он ходит к Дарине. Они просто делают вместе домашнее задание, и…
— Полина! Я не про Филиппа!
— Тогда про кого?! Или что? Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, а читать мысли я не умею!
— Ты почему не сказала, что Евгения приходила к тебе?
Не знаю, откуда он мог это узнать.
— Это моя мама тебе нажаловалась? — Мелькает самое первое предположение.
— Нет, Полина!
— Тогда объясни, что происходит? — требую ответа, и смотрю в сверкающие гневом глаза бывшего мужа.
— Почему ты мне ничего не сказала? — упрямо повторяет вопрос Лебедев, четко выделяя каждое слово.
— А с какой радости я должна перед тобой отчитываться? Ты мне кто?
— Полина! Мне сейчас не до шуток!
— Костя, мне тоже не смешно!
— Правда? — В мужском голосе звучат странные нотки. — А было бы очень смешно, если сегодня твоему директору на стол прилетела жалоба из департамента образования?
— Какая жалоба? — теряюсь на секунду. — И вообще, как ты узнал?
— Как я узнал — не важно. Ты должна была мне сказать, что Евгения тебе угрожала.
— Костя, я тебе ничего не должна, а со своей женой разбирайся сам, — бурчу недовольно. До меня начинает доходить вся серьезность ситуации. — Что было в жалобе? — спрашиваю у бывшего мужа. В голове не укладывается, что Евгения Лебедева решила так «постараться».
— Ее уже нет, — отрезает Костя, проигнорировав мой вопрос.
И это почему-то еще больше меня задевает.
— Я должна тебя за это поблагодарить? — шиплю, вместо того, чтобы сказать «спасибо».
— Не меня. — Лебедев немного остывает.
— Костя, открой дверь. Пожалуйста. Мне не нужны лишние проблемы, — прошу я.
— Проблем у тебя больше не будет, — обещает бывший муж.
— Да? А по-моему, они как раз появились, причем вместе с тобой. Оставь нас, пожалуйста. Пусть будет так, как было.
— Как было, уже не получится, — получаю ответ, который мне очень не нравится.
— Костя, ты только сделаешь хуже. И себе, и мне, — пытаюсь достучаться до него. Я почему-то уверена, что ни к чему хорошему его старания не приведут.
— Я хочу все исправить, Полина.
— Костя, исправлять нечего. У тебя своя жизнь, у нас — своя.
— А наша дочь?
Новая волна негодования вскипает в груди. Я не собираюсь делить с ним Дарину.
— Костя, Дарина — моя дочь. И я очень тебя прошу, все подарки, особенно такие дорогие, согласовывать со мной! — Сдерживаю себя изо всех сил.
— Кстати, подарок выбирал не я, а Филипп.
Удивленно смотрю на Костю, но тот неопределенным жестом показывает, что так и есть.
— Оплачивал явно ты, — возражаю на его оправдание. — И ты мог бы объяснить своему сыну, что это очень дорого для подарка.
— Очень дорого стоит в десятки раз больше.
— У нас видимо разные понятия на этот счет.
— Видимо. Но как бы ты не просила, я не смогу этого сделать.
— Почему?
— Потому…
Договорить он не успевает. Дверь дергают, и, поскольку она не открывается, раздается требовательный стук. Мысленно ругаю Лебедева самыми последними словами и протягиваю руку, безмолвно прося ключ.
Но Костя идет и открывает дверь сам.
— Константин Владимирович, вы решили меня подвести под монастырь? — шипит на него Анастасия Юрьевна, врываясь в класс и закрывая за собой дверь.
Такое ощущение, что она бежала. Большая грудь вздымается от частого дыхания, глаза сверкают, и по лицу видно, как много «лестного» ей хочется сейчас сказать, но директриса быстро берет себя в руки.
— Что слу… — не успевает договорить Костя, как Громова резко, если не сказать грубо, разворачивает Лебедева к доске, словно провинившегося старшеклассника.
Как это ей удалось, даже не представляю, ведь она едва достает мужчине до плеча.
— А вот здесь, Константин Владимирович, очень бы хотелось дополнительное освещение, — громко выдает Громова и тычет пальцем на потолок перед доской.
Выражения лица бывшего мужа я не вижу, но почти уверена, что про светильники он (как и я) слышит впервые. В этот момент дверь в кабинет резко открывается, и на пороге застывает Евгения.
— Женщина,
