Наваждение - Хоружик

Я делаю это и каким-то образом соскальзываю перед ним, пока он направляет свой член внутрь меня и прижимает меня к лестнице. Острые перила врезаются мне в спину и в верхнюю часть задницы, но меня настолько одолевает удовольствие, пронизывающее мое тело, что я не могу сосредоточиться на боли. Я думаю, что боль может даже усилить его. Я цепляюсь за него, обхватив его руками и ногами, но большая часть моего веса приходится на лестницу. Он жестко входит в меня, его толчки короткие и настойчивые.

Это не медленно и не романтично, он быстрый и яростный, первобытный и животный.

Каждый его толчок поднимает меня все выше и выше. Мы оба молчим, слишком хорошо понимая, что нас могут поймать. Мысль о том, что тебя поймают, делает это еще более напряженным, еще более запретным. Громов пробуждает во мне что-то такое, от чего мне хочется потерять контроль. Я никогда не была такой раньше ни с кем. Я не из тех девушек, у кого ветер в голове и кто не заботится о последствиях.

Я стону его имя, когда он доводит меня до края, его толчки сильнее.

— Ты кончишь со мной, принцесса? — спросил он.

— Да, — стону я, его вопрос заводит меня, и я кончаю вместе с ним, а потом…

Чертова лестница падает под нами, издавая этот металлический лязг, она соскальзывает с рельсов и ненадежно балансирует на полке.

— Пиздец! — Громов хватает меня за руки и тянет вверх, каким-то образом выскальзывая из меня, его штаны вокруг его задницы и презерватив свисает с конца его члена.

— Мы её сломали, — я смотрю то на него, то на верхнюю часть лестницы. Я не могу сдержать смех. Это не я. Я не та девушка, которая ломает лестницы и трахается с парнем в библиотеке. Что, черт возьми, на меня нашло?

И тут я слышу голос Риты, доносящийся из коридора, — Катюш, ты в порядке? Я услышала грохот.

Громов подтянул штаны прежде, чем я успела моргнуть, и к тому времени, когда Рита открыла дверь, он выглядел как ни в чем не бывало.

— Что случилось? — спрашивает она, переводя взгляд с одного на другого.

— Лестница сошла с рельсов, — говорю я.

Громов прерывает, — Она пыталась дотянуться до одной из книг на полке наверху, и она просто… не выдержала. Кто-то обязательно должен посмотреть эту лестницу и починить, это не безопасно. Это проблема этих старых домов, — он выглядит таким искренним, что я почти верю ему.

Рита долго и пристально смотрит на меня, и я стараюсь не краснеть, — Ты пыталась добраться до одной из тех книг по… средневековой истории?

Я тяжело сглатываю, — Я просматривала. В исследовательских целях.

— В исследовательских целях, — повторяет она, — Хорошо, что Рома был здесь.

Я прочищаю горло, — Да. Мне повезло.

Рита поворачивается, чтобы уйти, но останавливается, когда доходит до двери, — Я рада видеть, что вы двое так хорошо ладите.

Я смотрю на Громова широко открытыми глазами после того, как она ушла, — Думаешь, она знает?

Он пожимает плечами, — Может быть. Кого это волнует?

— Меня это волнует, идиот, — говорю я, — Что, если она скажет что-нибудь моему отцу? Что, если кто-нибудь узнает? Я не могу поверить, что мы сломали здесь лестницу.

— Ты сейчас причитаешь, как бабушка, — смеется он.

— Я серьезно, — говорю я. Я начинаю злиться на него за то, что он так легкомысленно относится ко всему этому.

Он стоит рядом со мной, и я сразу же чувствую волнение от его близости. Я молча проклинаю свое тело за то, что меня так влечет к нему, — А что, если твой отец узнает? – спрашивает он.

— Это разрушит его планы и наверное его снимут с выборов.

— Почему?

— Ты знаешь почему, — говорю я, — Мы… будем родственниками.

— Мы не родственники, — говорит он, — Ты ведешь себя нелепо. Мы просто сводные брат и сестра.

Меня раздражает то, как он отмахивается от моих опасений, как будто они ничего не значат, — Людям все равно, что правда, — настаиваю я, — Они наживаются на скандале. Это разрушит его кампанию и его общественный имидж.

Громов проводит пальцем по моей груди, и я шлепаю его, но не раньше, чем это вызывает физическую реакцию с моей стороны, мурашки покрывают мою кожу. Черт бы его побрал, — Почему тебе вообще не наплевать на это? – спросил он.

— Потому что он мой отец.

Громов горько смеется , — Кажется он отличный отец.

— Ты ничего не знаешь, — говорю я, защищая его, несмотря на смешанные чувства.

Он наклоняется ко мне, просовывает палец под одну из лямок моего платья, — Я знаю, что ты не та хорошая маленькая девочка, которую хочет видеть твой отец. Я знаю, что ты пытаешь ради него быть совершенством во всём. Но ты не думала что ты встретишь кого-то вроде меня, кто выпустит тебя из твоей скорлупы и заставит тебя что-то почувствовать.

Я кладу руки ему на грудь и пытаюсь оттолкнуть, но он хватает меня за запястья и крепко держит, — Ты ничего обо мне не знаешь, — говорю я.

— Я знаю, что ты соответствуешь представлениям своего папы и общественности, — говорит он, — Я думаю, что ты не хочешь поступать в Экономический факультет, стать юристом или врачом или кем-то еще, папочка запланировал всё за тебя . А я вижу тебя с альбомом для рисования, ты все время рисуешь. Имей гордость, чтобы делать то, что ты хочешь делать, а не навязанное мнение.

Это как-то за гранью, когда он смотрит, как я рисую, замечает во мне что-то. Он слишком многое замечает во мне. Я дергаю запястья и сильно толкаю его, — Иди знаешь куда, — я выплевываю эти слова, —