Дарья Волкова - Падение Рыжего Орка
Конечно, нет. Варя и сама понимала, откуда она подцепила Trichomonas vaginalis. Юра не любил презервативы, и они перешли на гормональные контрацептивы. Точнее, Варя перешла — чтобы они могли заниматься сексом без кондомов. А теперь…
Юра. Юра… Мать твою, Щербаков, как ты мог?!
Он все отрицал. Но так неубедительно, неискренне, что Варя сразу поняла — это правда. Он ей изменил. И, возможно, не один раз. И почему-то самым ярким чувством стала не обида за обман. А брезгливость. Совал свой член и в Варю, и в кого-то еще… Неизвестно в кого. Противно до тошноты и омерзения. А еще — дикая досада. На Юрку. Тоже мне, будущий врач! А о таких элементарных вещах не подумал! И ко всему прочему — страх. За собственное здоровье. И даже за пресловутую фертильность.
В общем, отношения их прекратились одномоментно и резко. Варя сначала тщательно лечила щербаковский «подарок». Трижды сдавала анализы, причем, не только на трихомонаду, а на все подряд, на всякий случай — прежде чем окончательно поверила, что «чистая». А потом и почти параллельно — госы, за ними — интернатура. Удивительно, но у нее получилось совсем не обращать внимания ни на что — на жгучую пустоту в груди, на косые взгляды одногруппников, на шепот за спиной, на демонстративно понурого Юрия. Варя поставила себе цели. Вылечиться. Получить диплом — красный, между прочим! Поступить в интернатуру. И всех поставленных целей Варвара Самойлова добилась. Но душу она лечила еще долго. Предательство любимых оставляет на сердце раны, которые заживают годами.
_____________
— Ничего себе… — негромко присвистнул Тихий. И только тут Варя заметила, что во время ее рассказа он изорвал на мелкие клочки салфетку. Или две. На тарелке белел бумажный сугроб. Тин обернулся и уже совсем с иным выражением посмотрел на беседующую пару за два столика от них. — С виду на человека похож. А на самом деле — гон*он.
— Тихон!
— Пойду-ка я сожранные вареники растрясу. И руки разомну заодно, — Тин резко поднялся со стула. И Варя тут же мгновенно сообразила, куда и зачем он собрался.
— Ты с ума сошел?! Куда?
— Да выкину этого филателиста отсюда.
— Почему филателиста?! — она схватила его за руку.
— Ну, или сифилитика, — пожал Тин плечами и попытался высвободить ладонь. — Все время эти слова путаю.
— Тиша! — Варвара не знала, смеяться или плакать. — Сядь, пожалуйста. Он этого не стОит!
— Да он-то, ясное дело, не стОит… — Тин неохотно сел обратно за стол. — А вот в моем ресторане сифилитикам не место. Я и так от санитарной инспекции в последний раз с большими потерями отбился.
— Он тут не единственный… филателист, если что. Я тоже, между прочим… — тут Варя все же покраснела, хотя за годы, прошедшие с той истории, вроде бы привыкла и дала событиям правильную оценку.
— Ты… — Тихон оглядел ее внимательно, словно пытаясь заметить что-то новое. — Ты — лицо аффилированное, тебе можно. Так что я все же его выкину, с вашего позволения, Варвара Глебовна. А, впрочем, и без оного…
— Тихон, прекрати! — и все же просяще. — Пожалуйста, не надо…
— Жалко тебе его, что ли? — уже раздраженно.
— Не жалко. Просто… просто ну его к черту.
— К черту — так к черту.
Варя не заметила, чем и как он подал знак. Но очень скоро к столику, где устроился Щербаков со своей спутницей, лихо подскочил Лещ. На подносе красовалась тарелка с тонко порезанным мясом. И рюмка с чем-то, напоминавшим смородиновую настойку Маргариты Сергеевны. Но цвет, кажется, иной.
— Тиша… — опасливо.
— Спокойно. Это за счет заведения. Хочу угостить дорогого гостя. Подарок… от шеф-повара. И от меня лично.
Между Лещом и Щербаковым завязался диалог, во время которого бармен указал кивком голову в сторону Вари и Тихона. Юра обернулся. И слегка побледнел. Варя почувствовала, как у нее одеревенела спина. И лишь Тихий, казалось, получал удовольствие от происходящего. Поднял материализовавшийся на столе непонятным и незаметным образом коньячный бокал, отсалютовал и широко улыбнулся Щербакову. Варя Тихона уже немного, но изучила. И четко ощутила, что такая улыбка не сулит тому, кому она адресована, ничего хорошего. А Юра Тихона не знал. Поэтому ответно и неуверенно улыбнулся, отсалютовал принесенной ему рюмкой. И выпил залпом.
Сначала Щербаков пошел алыми пятнами. Потом — белыми. Потом широко раскрыл рот и стал хватать воздух как выброшенная на берег рыба. Потом вскочил с места, с грохотом уронив стул. И рванул в сторону. Кажется, в направлении туалетов.
— Бедный Юрик… — прокомментировал Тихон, разглядывая этот спектакль одного актера сквозь коньячный бокал.
— Ты что натворил?! Что ему налили?!
— Ооо… Это такая штука, Варенька, — усмехнулся Тин и подмигнул сверлящей его сердитым взглядом знойной брюнетке. — Сейчас расскажу. Мы прошлой осенью со Славяном в Таиланд ездили. Ну, там всякие пип-шоу, Волкинг-стрит, все дела, ты понимаешь?..
Варя нетерпеливо кивнула, не поддавшись на провокацию.
— А в последний день мы на рынок выползли. Рося фруктов каких-то экзотических набрал, а я на перчики глаз положил. Красивые такие перчики, яркие…
— Господи… — выдохнула Варя. Тин в ответ коротко хохотнул.
— В общем, Михал Саныч эти перцы сразу забраковал. А Марго — женщина хозяйственная. Жаль ей было выкидывать — тем более, хозяин из такой дали припер. В общем, она настойку на них поставила.
— Тиша, у него же язва желудка от такого напитка может образоваться!
— Да не будет ничего твоему ненаглядному, — раздраженно фыркнул Тин. — Я эту настойку пробовал.
— И как? — едва выдохнула Варя.
— А у нас тогда как раз ремонт был, я закрывал ресторан на две недели — после очередных разборок с сан. инспекцией. В общем, вода была перекрыта. И тут я этой настоечки пригубил…
Варя не заметила, как непроизвольно начала улыбаться.
— Иии?
— Иии Михал Саныч, Марго и Лещ при каждом удобном и, особенно, неудобном случае теперь припоминают мне, как я воду из унитазного бачка лакал, — усмехнулся Тихон. — Забористая штука, короче. Марго сказала, что ею тараканов травить зашибись получается — она дома попробовала. А вон и бедный Юрик вернулся, — резко переключил ее внимание. — Видать, тоже из бачка водицы испил.
Варя обернулся. Щербаков был бледен, что-то сказал своей спутнице и они стали резко собираться на выход. Тихий от доброты душевной помахал им своей немелкой лапкой, но его щедрый жест не оценили. Пара быстро пошла к выходу из зала.
— Он напишет на тебя жалобу!
— Пусть попробует. Хоть поржу.
— А о репутации ресторана ты не подумал? — последняя попытка вразумить Тихого.
