Даниэла Стил - Обещание
Питер увидел, что отяжелевшие веки Нэнси дрогнули, и улыбнулся ей.
— Не спи, Нэнси, — сказал он. — Продолжай разговаривать со мной. Ты можешь почувствовать сонливость, но спать тебе нельзя.
Во сне Нэнси могла захлебнуться собственной кровью, но знать это ей было совсем не обязательно, и Питер продолжал развлекать ее забавными шутками и смешными историями из своей жизни, задавал ей вопросы и требовал ответы, заставлял вспоминать имена всех сестер-воспитательниц, с которыми она сталкивалась в детском доме.
— Ну как, — спрашивал он, — ты точно больше не хочешь стать сестрой Эгнесс-Марией?
— Да, я обещала, но я не уверена… — отвечала Нэнси.
Так они дразнили и подначивали друг друга на протяжении всех трех часов, что шла операция, и руки Питера ни на мгновение не прекращали своей кропотливой работы. Изящно и уверенно они порхали над самым лицом Нэнси, и она невольно подумала, что наблюдать за ними — все равно что смотреть балет.
— Только подумай, — сказал ей Питер, — через пару недель мы поселим тебя в твоей собственной квартире, с отличным видом из окон, а потом… Эй, соня, что ты думаешь насчет вида из окна? Хочешь видеть море из окна спальни или тебя больше устраивает городской ландшафт?
— Конечно, море лучше.
— Чем это оно лучше, хотел бы я знать? Да, по-моему, тебе не нравится вид, который открывается из окна твоей палаты. Так мы тебя в два счета оттуда переселим!
— Это не правда, — защищалась она. — Мне там очень нравится.
— Тогда мы с тобой съездим и подыщем такую квартиру, чтобы из спальни был вид на залив, а из гостиной — на горы. Договорились?
— Хорошо… — Голос у Нэнси был совсем сонный, она держалась из последних сил. — А когда мне можно будет заснуть?
— Скоро, принцесса, скоро, — пообещал доктор. — Мне нужно еще несколько минут. Потом мы отвезем вас в вашу комнатку, и вы сможете спать сколько вашей душеньке угодно.
— Хорошо.
— Я тебе еще не надоел, Нэнси? Она хихикнула:
— Нет.
— Ну вот и отлично… Готово!
Питер сделал знак ассистентке и отступил от стола. Медсестра сделала Нэнси в бедро укол, и Питер снова склонился к ее лицу. Он улыбался глазам, которые за эти три часа успел так хорошо узнать. Остального он пока не представлял, но и глаз было достаточно. Для него глаза Нэнси уже стали глазами близкого человека; впрочем, и ей его глаза и улыбка тоже были хорошо знакомы.
— Ты знаешь, что сегодня особенный день? — спросил Питер.
— Знаю.
— Знаешь? Откуда?
«Потому что сегодня — день рождения Майкла…», — подумала Нэнси, но ничего не сказала. Ей не хотелось, чтобы Питер знал. Сегодня Майклу исполнялось двадцать пять лет. Интересно, что он делает сейчас?..
— Просто знаю, и все, — ответила она.
— Так вот, этот день — особенный, потому что сегодня мы с тобой сделали первый шаг к новой тебе. Что скажешь?
Он снова улыбнулся ей, но Нэнси уже не видела этой улыбки. Она закрыла глаза и уснула. Это подействовал укол, который сделала ей сестра.
— С днем рождения, босс!
— Не называй меня боссом, подлиза. — Майкл поднял голову. — Господи, Бен, да ты выглядишь просто ужасно!
— Огромное тебе спасибо, дружище, ты очень любезен! — Бен с укором поглядел на друга и неловко двинулся на костылях к ближайшему креслу. Вошедшая вместе с ним секретарша помогла ему сесть и удалилась.
Бен оглядел роскошный кабинет Майкла и хмыкнул.
— Ничего себе кабинетик они для тебя отгрохали. Интересно, у меня будет такой же или все-таки поменьше?
— Если хочешь, можем поменяться. Я ненавижу эту комнату.
— Это мило… — протянул Бен. — Ну а что слышно вообще?
Беседа не клеилась, поскольку в обществе друг друга Бен и Майкл все еще чувствовали себя неловко. С тех пор, как Бен вернулся из Бостона, они виделись уже дважды, однако подсознательное стремление не упоминать о Нэнси продолжало сковывать обоих, поскольку ни Бен, ни Майкл не могли думать ни о чем другом.
— Между прочим, — добавил Бен, — врачи говорят, что на следующей неделе я могу начать работать.
Майкл недоверчиво взглянул на него и покачал головой:
— Ты просто спятил, Бен.
— А ты нет?
По лицу Майкла пробежало облачко.
— Я, по крайней мере, ничего себе не сломал. — «Во всяком случае, не кости», — подумал он про себя. — Я же сказал тебе: у тебя есть еще месяц, чтобы прийти в норму, а если понадобится — и больше. Почему бы тебе не съездить с сестрой в Европу или куда-нибудь еще?
— И что я там буду делать? Сидеть в инвалидной коляске и пускать слюни при виде девушек в бикини? Я хочу работать, Майкл. Как насчет того, чтобы мне выйти хотя бы через две недели?
— Посмотрим. — Майкл немного помолчал и неожиданно взглянул на друга с такой горечью, какой Бен еще никогда у него не замечал. — А что дальше, Бен?..
— Что ты имеешь в виду? — не понял Бен. — Что значит «дальше»?
— «Дальше» значит дальше. Что, так и будем пахать, выкладываться на работе, пока нас не свалит инфаркт? Будем укладывать с собой в постель всех смазливых баб, какие попадутся, покупать все новые машины, зарабатывать деньги, и так до самого конца? Для чего все это? Зачем?
— Ты что, палец себе прищемил? — поинтересовался Бен. — Ну и настроеньице у тебя!
— Ради всего святого, Бен, постарайся хоть раз отнестись к делу серьезно. Хотя бы для разнообразия… Неужели ты никогда не думаешь о том, зачем ты живешь?
Бен прекрасно понял, что имеет в виду Майкл, как понял и то, что на сей раз от прямого ответа ему не отвертеться.
— Я понимаю, Майкл, — негромко ответил он. — Эта авария… Она и меня заставила задуматься о том, для чего я живу. Теперь я часто спрашиваю себя, во что я верю и что значит моя жизнь.
— Ну и что ты решил?
— Не знаю… Пока не знаю. Пожалуй… пожалуй, я просто благодарен судьбе за то, что я живу. Эта катастрофа открыла мне глаза, и я увидел, что жизнь сама по себе удивительна и прекрасна и что человек может быть счастлив уже одним тем, что она у него есть. — На глазах Бена выступили слезы, но он не замечал их. — Чего я никак не могу понять, так это того, почему все случилось именно так. И иногда я просто жалею, что… — Его голос чуть заметно дрогнул. — Жалею, что это не я погиб тогда…
Глаза Майкла тоже застилали слезы, и он на мгновение крепко зажмурился. Потом он вышел из-за стола и, подойдя к другу, крепко обнял его. Оба беззвучно плакали, но в конце концов взаимное чувство товарищества и мужской дружбы — дружбы, которая связывала их уже без малого десять лет, — утешило обоих.
— Спасибо, Бен, — сказал Майкл и выпрямился.
— Послушай, Майкл… — Бен вытер слезы рукавом пиджака и предложил:
