Когда не все дома (СИ) - Болдина Мария

— Вадим, прости, я отключала телефон. Брала паузу на подумать. Я… — Виктория глубоко вздохнула, — разговаривала с Диной, — выпалила и замерла.

— Я так и понял. Вика, это не телефонный разговор, но Дина… Сейчас это чужая для меня женщина.

Вот было у Виктории практически стопроцентное предчувствие именно такого ответа, в правдивости которого она заранее сомневалась.

— Вика, ягода моя, спокойно дождись меня, мы всё решим, — в голосе мужа было море тепла, наверное, он черпал его из окружающего тропического океана.

За окном у Виктории стоял мороз:

— Дина, может быть, и чужая, а дочь у неё твоя?

— Да, есть такое, — согласился Вадим.

Что теперь говорить, о чём спрашивать, Вика не знала. Свой конспект с канвой разговора она нервно смяла в комок и катала перед собой по столу.

Есть такое? Средний род и полное пренебрежение? Стало почему-то очень обидно за чужую дочку. Ребёнок — не такое, не эдакое. Его надо любить. В идеале у него должны быть папа и мама. И быть они должны не просто строчкой в свидетельстве о рождении.

— Как её зовут? — спросила Вика.

— Зачем это тебе? — резко бросил Вадим и тут же продолжил совсем другим тоном, — Не делай глупостей.

— Пока ещё ни одной не сделала.

Виктория могла только предполагать, что имеет в виду Вадим, под словом глупости, но в том, что сама она умница-разумница была уверена.

— А что сделала? Что у вас новенького кроме Нового года?

Это был мучительный разговор со всеми полагающимися недоговорками и пустотами. Беседовали осторожно, обходя острые углы. Чтобы не молчать, Виктория поделилась планами на маленький бизнес.

— Должно получиться, — оценил Вадим, — а что с твоим детским садом? Будешь совмещать?

— Уволюсь, наверное. Мне рекомендовали поберечь нервную систему. А там чепэ одно за другим.

И она рассказала о паре "уголовных преступлений", в которых оказалась замешана, проделки чужих детей виделись нейтральной темой. Но не тут-то было.

— И ты теперь тесно сотрудничаешь с полицией? — неприятным голосом спросил Вадим.

Сердце у Виктории сжалось, на глазах выступили слёзы. О чём-то Вадим знает, что-то додумывает и наверняка осуждает её. А она так и не сказала ему о беременности. Ещё месяц назад Вика мечтала поделиться с мужем этой радостью. Теперь ей не хотелось смешивать выяснение отношений с рассказом о будущем ребёнке. Но он же знает, не может не знать!

Это не было незапланированной беременностью. Полгода назад, когда Вика заговорила с мужем о своих мечтах, Вадим ответил своей любимой присказкой в семейной жизни: «Делай, как знаешь». Он часто оставлял за женой решение важных вопросов. Теперь Вика подозревала равнодушие, тогда это казалось признаком доверия.

Вика задумалась на пару секунд, а вопрос о близком знакомстве с полицией повис в воздухе и из-за окружившего его молчания сделался многозначительным. Телефонное молчание имеет удивительную способность обрастать смыслами, мгновение тишины сгущается, темнеет, как предгрозовая туча, время растягивается, вибрирует от напряжения и, кажется, вот-вот со звоном оборвётся. Она так ничего и не ответила. Ещё немного помолчав, спросила:

— С Кристиной будешь разговаривать?

— Конечно!

И Виктория отнесла телефон дочери.

С кухни было слышно, как частит Кристина, обсуждая с папой свои немудрящие дела.

Через полчаса они наговорились и дочка вернула телефон. Вадим, перед тем как попрощаться, напомнил:

— Десятого деньги перечислю, всё как обычно. Не волнуйся.

О деньгах она и не волновалась, обычно. У неё же была зарплата. Но сейчас, в преддверии увольнения, наполнение семейного бюджета стало всерьёз тревожить. Прежде Вадим просто переводил ей приличную сумму, не предупреждая, это было рядовое событие среди многолетнего привычного течения жизни. Как же всё изменилось за последний месяц. Вадим первым закончил разговор. А Вика, задумчиво выслушав череду гудков, схватила с посудной полки дуршлаг и швырнула его об пол.

Следующая зимняя неделя продолжила исподволь менять жизнь. Казалось бы, дни шли за днями, а ночи за ночами. Но вечера выбивались из этой однообразной череды. По вечерам обычно приходил Алексей и они шли гулять. Такие прогулки рука в руке стали ежевечерней традицией, и Вика перестала беспокоиться о том, что подумает общественность и как эту историю преподнесут Вадиму. Виктории не давало покоя воспоминание о поцелуе на пороге то ли в лоб, то ли в щёку. Этот мимолётный поцелуй будоражил воображение, но никак не повторялся, а Виктория между тем ждала и размышляла, над тем как ей ответить: кинуться с разбегу в омут преступной страсти или вежливо отстраниться. Но длинные новогодние выходные заканчивались, а окончательные решения так и не были приняты ни по одному из бередивших женскую душу вопросов. Свои сомнения Виктория чаще всего перебирала и сортировала на кухне. Там она, взбивая и вымешивая, поглядывала то в окно, то на круглое панно, недавно появившееся на стене. Это склеенная из осколков тарелка сменила статус: была посудой — превратилась в дизайнерское украшение интерьера. Половцов не стал маскировать трещинки, наоборот, подчеркнул их золотистой краской, блестящая паутинка ломаных линий расчертила знакомый сюжет. И снова Виктория подивилась, как вещи, принесённые, или — вот — отреставрированные Алексом удачно приживаются в её доме и в её жизни.

В первый рабочий день Вика сходила на приём к врачу. Доктор обрадовала её: всё идёт согласно графику, и беременной можно всё или почти всё, но в разумных пределах, конечно. Гинеколог ещё немного со вдохновением поговорила о границах разумного и неразумного и, как договаривались, открыла больничный, чтобы у её пациентки была временная фора в решении проблем на работе. Вернувшись домой, Виктория позвонила в детский сад и предупредила, чтобы скоро не ждали. Однако на работу очень хотелось. Она, как советовала народная мудрость, полежала немного — не помогло. Как там без неё? Разум подсказывал, что без начальства подчинённым дышится легче и всё идёт по накатанной. А душа звала на работу. Эх, как там у классика: любите ли вы свою работу, как люблю её я? Кажется, так или что-то около того.

Подпольная кондитерская уже дала приличный доход. Заказы пошли, как и предсказывала Ольга. Если бы дело было только в деньгах, можно было бы писать заявление об увольнении по собственному. Но как же хотелось малость поруководить. Кто там сегодня снимает пробу с горохового супа? Насколько отбилась от рук мышка на рабочем столе?

Вика всё же сорвалась: решила, что зайдёт сегодня на работу, поможет разобраться с документацией. И пусть её никто об этом не просил, но отказаться не посмеют.

Когда она явилась в детский сад, народ гулял. Пробежавшись по площадкам, искупалась в народной любви, услышав: "Здравствуйте, Виктория Петровна!" Подготовишки даже пригласили её поиграть в догонялки. Но Вика побоялась навернуться. Здесь у её красоты и обаяния было много поклонников, но всем этим замечательным молодым людям от роду было шесть- семь лет: даже если всем скопом кинутся на помощь — не спасут. Поэтому от горелок пришлось отказаться, ограничились хороводом.

Румяная от мороза и энтузиазма, числящаяся на больничном заведующая прошла к себе в кабинет. Апполинария Васильевна, замещавшая её с декабря, встретила начальство с кислой миной, но промолчала. Они перетрясли документы, электронные и бумажные, всё решили и распланировали чуть ли не до марта.

А в полдень в кабинет по-хозяйски вошла женщина в форменном пальто, поздоровалась, не спрашивая разрешения, сняла верхнюю одежду, повесила её в шкаф, села за стол. Апполинария Васильевна познакомила Викторию Петровну с инспектором по делам несовершеннолетних Екатериной Сергеевной.

— Я теперь здесь частый гость, — предупредила лейтенант полиции со внешностью фотомодели, — готовим отчёты о принятых мерах. И наконец-то я поговорю с совершеннолетним свидетелем тех событий, — Екатерина Сергеевна ангельски улыбнулась.