Останься со мной - Маргарита Дюжева
Снова гудит телефон.
— Да ответь ты ей! — в сердцах хлопаю ладонью по своей коленке.
Барханов на миг прикрывает глаза, выдыхает, потом просто берет и выключает его.
— Ты спросила нужна ли мне, — мрачно произнес он, — так вот ответ: да. Нужна.
— Серьезно? — все, что я могу это выдавить из себя – это глумливую ухмылку, — Так нужна, что выкинул как дворнягу и три года не вспоминал о моем существовании? А теперь явился, и ждешь что я, как и прежде побегу за тобой?
— Я тогда был…не прав.
Бедный. Тяжело-то как ему. Барханов из тех, кто методично прогибает мир под себя и не умеет признавать свои ошибки. Не умеет извиняться. Да мне и на фиг не сдались его извинения. Я просто хочу, чтобы перестало болеть в груди.
— Прав! Во всем. Я не дотягиваю до тебя. До того высшего общества, к которому ты привык. У меня нет ни вкуса, ни воспитания, ни мозгов.
— Лер, хватит.
— Почему же? В прошлый раз ты наглядно мне это объяснил. Я все поняла, прочувствовала, согласилась. Но прости… меняться ради тебя не буду. Не стоишь ты этого!
— Уже, Ежик…Ты очень изменилась. Сама не знаешь, насколько, — как-то невесело усмехается Барханов.
Так это не ради тебя, а ради меня самой. Ради семьи, ради Макса. Вслух произношу только одно:
— Не называй меня так.
Устало падаю на спинку и прикрываю глаза ладонью. Он вымотал меня. Хочу домой, бахнуть пол ведра валерьянки и лечь спать.
— Так что у тебя с ним?
— Отвали!
— Лера, — голос становится тише и ниже.
В голове полыхает «Опасно», но я не успеваю сбежать. Одно молниеносное движение и его ладонь зарывается в волосы на моем затылке, сжимает их в кулак, вынуждая подвинуться ближе и запрокинуть голову.
— Просто ответь?
— Да какая тебе разница? Я же не спрашиваю с кем-ты, где и сколько раз, — пытаюсь отпихнуть, но он тянет еще сильнее, так что почти заваливаюсь на него, — или боишься, что я у него на видео? И кто-нибудь узнает, что девка, с которой ты общаешься, любит чпокаться перед камерой? Краснеть придется, оправдываться…
— Да мне плевать! — рычит, выдавая себя с головой.
— Так исчезни…
Не дает договорить, встряхивает как котенка:
— Плевать, кто у тебя там был или есть! Поняла? И да, я хочу тебя вернуть.
— Я не хочу! И вообще, у тебя женщина есть. Или забыл? Так я напомню. Хорошая девка, правильная. Знает в какой руке вилку держать, а в какой – нож. Воблой зовут.
— У нас с ней все…
Я начинаю ржать, как ненормальная. Просто классика жанра. Стандартные мужские сказки: у нас с ней все. Мы не спим с ней. Разве что по вторникам и на пол шишечки.
— Демид, а она-то об этом знает?
— Узнает, — снова тянет на себя, буквально сдергивая с пассажирского сиденья. Я не могу сопротивляться, потому что тело против воли наливается тяжестью, становится вялым. Падаю ему на грудь. Тут же упираюсь руками, пытаясь подняться, но не выходит. Барханов запросто преодолевает мое убогое сопротивление.
Лицо к лицу. Он непростительно близко. Я не могу дышать.
Его глаза опасно темнеют, а у меня обрывается где-то в районе пупка.
Глава 11.3
Глава 11.3
Что происходит дальше, я не совсем понимаю. Вернее, совсем не понимаю.
Мозги вроде кричат «Остановись, немедленно!», а та часть меня, которая совсем дурная и неадекватная, наоборот рвется вперед с воплем «пожалуйста! Хоть немного!».
Мы тянемся друг к другу синхронно, будто по команде. Даже не тянемся, а бросаемся, как два диких идиота. Это не примирение после ссоры, это ее самое жесткое продолжение. В Демиде нет нежности, во мне тоже. Как и трепета, и девчачьих розовых пони, скачущих по радужным облакам в окружении миллиона румяных сердечек.
К черту сердечки. И пони тоже к черту. Они подохли еще в прошлый раз, когда Барханов разобрал меня до основания, перетряхнул и выбросил. Сейчас меня душит просто дикое, почти неадекватное желание прибить этого хладнокровного мерзавца. И за какую-то долю секунды оно трансформируется в совсем другое желание.
Мы как ненормальные. Будто у обоих напрочь сорвало тормоза, а заодно и крышу. Наказываем друг друга, мучаем, причиняем боль.
Демид дергает молнию на юбке, я бью его по рукам и просто тащу ее к верху, оголяя бедра. Попутно сдергиваю его пиджак, вырвав с корнем пуговицы.
Рычит. Злится. Глаза темнее грозовой тучи. Раньше я бы, наверное, испугалась, сейчас — все равно. У меня будто перегорел в голове какой-то ограничитель, сломалась деталь, отвечающая за мое преклонение перед ним.
Не нравится — пусть валит. Проживу и без него.
Я даже почти поверила в это. Почти убедила себя в том, что мне плевать, и я просто даю волю инстинктам.
Рубашку он мне не дает порвать. Перехватывает руки, прежде чем успею дернуть. Заводит мне их за спину и зажимает запястья одной рукой, второй — расстегивает сам.
Все это без слов. Слышно только наше дыхание, шипение, когда кто-то кому-то делает больно, рык.
Мне пофиг, что он не любит, когда выпускаю когти — царапаю. Со всей дури, стоит только добраться до его тела. Пусть следы останутся. Шрамы! Как у меня на сердце!
Мне его не жалко. Он меня никогда не жалел.
И да. Я его хочу. Так что искры из глаз и кровь кипит, с трудом циркулируя по венам. До красных чертей перед глазами хочу, до судорог, до ощущения, что еще немного и подохну, если не почувствую его.
Он касается меня. Там. И от одного этого прикосновения я уже готова сойти с ума. А когда врывается, с силой насаживая на себя, то от моего «я», вообще ничего не остается. Просто дикая, голодная самка, которая наконец получила то, чего хотела больше всего на свете.
Эти ощущения ни с чем не сравнить. Бешеный коктейль из страсти, всей той боли, которая пряталась на задворках, а теперь
