Игрок (СИ) - Гейл Александра

Жен говорит, что у меня даже в карте записано именно это имя. Сама она так меня не зовет никогда, а ведь это было бы безопаснее. Я предлагал, но она недовольно пробурчала что-то в ответ и продолжила называть Кириллом. С другой стороны, ну Кирилл и Кирилл, не Харитонов же. Мало ли у меня тезок на свете.

— Как только поем — станет стократ лучше, — отшучиваюсь.

— Тогда держите! — говорит сестра и ставит тарелку на тумбочку.

Слепо смотрю туда, где угадываю медсестру. Ее голос для меня бесцветен: ничего не проясняет. Просто женщина. Ни возраста, ни цвета волос, ни даже национальности. И духами она не пользуется — то есть сейчас она для меня никто. Я ничего о ней не знаю и не отличу в толпе. Чертовски неловкое чувство.

Знаете, в прошлом году я купил новую квартиру с одним из лучших питерских видов… Это запредельно иронично. Никогда не ценил такую обыденную вещь, как зрение, а теперь вдруг понял, насколько это много. Сколько же важного мы не замечаем…

— Жен, ты его покормишь? Сегодня все заняты на опер… — запинается медсестра, лишний раз подтверждая мои догадки. — На операциях. У нас крупное ДТП, ты, наверное, в курсе.

— Я в курсе, — ровно отвечает моя сиделка. — Конечно. Не переживай.

— Ну… я пойду, — словно бы оправдываясь, говорит она.

Стук каблуков. Хлопок двери. В наступившей тишине доктор осторожно подходит к тумбочке, берет тарелку, садится на кровать рядом со мной и подкладывает несколько подушек под спину. Она молчит. Уверен, это из-за упоминания об операциях. Если о самой себе она говорить просто не любит, то ее наказание — совсем другое. Болезненное. Окруженное непробиваемой стеной. И несколько первых ложек почти пустого бульона я проглатываю, не произнося ни слова. Даю ей время чуть остыть, чтобы потом в очередной раз пойти на штурм:

— Вы видели меня в худшем состоянии из возможных. Изломанного, побитого камнями. Почему о своей беде не рассказываете? Кажется, мы с вами уже поговорили обо всем, кроме этого.

— Худшее состояние? Значит, вы так думаете о случившемся? Может, то был худший день вашей жизни, но с состоянием у вас все отлично.

— Как же вы мастерски уходите от ответа! Просто поразительно. Да по вам политика плачет, талант в землю закапываете…

Хмыкнув, она весьма бесцеремонно запихивает мне в рот следующую ложку, не позволяя продолжить.

— Ешьте, пока не наговорили новых гадостей. Я и в хирургии неплоха, чтоб вы знали.

— Охотно бы посмотрел на вас в операционной. Ах ты ж черт, вот только я слеп, а вы разжалованы до сиделки.

— И все это временно, — усмехнувшись, говорит она.

— Вы считаете мое беспокойство глупостью. Это хорошо. Но, кстати, политики тоже много всего обещают, а потом идут на попятный, — поддеваю ее. И зря: меня снова затыкают ложкой, причем на этот раз молча. А бульон, кстати сказать, просто отвратительный!

— Господи, из чего это вообще готовится?

— Из надежды на скорый выход из больничных стен ради нормальной пищи, — даже не пытается приукрасить действительность доктор.

— Дьявол, какие умные пошли врачи. Пишут диагнозы — не разберешь, едой кормят такой, что и без ног поспешишь из больницы убраться…

— Не бойтесь, вам вливают достаточное количество…

— Капельницы. Это такой же суррогат нормальной пище, как обоняние зрению.

— Вы когда-нибудь перестаете ныть? — спрашивает она, звякая ложкой по дну тарелки. — Пока вы жаловались, суп остыть успел.

— Почитайте мне.

— Что почитать?

— Да что угодно. Вы сказали, что не хватает времени на чтение, так почитайте мне вслух. И все будут счастливы. Принесите из дома книжку. Только, пожалуйста, не Донцову…

— Английского пациента, пойдет?

— Это там медсестра выхаживает пациента, но, поняв, что дело гиблое, убивает?

Да, с чувством юмора у медиков сложные отношения…

— Именно.

— Черт с вами, я уже на все согласен.

— Там есть и другая сюжетная линия, — усмехается она. — Очень красивая и романтичная.

— Супружеской измены, в результате которой все трое погибли? Да уж, красиво, ничего не скажешь! Вы же видели кучу искореженных тел под обломками. Слышал, это вы меня вытащили. Значит, и на менее везучих насмотрелись. Ну и как, красиво было?

— Мы с вами говорим абстрактно, о литературе.

— А в реальности?

— А в реальности смерть безбожно отвратительна, — с неприкрытой ненавистью выплевывает мой доктор. И даже если бы после этого мне было что ответить, я бы не рискнул.

Жен

Я от него устала. От своего английского пациента. Он умен. Стоило бы догадаться, ведь он видный деятель и, кажется, человек хороший, но в душу не только лезет, а еще и ковыряется. Так и хочется крикнуть: «Нечего там искать, я тебе не друг и не родственник!». Зачем ему знать меня и обо мне? Чтобы мы потом разошлись в разные стороны, а я скучала? Ну не из тех я, кто может сойтись, вывернуть душу наизнанку, а затем и не вспомнить. Интроверты тяжело открываются, а потому, по итогам пары дней в компании полностью пришедшего в себя Харитонова, я чувствую себя хуже, чем после восьмичасовой операции. Он чужак, самозванец. Я даже с братом не говорю о слишком личных вещах — а ведь ближе Яна у меня никого, — но Харитонова недавнее знакомство не останавливает!

Возможно, чтение — не такой плохой способ скрасить наш общий досуг. На время литературного сеанса Кирилл перестанет терзать меня кошкой-девятихвосткой (плеть с девятью и более хвостами, обычно с твёрдыми наконечниками, специальными узлами либо крючьями на концах, наносящая рваные раны), скроенной из пронзительно-острых вопросов. Ранит ведь. Об операциях говорит, о смерти. И проницательный ужасно. Боюсь, к концу своего пребывания здесь он составит мой психологический потрет почище аналитика Павлы.

ДТП переполошило все хирургическое отделение. Полагаю, Капранов уже вовсю оперирует… с новой девочкой-ординатором. И я ужасно, по-черному, ревную. С парнями встречалась — подобного не испытывала, а тут хочется за волосы мерзавку выволочь из операционной. Мои пациенты. И Капранов мой! Да… да у нас с ним было столько, что он обязан на мне жениться! В смысле хирургически, а то ведь напридумываете еще…

Так вот, у нас столько всего было: фораминотомия, краниотомия, микродискэктомия (не гуглим, это названия операций и ввернуты романтики ради)))… просто рррр! А он теперь с маленькой блондиночкой, и, наверное, даже зашить пациента ей позволит. Нет, это выше моих сил! А вдруг… а вдруг он выберет своим ординатором ее? Я понимаю, что являюсь его любимой игрушкой по множеству причин, первой из которых стоит мое криминальное происхождение, над которым можно хоть всю жизнь потешаться, но все-таки в операционной она, а не я! И, кстати, я там появляюсь еще не скоро. За это время можно несколько раз успеть влюбиться в совершенно иные пальчики…