Кэй Джейби - Венгерская рапсодия
Хотя, признаюсь, теперь я намеренно немного издевалась. Вся ситуация становилась комичной, забавно смотреть, как он нервничает, не может подобрать слова, чтобы выразить то, что совсем не хочет озвучивать.
– Боже, нет, конечно, не ненавижу. Мне очень нравится… то есть, не нравится. Просто твой купальник очень… очень откровенный, так? И слишком хорошо видно… ложбинку.
– Так ты ненавидишь ложбинки?
Его губы вытянулись в неприятную тонкую линию, которая мне была так хорошо знакома. Однако, должна признаться, она изменилась. По-моему, я даже уловила легкий оттенок веселья в его туманном взгляде.
– Ты ведь со мной флиртуешь.
– Может, немного, ты же назвал меня вульгарной.
– Извини, знаешь, ты совсем не вульгарная, – он замолкает, когда я подхожу чуть ближе. – На самом деле, я всегда считал тебя милой.
– Ах, это очень приятно, Арти, – отвечаю я, клянусь, я не собиралась так загадочно понижать тон, как будто я вообще не говорила «приятно», как будто я произнесла что-то другое. – Но думаю, ты как минимум в два раза лучше меня.
Я не ожидала, что он приоткроет рот, как только я это скажу. Но он это сделал. И это было очень специфично, так, словно он ждал, пока что-то проскользнет между его губами. Может, палец, а возможно, язык.
– Ты правда считаешь меня милым? – спрашивает он, хотя и так прекрасно знает ответ.
Он ведь знает? Прежде чем он начал всю эту неловкую ситуацию, я иногда ловила себя на том, что смотрю на его лицо. На его пухлую верхнюю губу, и как часто кажется, что она слегка заворачивается внутрь. К тяжелой нижней челюсти, а потом, ох, потом… эти глаза. Они отличают его лицо от лица младшего школьника и добавляют чего-то, о чем говорил Джеймс, рассказывая про свою семью. Его бабушка и дедушка родились в каком-то холодном отдаленном месте, типа Сибири, и именно об этом я вспоминаю каждый раз, как смотрю в его глаза.
Что-то отдаленное и холодное, но какое же красивое.
– Разве тебе девушки постоянно об этом не говорят? – спрашиваю я, плавно подбираясь еще ближе – достаточно близко, чтобы чувствовать его дыхание на своем лице и видеть его пристальный, неожиданно сверлящий меня взгляд. – Должно быть, ты постоянно это слышишь.
– Обычно я не оказываюсь достаточно близко, чтобы спросить, – говорит он, но для меня это не ответ на вопрос: достаточно пространно, чтобы я смогла протиснуться, и достаточно узко, чтобы я всерьез об этом задумалась.
Я просто говорю.
– Ты сейчас достаточно близко ко мне.
Он почти закатил глаза.
– Да, и от этого у меня испарина по всей шее.
– Может, здесь просто слишком жарко, – говорю я.
Не понимаю, в кого я превращаюсь, мой голос вдруг странно понизился, несмотря на все мои старания этого избежать, и, по-моему, я не могу повлиять на то, что моя грудь продолжает подниматься и опускаться уж слишком, так что моя и так не особо скрытая ложбинка еще сильнее бросалась в глаза.
– Нет, – сказал он сквозь нечто большое и липкое в горле. – Уверен, что ты первая.
И то, что происходит со мной, – то, что делает мой голос низким, а взгляд томным, оно тоже усугубляется. К этому добавляется неожиданное тепло, разливающееся в груди и неумолимо опускающееся ниже, прежде чем добраться до самого неподходящего.
До низа живота. Точнее, знаете… еще ниже.
– Тогда, может, мне уйти? – говорю я, но тут начинается самое смешное.
Когда я собралась вылезти из воды, он выглядел почти расстроенным. Расстроенным и что-то еще…
Думаю, мучающимся.
Тем не менее я не могу его винить. Если он скажет да, возможно, это вернет его к тому, с чего мы начали, все эти разговоры о вульгарности. В то время как нет… нет будет значить, что он хочет, чтобы я осталась и мы продолжили наш нелепый диалог. И хотя это приятно, даже больше, чем приятно, боже, настолько больше, что тоже заставляет мое сердце бешено стучать в груди. И я знаю, о чем я буду думать потом: о том, что я делала это с Арти, это с Арти я флиртовала, потому что, видит бог, так и есть.
Я флиртую с ним, пока он весь не покраснел.
– Нет, нет, все в порядке, – говорит он, но когда берет меня за руку, то краснеет еще сильнее. Его темные ресницы опускаются ниже, над вдруг загоревшимся огнем в глазах.
И, разумеется, я не могу всем этим не воспользоваться. Я не осознавала, что он был таким… таким. Таким замкнутым и сдержанным, вплоть до того, что возбуждается от таких непримечательных непристойных разговоров или невинных попыток вырваться из его огромных крепких рук.
Чего я не делаю, просто подойдя к нему. Я просто… немного намекаю на то, что я могла бы сделать, если ему это правда интересно.
– Значит, ты хочешь, чтобы я осталась здесь, с тобой? – спрашиваю я, хотя он удивляет меня еще больше, когда издает какой-то звук в ответ. Даже и не звук, потому что это было нечто куда более невнятное.
Это почти стон, и, клянусь, он отозвался в моем теле. Не могу сказать даже, чтобы он отозвался внизу живота, потому что почувствовала, что он достиг иного места. Я чувствовала, как у меня сжимается влагалище; клитор набухает от каких-то мне самой неведомых фантазий об этой трехнедельной поездке.
Я думала, что большую часть времени буду искать что-нибудь побольше и потяжелее, чем можно будет его ударить. А не об этом. Не об этом. Думаю, мы сейчас поцелуемся. Честно говоря, я думаю, что мы пойдем даже дальше. Он наклоняется, и я поднимаю к нему лицо. Хотя разум настаивает, чтобы я держала руки при себе, но я не хочу.
Я хочу сделать больше, чем осмеливалась раньше. Я хочу, чтобы он стонал, только для меня, и хочу заставить его еще сильнее краснеть, и думаю, он был бы не против.
Если бы Джеймс вдруг не появился на террасе.
Разумеется, он сразу заметил, что чему-то помешал. Он собирался рассмеяться, но улыбка застыла на его губах, на секунду он стал похож на огромного истукана, вторгшегося совершенно не вовремя, непонятно почему покрытого чем-то напоминающим муку и готового поделиться с нами рассказом о том, что только что натворила Люси.
Но вместо этого он просто стоит. Я смотрю на него через плечо, хотя почувствовала, как ладонь Арти соскользнула с моей руки.
И, разумеется, когда я повернулась, Арти уже не смотрел на меня. Он не покрасневший, не горячий, ничего из того, что было прежде.
Он просто уставился куда-то вдаль, на деревья.
Глава 3
Клянусь, к его двери меня привело не нелепое тепло, разливающееся по моему животу. Я здесь, потому что сейчас два часа ночи, а мне не спится, и, безусловно, лучший способ решить эту проблему – это разбудить его среди ночи. То есть, конечно, он от такого не взбесится, а если взбесится, то что ж… мы можем просто вернуться к тому, как было раньше: умеренная ненависть и напряженное молчание. Звучит отлично.
