Голод. Одержимые - Любовь Попова
— Уже бросил. Ты здесь собираешься ночевать? В гараже?
Резко осматриваюсь и понимаю, что мы в его гараже. На вопрос, как мы сюда вообще попали, учитывая, что неслись как ошпаренные, мне ответ не нужен. Без разницы. Главное снова здесь. В королевстве любимого.
Но какой же это кайф, видеть квадратные столбы и целый набор разных автомобильных аппаратов.
Это мир Макара. И я снова в него включена. И для того, чтобы окончательно, нужно как-то закрепиться, дать понять, что не слабая девчонка. Что могу за себя постоять.
— Научи меня всему, — говорю ему в лифте, пока он со спины забирается мне под футболку, находит руками грудь, жамкает как бумагу, делая уже расслабленные сосочки снова твердыми, сводит с ума губами на шее.
— Горловой минет ты освоила на отлично, — хитро смотрит он на меня через зеркало, трется ошеломительно твердым членом. Ненасытный. Сумасшедший. Просто больной.
— Ну эй, — поворачиваю лицо и тычу в твердую грудь пальчиком. — Кроме секса я еще на многое способна.
— Вот сейчас и проверим, — пытается быть серьезным, но губы поджимает в усмешке и выводит меня из стальной кабины. Отвлекает поцелуем у двери.
— Не поняла, — говорю, задыхаясь, пока он открывает двери. — Я говорила не о сексе.
— Да не тупой, понял, — заводит он меня в темное помещение и ослепляет включенным резко светом.
Но не только фонари ослепляют меня, а срач, который Макар без меня устроил. Коробки пиццы возвышаются над столом вместе с кучей банок пива и колы. Сигаретные окурки не валялись разве что в туалете. Про следы ботинок по паркету и разбросанную одежду я вообще молчу.
— Приходил Сережка и поиграли вы немножко? — обвожу рукой бардак и стою на месте. Такого я даже в свинарнике не видела. — Это что вообще такое, Макар? Решил подружиться с тараканами? Своих в голове уже мало?
— Это мужская берлога, — пожимает он плечами. — И я рассчитывал… ну раз ты решила быть со мной при любом раскладе, ты здесь уберешься.
— Охренел? — вскрикиваю. — Ты насрал, а я убирать? Где Митрофановна? Она же каждый день приходила. Такая милая.
В голову пришла ошеломительная мысль ее исчезновения.
— Только не говори, что от недотраха приставал к ней, и она ушла?
Макар прыснул и заржал, закинув голову назад, обнажая ровный ряд зубов. И, наверное, в его низком гортанном смехе можно потеряться, тем более что охрененный торс так ничем и не прикрыт.
Облизываю в раз пересохшие губы, чувствуя, как бабочки, что при Макаре стабильно атакуют низ живота, начали снова кусаться. Но я сильнее своей похоти. Сильнее, говорю себе и приказываю быть твердой. Убирать этот свинарник я не буду.
— Ну ты и выдумщица! Она же меня задавит, — смеется он и чешет затылок. — Она пришла, увидела и… не победила.
— Тоже не стала здесь убираться? — прыскаю со смеха и, немного подумав, хватаю ключи от машины в его руке. Он держит их, не дает вырваться и хмурится. — Я сегодня переночую в общаге. Сама доеду, а ты спокойно убирайся.
— На машине? На моей?
— Только не говори, что тебе жалко. С утра приеду, когда приведешь это… место в пригодное для проживания.
— Мне твою задницу жалко. Ты не поедешь больше за рулем.
— Вот только не начинай, — закатываю глаза. — Я даже с тачкой Данилы разобралась.
— Счастливая случайность и вообще… — он наклоняется к моему лицу максимально близко. — Василиса… А как же и в горе, и в радости.
— Это будет, — тут же смеюсь. — Когда на этом пальчике будет колечко.
Показываю правую руку, продолжая левой держать ключи, тянуть на себя.
Макар поднимает брови и резким броском накрывает мои губы. Обжигающее движение губ и языков приводит в боевую готовность влагалище, уже буквально истекающее влагой. За шумом возбуждения в голове не замечаю, как Макар делает ловкое движение рукой.
И вот уже прижимает меня к себе спиной, шепчет на ухо и куда-то подталкивает.
— Давай тебе лучше в соски колечки вставим, я прицеплю на них цепочки, буду трахать тебя в задницу и натягивать грудь.
Ох. Картина, представленная в сознании, была настолько острой и порочной, что тело пронзает новая дрожь желания.
— Извращенец, — говорю тихо и почти случайно оттопыриваю задницу. Прикрываю глаза, отдаваясь его силе, своему голоду. — Давай тебе пояс верности, мужской.
— Ты и так его на меня надела, — ведет он меня к ближайшей стене и обдает дыханием шею, убирает волосы на одну сторону. Вырывает ключи из сжатой в кулак от сексуального напряжения руки и бросает на столик у двери.
— Околдовала, сука! Признавайся, баловалась магией в своей деревне?
— Тогда надо спросить, почему я с тобой веду себя как тряпка. Наоборот же должно быть.
— Это судьба, Малыш. Я уже перестал ей сопротивляться, — говорит он и стягивает с меня футболку, шортики. И я переступаю ногами, чтобы снять их окончательно, отдаться воли Макара, как вдруг натыкаюсь на жестяную банку и чуть ли не падаю.
Бл*ть!
Все возбуждение разом спадает, и я выворачиваюсь из объятий. С удивлением смотрю, что Макар уже успел расстегнуть ширинку.
— Ты просто животное! Я не свинья, трахаться в этом сраче! Отвези меня в общагу.
— Хрена с два. Я работал и устал. Ты моя женщина. Вот и займись чем-нибудь полезным.
Вот же скот!
— Полезное я делаю в больнице, а тут даже пальцем не пошевелю, — показываю язык и отшатываюсь, прохожу в сторону кухню, что тоже находится в одной комнате с гостиной и плюхаюсь на вполне себе чистый стул у барной стойки.
— Сам убирайся, — говорю я твердо, но мысленно растекаюсь лужицей, когда он идет ко мне, чеканя шаг почти по-армейски. У него и выправка такая… Строгая и спина всегда прямая.
Снова хочу задать вопрос про его прошлое, открываю рот, но он перебивает.
— Я не умею. Сто лет этого не делал, — примирительно говорит он и подходит к барной стойке в плотную, ставит руки по обе стороны от меня, поражает силой ауры и ростом. Его руки, вылепленные
