Одна на миллион - Елена Алексеевна Шолохова
– Если она бывшая, то зачем он… – я осеклась.
Если скажу «руку её держал», то это так глупо будет, словно я за ним следила. Но Марина и без уточнений меня поняла.
– Да просто, по старой памяти сели вместе. Не чужие же. Хотя нет! Нас же кадры рассаживали! Ещё эти таблички с именами разложили. Юлька же наша тогда страшно расстроилась, что Вадима усадили не за наш стол, а к экономистам. А я уверена, что Алла сама и подговорила кадровичек, чтобы они его поближе к ней пристроили. Помириться, наверное, хотела. Подпоить и всё такое. Но, по ходу, ничего у неё не вышло.
– Почему так думаешь?
– Девчонки говорят, что они выясняли отношения вечером, и Алла потом плакала. Да оно и видно – с того дня они не общаются больше.
Я не знала, что ответить и просто улыбнулась, типа, всё понимаю. А реклащимца вдруг смутилась, даже порозовела.
– Ты не думай, я сплетни не собираю. Они сами меня находят.
– Ну ещё бы, – хмыкнула я. – Женский коллектив без сплетен – это фантастика.
– Точно! – поддакнула Марина и, уже не заморачиваясь, выложила ещё тонну подробностей про папину контору и её обитателей. Ещё бы знать, кто все эти люди.
– Ты мне лучше про наш отдел расскажи, – прервала я её рассказ о каком-то ненормальном программисте.
Марина на секунду замешкалась, сморгнула, но быстро переключилась.
– Нууу… Соня, наш редактор, работает дольше всех из нас. Если не считать Вадима, конечно. Ей почти тридцать. Не замужем. Детей нет. Она спокойная, нормальная, только, может, замкнутая, хотя с Юлькой вон общается. Или Юлька с ней. Ну а Юля – это Юля, – рекламщица криво улыбнулась. – Она бывает, конечно, противной, но с ней не соскучишься. В общем, сама скоро узнаешь. Славик по ней сохнет. Жалко его, он хороший парень, добрый, отзывчивый, простой. А вот Карих, в смысле, Стас… этот себе на уме. Но оператор отличный. Он раньше, пока в институте учился, снимал на заказ. Ну, там свадьбы, юбилеи, выпускные, потом фильмы монтировал, эффекты всякие накладывал, дорожки звуковые. Очень здорово получалось, я видела парочку. У него свой канал на ютубе был, может, и до сих пор ещё жив. Хотя он теперь заказы не берёт. Даже мы с Ваней, – ну это мой жених, у нас в сентябре свадьба, – никак не можем его уговорить. Променял наш Стасик творчество на стабильность, – вздохнула Марина, покосилась на часы и, округлив глаза, воскликнула: – А! Уже без семи два! Ничего себе мы с тобой заболтались.
Едва мы выскочили из кофейни, как она припустила со всех ног, ещё и меня за собой рывком потянула:
– Давай! Если поторопимся, то, может, не опоздаем.
– Нет, нет, нет, – высвободила я свою руку. – Беги одна.
– А, ну да, – понимающе улыбнулась рекламщица. – Тебе-то опоздать нестрашно. Тебе же Сергей Иванович ничего не сделает. Ну а я тогда побежала.
И она действительно помчалась бегом, как хороший спринтер. Только ошиблась она – мне за опоздание от отца, может, ещё больше прилетит, чем кому-либо, но нестись на шпильках… нет уж. Ноги дороже.
А отец, может, и не узнает. Электронный пропуск мне выдадут только завтра, так что система мой запоздалый приход не зарегистрирует, а охранники вряд ли доложат генеральному директору, что его дочь с обеда вернулась на несколько минут позже. Осмелев, я даже завернула по дороге в магазин, купила бутылочку с водой и пакетик с фруктовыми леденцами.
Я уже подошла к крыльцу, как двери здания распахнулись и мне навстречу вышел отец. У закона подлости сбоев не бывает.
Хорошо хоть, отец куда-то спешил, цепляться не стал, но позже, дома, клокотал, наверное, целый час, пока Вера его не увела.
22
Отец, видать, не только мне гайки подкрутил, но и Соболеву. Потому что тот и впрямь взялся за меня всерьёз. Рыжего, ну то есть, Славу обязал обучить меня минимальным офисным навыкам.
За неделю с лишним я запомнила, кого и как зовут, подружилась с рекламщицей Мариной, научилась пользоваться МФУ*. Причём не просто на кнопочки нажимать, но и менять, допустим, картридж или извлекать из его нутра зажёванную бумагу.
(* МФУ - многофункциональное устройство; включает в себя сканер, копир, принтер и факс)
Ещё усвоила, что если в аутлук нажать «ответить всем», то твоё сообщение все и получат. Так что, когда пишешь Рыжему, чтобы он вместе с Соболевым отстал от тебя, а уж тем более когда обсуждаешь Соболева с Мариной, надо быть очень, очень осторожной.
Такие вот у меня практические достижения.
Хуже обстояло с теорией, точнее, с информацией. Соболев решил, что мне жизненно необходимо знать всё про отцовскую компанию от истории возникновения до особенностей производства.
И если историю я ещё худо-бедно освоила, хотя ума не приложу, зачем мне знать, допустим, в каком году произошло слияние завода металлоконструкций и завода машиностроения. Или же когда внедрили новые технологии и запустили новые серии. Ну да ладно, кое-как запомнила и отчиталась.
Однако вопросы производства – это для меня дремучий-дремучий лес. Ну, выпускают что-то металлическое и ладно. Зачем мне знать, как и что? Какая мне польза оттого, что я буду понимать разницу между одноочковыми дюкерами и многоочковыми? Все эти траверсы, анкеры, скобы, опоры, рамы, эстакады – оно мне как вообще может пригодиться?
Но Соболев оставался глух к логике и к моему отчаянию. Каждый день, ближе к вечеру, вызывал меня в свой кабинет и нагружал по полной программе. Заставлял читать, запоминать, отвечать на муторные вопросы. К концу второй недели я уже возненавидела этот дурацкий завод.
Сообщения от Соболева, а вызывал он меня через локальный чат, рождали какое-то двойственное ощущение.
С одной стороны, темы наших бесед – это скука смертная. А с другой… ближе к пяти я уже ждала, когда всплывёт в нижнем углу экрана окошко с неизменным «Анжела, зайди». И когда оно наконец всплывало, внутри всё как будто натягивалось звенящей струной.
Я силой воли заставляла себя оставаться невозмутимой и не мчаться сию секунду на шестой этаж. Выжидала пять минут, потом только поднималась к нему, а по пути непременно наведывалась в уборную – инспектировала свой внешний вид, там зеркало во всю стену.
При этом сама себя не понимала
