Евгений, Джек, Женечка (СИ) - Горышина Ольга

Последняя фраза прозвучала особенно грубо — а как иначе поставить его на место или хотя бы указать на него!

— А, может, я ее просто почищу?

И что я должна ответить?

— Где Ярослав?

Я отвернулась в поисках сына, о котором в эти несколько минут даже не вспомнила.

— С папой. Думаешь, чего мы бежали?

— Да понятия не имею! Может, тебе бегать нравится…

Я бы с удовольствием отвернулась, но взгляд Джека, темный и злой, пригвоздил меня к месту.

— Крюк хоть купили? — спросила с дрожью в голосе, это подскочившее в горло сердце натянуло связки до предела.

— Только фигню, которая анкером называется…

А как называешься ты со своим судаком? Свежая рыба так воняла, что меня повело: благо руки заблаговременно вцепились в край столешницы. Или это от бегуна так несёт? Да нет, я пока ещё в состоянии отличить рыбий дух от козлиного. От Джека пахло терпко, но это был недачный удачный вариант лосьона после бритья. Не его — у Юрки одолжил. Приперся-то в гости небритый. А тут нужно бутылку отработать. Будем надеяться, что не подаренный мною виски! В моих висках стучала паника — ты, клуша, со своими тараканами не выдержишь его напора, если не выставишь Судака вон прямо сейчас.

— Скажи, куда твой гамак повесить, потом рыбой займусь…

Мною, что ли? Не получится…

— Спасибо, что пострадал из-за меня фигней, но Ярослав сам с ней разберётся. Рыбу действительно лучше отнести Даше. А мне нужно уложить дочку на дневной сон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ну вот, высказала же все: в паузах между словами аж орала «Вали и отвали!», но он глухой, каким всегда и был. Свои желания превыше всего…

— Я не могу пойти к Шумовым. Я от них уехал.

— В смысле?

— В прямом, — и взгляд у него тоже был прямой, прямо мне в душу глядел, в которой царили тьма и смятение. — Проснулся и уехал. Поставил машину у пожарного пруда, чтобы никому не мешать.

— Шифруешься? — не сдержалась я.

— Нет, — ответ прозвучал довольно жестко. — Тут негде парковаться, и я не знал, пустишь ты меня или нет.

— Я не увидела твоего последнего сообщения, — я очень надеялась, что голос не выдал разрывающей душу злобы.

— И на первое не ответила… Скажи ещё, не поняла, от кого… — добавил Джек с усмешкой после короткой паузы.

— Ну… Я не давала тебе свой номер. Наверное, мог догадаться, что я не жду от тебя никаких сообщений.

Секундная заминка — или тяжелый взгляд красноречивее слов?

— А я все равно пришёл. И судака купил для тебя, а не для Даши.

— Спасибо, приятно, но мы не едим рыбу… Даже с Ладоги. Раз ты собирался уехать с утра, то почему бы тебе не взять рыбу в город?

— Тебе настолько неприятно мое общество?

— Нет! — выдала спешно, чтобы не сказать «да». А может и надо было… — Мне ребёнка надо накормить обедом и уложить спать. И рыбу никто не ест. Я не могу выкидывать готовую еду, зря ее, что ли, убили… Я покормлю тебя чем-то другим. Хочешь кашу или суп? У меня картофельный с фрикадельками.

— Я не настолько избалован, как твои дети. Корми, чем хочешь, я все съем.

А если ответить, что не хочу его кормить вообще, он уйдёт?

25. Не Золушка

— Мама, я не хочу суп, я его вчера ела…

Боже, еще и эта начала выделываться? Я готовилась получить втык от Ярослава за то, что намеренно кормлю его тем, что он не любит. Хотя кормлю тем, что мне легче приготовить! Я еще не оклемалась после ночной трассы, и то, что взяла и отрубилась на диване беззаботно, как в детстве, тому прямое доказательство.

— Ничего другого нет. Ешь, пожалуйста, суп, — говорила я тихо, понимая, что орать на трехлетнего ребенка последнее дело.

Особенно с учетом того, что в нормальные дни в это время дочка давно уже спит. Но сегодня день ненормальный, и мать ненормальная, и еда, соответственно, не может быть нормальной.

— Дай кашу!

О, кашу Женечка могла есть на завтрак, обед и ужин — главное, побольше сахара положить и масла. Скорее всего, ей нравился сам процесс облагораживания своей тарелки, а не поглощения злаковых культур.

— Кашу надо греть, а суп я уже согрела. И у меня нет молока, чтобы ее разогреть, — говорила я с дочерью, точно со взрослой.

— Чего не сказала, что надо молока купить? — подал голос Сомов, которого я пока еще не пригласила за стол.

— А мне не нужно было молоко! — повысила я голос и собралась спустить на него собак, которых попридержала с дочкой.

— Сходить сейчас к нам тут? — не понял он, что играет с огнем.

— Сейчас обед!

Ну да, и у нас, и в магазине.

— А без молока разогреть в микроволновке нельзя?

Он что, не понимает, что лезть со своими советами к чужим людям некрасиво?!

— Джек, налей себе суп и ешь. Или кашу разогрей в микроволновке для себя! — отчеканила я и с трудом не добавила «И ешь молча!»

— И для меня разогрей! — выдала моя дочь.

Вражина! Это что еще за перебежка в стан врага!

Я снова не успела вставить твердое материнское слово, а нужно уже было вставлять матерное! Джек подорвался исполнять просьбу, и через минуту перед ребенком дымилась тарелка с кашей, и Женечка с довольной ухмылочкой полезла ложкой в сахарницу…

У меня от всей этой картины маслом скрутило живот, горький ком подступил к горлу, и я промолчала, когда перевела взгляд на постороннего мужика, сидящего за моим столом. Он совсем не призрак из прошлого, он очень даже осязаемый и душный — не только из-за туалетной воды, а потому что с первой минуты своего появления на пороге моего — моего — дома начал наводить свои порядки, точно имел на это какое-то право. Мужское, да? Нет, в моем доме ты не будешь ничего решать… Ты уже решил мою судьбу двадцать лет тому назад. Без моего на то согласия.

— Женя, ешь быстрее, — обратилась я к дочке, но имела в виду обоих Жень. — И пойдем спать.

А второй пусть едет домой. Я уже обернулась к Джеку, чтобы спросить, не пора ли ему отчаливать, а то застрянет на Мурманке, когда все дачники разом рванут в город.

— Я не пойду спать! Я не хочу! Я уже большая! — испортила все Женечка.

Не нужно было называть ее Евгенией, вон не нужно было…

— А большие тоже спят днем, — не дал мне ответить взрослый Евгений. — Если бы мне твоя мама предложила пойти спать, я бы, вот честно, не отказался…

Честно? Да я не сомневаюсь! Ты за этим и явился, только уйдешь лишь супа нахлебавшись… Смотри, корочкой хлеба не подавись!

— А я не хочу! — озвучила мой ответ дочка.

— Отлично! — Сомов подался через стол к моему ребенку. — Мама укладывает спать меня, а ты тем временем чистишь рыбу, вешаешь маме гамак. Ну… грядок нет, но можешь еще дров наколоть.

Секундная пауза затянулась — мы не читали еще сказку про «Золушку», так что моя дочка обдумывала реальные перспективы своего бодрствования. И я с не меньшим замиранием сердца ждала от нее ответ — в обществе Сомова Женечка раскрывалась с новой стороны, и я даже готова была простить гостю мои сожженные нервы.

— Я не умею, — ответила трехлетка очень серьезным тоном.

Надеюсь, Сомов понял свою осечку и перестанет мудрствовать лукаво. Опыта с трехлетними принцессами у него нет, как я понимаю.

— А цветы сажать умеешь? — нашёлся с ответом Джек.

— Не умею.

— Научу. Ты только поспи сначала, потому что тебе понадобится много сил, а когда проснешься, мы высадим мамину розу. По рукам?

И она пожала протянутую руку — у меня на глазах. И еще у меня на глазах навернулись слезы — Сомов будет торчать тут до самого вечера. Не собрался проторчать, а точно проторчит, заручившись поддержкой маленького ребенка. Манипулятор хренов! А был такой хороший мальчик… Талькова играл на гитаре. Казался хорошим… Был в моих глазах хорошим, пока действительность не сорвала с них розовые очки.

Я не хочу видеть его за моим столом! Не хочу! Это неправильно — после стольких лет отчуждения вдруг сделать вид, что мы друзья детства. Да, я пригласила его сама, но до получения приглашения он раскрыл дверь в мой мир с ноги… С чего-то там решив, что я столько лет с замиранием сердца ждала его возвращения. Какое мое слово убедило его в том, что после всего со мной можно замутить — и что я не против наставить мужу рога?