Сюзанна Шлосберг - 1001 ночь без секса
К пятому дню я нашла для себя стратегию выживания еще более действенную, чем «Стэйрмастер»: спала по четырнадцать часов в день.
Наконец вечером седьмого, заключительного, дня во мне затеплилась искорка дружелюбия, и я представилась сидящему напротив пожилому мужчине. Его кожа походила на вяленое мясо, а крашеные волосы от солнца превратились из темно-русых в оранжевые.
– Так откуда вы? – как это принято в «Клубе-мед», без лишних околичностей спросила я.
– Из «Клуба-мед», – ответил он.
– Нет, я о том, где вы живете?
– Здесь и живу.
Он объяснил, что «оставил фармацевтику» и вот уже пять лет перевозит три своих чемодана из лагеря в лагерь, живет там по нескольку месяцев, не имея постоянного дома. Ему было безразлично, что у него нет доступа ни к газетам, ни к телевидению, нет выхода в окружающий мир, и он не считал свой образ жизни препятствием для того, чтобы завязать долгосрочные отношения. Он сказал, что совсем недавно в Мексике ему приглянулась одна француженка; она с радостью бросила работу в Париже, чтобы присоединиться к нему. Увы, совместная жизнь не продлилась долго.
– Через две недели, – задумчиво проговорил он, – мы поняли, что это была не любовь. Может, сказалась разница в возрасте.
Ей было двадцать три. Отослав француженку обратно в Париж, он начал искать замену.
Автобус катил в аэропорт; досада моих попутчиц была почти осязаема. Всех их, казалось, можно разделить на две категории: те, кому не удалось ни с кем переспать, и те, чьи партнеры бросили их, как обертку от жвачки. Только тогда я осознала, что совершила невозможное. Я провела в Туркуазе целую неделю, не став ни победительницей, ни побежденной.
Все же поездка в «Клуб-мед» принесла кое-какую пользу: она напомнила мне, как хорошо в Бенде. Посетив Найроби и Прово, я утолила страсть к путешествиям и была готова предаться страсти более непритязательной и естественной.
10
На вираже
Свой тридцать первый день рождения я провела в обществе привлекательного умного неженатого молодого человека, и это, безусловно, изменило бы ход событий, не будь ему тринадцать лет от роду.
Так вышло, что мой день рождения совпал с его бармицвой, второй за всю историю еврейской общины Бенда. Несколько месяцев назад я присутствовала на первом праздновании столь значительного события, и тогда подвал методистской церкви был полон под завязку. Я не знала даже имени мальчика номер два, но боялась, что новизна празднества уже поблекла и раскладные стулья в этот важный для него день окажутся пусты, и решила пойти просто из солидарности. (Жертву эту я принесла легко, поскольку мне все равно нечего было делать.) Когда торжественный обед подходил к концу, кто-то упомянул о том, что сегодня у меня день рождения, и пожилая председательница, повернувшись ко мне, в ужасе спросила: «И вы отмечаете его с нами?»
Когда я вернулась домой, на автоответчике меня ждало поздравление от бабушки и дедушки.
– Надеюсь, ты выйдешь замуж прежде, чем меня не станет, – говорила бабушка Ханни.
– Знаешь, тридцать один – это ведь больше, чем тридцать, – вторил ей дед.
Я легла на кровать, вспоминая, как провела свой тридцатый день рождения – с Алеком, на острове Помпеи близ Гуама. И чем занимаюсь я год спустя? Хожу «для кучи» на чужую бармицву.
День рождения имеет свойство превращать едва различимое тиканье часов в громогласный бой, по крайней мере, в этот самый день. И вспоминая сейчас, что было – и чего не было – в моей жизни, я словно слышала полуденный отсчет Биг-Бена.
Вынуждена признать: жизнь в Бенде складывалась не совсем так, как я планировала. Нельзя сказать, что я ничего для этого не сделала. Я принимала участие в общественной жизни, играла в боулинг, покупала мебель, ходила на свидания, каталась на лыжах, читала, курс журналистики, учила иврит, ездила на велосипеде, занималась гимнастикой и носила овечьи жилеты. Но прошел год, а мне так и не с кем было разделить свою новую жизнь. Я даже не продвинулась в этом направлении.
Я пришла к этому скорбному заключению после того, как пару месяцев назад вернулась из «Клуба-мед». Тогда, едва переступив порог, я получила два оставленных на автоответчике настойчивых сообщения от моей подруги Джиллиан.
– Позвони Стиву Майеру, – говорилось в первом, – он режиссер и в субботу вечером свободен.
Спустя несколько часов:
– Серьезно тебя прошу: непременно позвони этому парню.
Окрыленной энтузиазмом Джиллиан я даже не перезвонила, чтобы, как обычно, разузнать все подробнее. Я набрала номер Стива, и мы договорились вместе попить кофе. Он сказал, что будет в коричневой кожаной куртке.
Зайдя в «Старбакс», я увидела там только одного человека в коричневой кожаной куртке – мужчину, чьи волосы (точнее то, что от них осталось) обрамляли череп венчиком, как у Алана Аркина.[7] Не скажу, чтобы мне так уж не нравились преждевременно облысевшие мужчины, но этот явно к ним не относился. Ему можно было дать пятьдесят пять. Мы недоверчиво смотрели друг на друга, и наконец я решилась: «Вы… Стив?»
В замешательстве поздоровавшись, мы перешли от стойки к столику, где я быстро выяснила следующее:
1) Стив и Джиллиан познакомились всего три дня назад в единственном навесь город ирландском пабе;
2) он был не режиссер, а, как сам мне отрекомендовался, «рейсер» – мотогонщик, ныне безработный, перебрался в Бенд из Сан-Франциско после того, как у него там «накрылась» торговля мотоциклами «Кавасаки».
Придя домой, я сразу же позвонила Джиллиан, потребовав разъяснений, но услышала только: «Там было темно и так шумно» и «Ну откуда мне было знать? На нем ведь была бейсболка».
Повесив трубку, я подумала: может, Джиллиан считает, что меня пора уже причислить к отчаявшимся? Не думает ли она, что у меня только одно требование к мужчине: чтобы у него были пульс и пенис? Все это очень беспокоило меня.
К счастью, через несколько недель другая подруга предложила свести меня с куда более привлекательным партнером – тридцатичетырехлетним экологом по имени Боб. Учинив доскональный допрос, я выяснила, что Боб состоит в членах совета по вопросам образования, совета по паркам и местам общественного отдыха, правления организаций «Наш общий дом» и «Старшие братья и сестры». Кроме того, он – это показалось мне немного странным для бездетного холостяка – волонтер местной больницы в программе по уходу за недоношенными детьми «Объятие». Такое сверхчеловеческое стремление к самореализации вызвало у меня опасения (Что он хочет доказать? Какую пустоту пытается заполнить? Будет ли у него время смотреть со мной «Закон и порядок»?), но я все же восхищалась такой гражданской самоотверженностью.
