Екатерина Риз - Тебе назло
В сердцах я вскочила с кровати, достала чемодан и начала кидать в него все свои вещи подряд. Из шкафа прямо охапками доставала и складывала в чемодан, руками приминала, чтобы больше влезло, и продолжала обливаться слезами. Прямо истерика какая-то. Потом вспомнила про ключи от папкиной квартиры, из сумочки своей всё на кровать вывалила, но ключей не нашла. Всю комнату обыскала, но ключи куда-то провалились. В отчаянии я кулаком по чемодану стукнула, стало больно, и я ещё сильнее расплакалась.
Мне понадобилось минут двадцать, чтобы сообразить, у кого могут быть ключи от папкиной квартиры. Слёзы вытерла, взяла телефон и отыскала в списке контактов Генкин номер. Буквы перед глазами сливались, приходилось часто моргать, и в итоге я окончательно расклеилась. Но нужно было взять себя в руки и постараться говорить ровно, без всякого надрыва. Нужно только взять у него ключи, вот только как это сделать, чтобы он ничего не понял и не узнал, непонятно. А пока гудки слушала, решила, что чёрт с ним, с Завьяловым, о себе думать надо. Мне нужны ключи от папкиной квартиры! Я не хочу здесь больше оставаться.
А когда услышала его голос в трубке, глубоко вдохнула.
— Мне нужны ключи, пришли их с кем-нибудь, — попросила я, крепко зажмурилась и руку в кулак сжала. Минута — и я повешу трубку.
— А твои где?
— Не знаю, забыла… или потеряла.
— Вась, ты с ума сошла? Как ты могла их потерять? Я только новые тебе сделал!
— Завьялов! — Я заорала, не сдержавшись, испугалась, и тон сбавила, но было уже поздно. Всхлипнула и губу прикусила. — Просто привези мне ключи. Немедленно, слышишь?
На другом конце провода воцарилась тишина, затем странные шорохи, и я поняла, что Генка куда-то идёт. А потом совсем другим тоном поинтересовался:
— Что случилось?
— Ничего.
— Ты плачешь, как это ничего?
Из губы, которую я так неловко прикусила, снова пошла кровь.
— Я хочу уехать к папке, вот и всё. Прямо сейчас. У тебя же есть ключи…
— Ты дома?
— Да.
— Я сейчас приеду, — отрывисто проговорил он и отключился. А я в ванную кинулась, умываться.
Генка все рекорды скорости побил, и уже через пятнадцать минут звонил в дверь моей квартиры. Я его впустила, и сразу отвернулась, почему-то стыдно стало за то, что расплакалась, и хоть до сих пор с трудом сдерживала слёзы, показывать этого Завьялову мне не хотелось. И, возможно, смогла бы с собой справиться, если бы Генка не подхватил меня, как куклу, и не отнёс в гостиную, к свету, хотел на диван посадить, а потом заметил мою красную от удара щёку и тут же за мой подбородок уцепился, голову мою повернул так, чтобы разглядеть, как следует.
— Это что такое?
А у меня снова слёзы, я руки его оттолкнула, и вытирать их принялась, а когда поняла, что не справляюсь, лицо руками закрыла. Генка передо мной на корточки присел, попытался руки мои отвести от лица.
— Вась, да прекрати ты рыдать, и скажи толком. Это что, твой… белобрысый? Я его убью.
Я носом шмыгнула, руки опустила и тихо сказала:
— Она меня ударила. Я, правда, не хотела с ним ругаться. И с ней не хотела. Я же не лезу к ним, Ген… Я просто не знаю, что на меня нашло. А тут… Он сказал, что папка бандит, и что меня испортил, что мне было делать? Кто он, вообще, такой? Он живёт на папкины деньги! Гад.
— Вадим? Ты ему это сказала?
Я слёзы кулаком вытерла и кивнула.
— Да. А она меня ударила. Первый раз. Меня никто никогда не бил. Но ведь я правду сказала!
Генка смотрел на меня очень серьёзно, а потом к себе притянул, и я в его плечо уткнулась и с новой силой зарыдала. Обняла его за шею, сильно, и далеко не сразу поняла, что снова затылок его глажу, а Генка меня укачивает.
— Всё, не плачь.
— Я здесь не останусь, я уже вещи собрала. Я уеду…
— А мать где?
— Уехали. — У меня вырвался истерический смешок. — Воздухом чистым дышать, вдохновения набираться. — Я уже начала понемногу успокаиваться, дышала глубже и слёзы уже не катились непрерывным потоком. Но от Генки я всё равно не отодвигалась. Почти повисла на его плече, руками обхватила и носом в его шею уткнулась. Чувствовала тепло, исходящее от его тела, как он меня обнимает, и боялась даже пошевелиться, вдруг спугну его, он отстранится, и всё закончится.
— Да? Ну и ладно. Дай я ещё щёку посмотрю.
— Не надо.
— Вась.
— Не надо. — Мне не хотелось его отпускать.
— А губа?
— Это кольцом.
— Больно?
— Немножко.
— Немножко, — передразнил он меня негромко, а потом как-то изловчился, под спину меня подхватил, приподнял и сам поднялся. Сел на диван, и меня рядом посадил. Я в лацканы его пиджака вцепилась. Генка лбом к моей макушке прижался, подышал, и я почувствовала его напряжение, читала его, как открытую книгу. Он ведь понимал, что сидеть вот так со мной на диване ему не стоит, но сидел, только я боялась, что из жалости. А жалости мне не хотелось. То есть, хотелось, конечно, чтобы Генка и пожалел, и по голове погладил, и даже, возможно, посюсюкал, хотя, он вряд ли знает такое слово. Мне всего хотелось, но самое главное, чтобы он жалел меня не из-за жалости, а потому что ему этого хочется. Вот тогда это будет не противно.
— Как ты думаешь, я ему нужна?
— Кому? — переспросил Завьялов. — Белобрысому?
— Это тут при чём?
— А кому?
— Папке.
Генка в задумчивости хмыкнул, переваривая мой вопрос, и немного расслабился. Даже ноги вытянул, потом свободной рукой подбородок почесал.
— Если честно, я перестал тебя понимать.
Я ноги поджала и свернулась клубком у него под боком.
— Мама говорит, что я ему не нужна. Я же не родная… А у него семья, и я мешать буду. А вдруг он, правда, не обрадуется. А я перееду без спроса, с вещами…
— Васька, замолчи.
Я снова носом шмыгнула, слёзы ладонью вытерла, очень осторожно провела по покрасневшей от удара щеке. Завьялов заметил и снова голову мою повернул, на щёку посмотрел, потом подушечкой большого пальца к порезу прикоснулся, а я дёрнулась.
— Больно?
Я кивнула. Глаза закрыла, а горевшей щекой к его ладони прижалась. А когда почувствовала его дыхание на своём лице, горло снова перехватило, но на истерику это уже было мало похоже. А уже через секунду Завьялов отстранился, даже немного отодвинулся от меня, и сказал:
— То, что ты говоришь, это ерунда полная. Кирилл тебя не любит? Да он обожает тебя. — Сделал небольшую паузу. — Ты его принцесса. А ты говоришь, не любит. Хочешь, давай позвоним ему прямо сейчас, ты с ним поговоришь и успокоишься.
Я покачала головой.
— Нет, я сейчас не могу. Я же плачу. А они с Никой отдыхают. Зачем им настроение портить?
