Анита Шрив - Их последняя встреча
Линда закрыла глаза. Это могло быть просто минутным невниманием. Сдавая назад, не заметить, что твой ребенок оказался позади машины. Во время ссоры с мужем не увидеть, что ребенок влез на подоконник. Одна секунда. И все.
— Эдалин упала за борт. Я прыгнул за ней. Рич пытался удержать яхту прямо. Джин была на грани безумия. И потом… и потом, я думаю, Рич заметил первым. — Томас поднял глаза к потолку. — О Боже, это наказание нам, не так ли? Эти воспоминания. Словно удар ножом в грудь. Ты уже знаешь все, хотя разум еще не приемлет. «Где Билли?» — спросил Рич.
Томас остановился. Посмотрел на Линду.
— Вот так, — заключил он. — На этом и закончилась моя прежняя жизнь.
— Томас.
И никаких других слов. А ведь они докапывались до нужных слов, изобретали их.
— Я месяцы был как сумасшедший. Безумный. С криком просыпался среди ночи. Рич вбегал в комнату — он тогда постоянно жил со мной — и силой удерживал меня в кровати.
— Томас.
Он оперся спиной о дверной косяк — руки в карманах, рубашка выпросталась из брюк.
— Мне казалось это важным — рассказать тебе ту историю.
Их взгляды встретились, но никто ничего не сказал. Наверное, земля успела сделать оборот за то время, что они молчали.
— Я не стану заниматься с тобой любовью, пока ты ждешь новостей от сына, — проговорил наконец Томас. — Хотя я хочу этого.
Линда подтянула к себе колени и положила на них голову, чтобы Томас не видел ее лица. Он не двинулся с места, чтобы прикоснуться к ней.
Подробности делают его рассказ невыносимым, подумала она.
Линда прижалась лбом к ногам. Она знала, что любое ее движение скажет все, что только можно было бы сказать. Если она встанет и подойдет к окну, то станет понятным, что прошлое нельзя вернуть назад, ничего нельзя изменить. И тогда Томас возьмет свой галстук и куртку и, возможно, спросит, когда улетает ее самолет, может быть, даже поцелует в щеку, хотя этот жест будет уже бессмысленным. Если она встанет и подойдет к окну, это разрушит всякие надежды — раз и навсегда.
— Не нужно мне было этого говорить, — произнес он.
— Ты можешь говорить все, что тебе заблагорассудится.
— Секс и горе — между ними есть какая-то связь, которой я никогда не понимал.
Потребность оставаться живым, подумала она, но не сказала.
— Я ухожу. — Он был уже в дверях.
Линда задержала дыхание. Она не станет его останавливать. Но не хотелось и видеть, как он уходит.
Услышав, как он идет по комнате, она замерла, думая, что сейчас он прикоснется к ней. Но затем услышала, как его руки заскользили по шелковистой подкладке куртки. Она подождала, пока не раздался мягкий щелчок входной двери.
Линда подняла глаза, почти не веря тому, что Томас ушел. Она ждала, думая, что сейчас он вернется, скажет, что передумал или что хочет сказать что-то еще. Но он не вернулся, и перед ней предстала пустота комнаты — пустота, у которой может и не быть конца. Минутное чувство облегчения — оттого что они не прикоснулись друг к другу, что им не пришлось решать, как быть дальше, — уступило место спокойной и гнетущей злости. Возможно, злости на то, что ее бросили, покинули, и наверняка из-за невысказанности. Некоторое время ее раскачивало между этим вздымающимся гневом и безграничным сочувствием к себе.
На улице начался проливной дождь. Больше, чем проливной дождь, — на окна низвергались потоки воды. Линда чувствовала себя такой же неустойчивой, как погода. Она приказывала себе оставаться на месте, дать Томасу уйти. Но какой-то мощный импульс — разрушительный и неодолимый, бросил ее к двери.
Она нашла его стоящим у лифта, все еще с галстуком в руке. Он выглядел опустошенным, слегка растерянным, как мужчина после секса, возвращающийся в свой номер.
— Почему ты ушел от меня в то утро в Африке? — воскликнула она.
Ее вопрос ошарашил его, она это видела. В тишине из окна в конце коридора были слышны автомобильные гудки и звук полицейской сирены — они были другими, сирена скорее европейская, не американская. Обслуживающий номера официант с шумом прокатил по коридору свою тележку и нажал кнопку лифта, которая, как только теперь заметила Линда, не горела. Томас еще не вызывал лифта.
— Я был должен, — выговорил он наконец.
Она сделала вдох, который был ей необходим, чтобы ответить ему.
— Почему? Почему ты был должен? — Линда повысила голос, что было неуместно в этом коридоре. Официант внимательно рассматривал свою тележку.
— Регина, — сказал Томас отрешенно, словно не понимая, почему очевидный ответ не является правильным. — Регина была…
— Была — что?
— Линда…
— Была — что? — Ее голос стал теперь неприлично громким.
— Регина была в полном отчаянии. Она твердила, что убьет себя. Она все время говорила, что в таком случае я убью двоих. Я знал, что не могу оставить ее одну в Африке.
— Но ты оставил меня одну в Африке.
— Это был твой выбор.
— Мой выбор? — Голос внутри нее произнес: «Будь осторожна». Это случилось много лет назад. Но некоторые раны, оказывается, не затягиваются. — Я предположила тогда, что в конце концов мы найдем способ быть вместе, — произнесла она. Подъехал лифт, но Томас в него не вошел. Официант с удовольствием покинул их.
— Ну, ты об этом позаботилась, не так ли? — Томас был не в силах подавить саркастические нотки.
— Ты бы сам этого не сделал? — резко спросила она. — В конечном итоге?
— Да, разумеется, сделал бы. Я любил тебя всю свою жизнь. Я уже говорил тебе. Но в той ситуации, той ночью, было совершенно невозможно оставить Регину одну. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.
Да, она действительно это знала. Правда всегда воодушевляет, подумала она.
— И потом, все было разрушено, — добавил он. — Мы это разрушили.
— Я вынесла бы не меньше страданий, чем Регина.
Он казался расстроенным этим спором. Она знала, что позже больше всего будет переживать из-за того, что дала волю гневу. Что в одно мгновение превратилась в сварливую мегеру.
— Неужели это ничего не стоило? Неужели, чтобы быть вместе, не стоило вынести боль? Скажи, ты не верил, что нам следует быть вместе?
Эти вопросы поразили его, она видела. И зачем задавать их? Разве она сожалеет о выборе, в результате которого появились Мария и Маркус? Разве она когда-то жалела о том, что встретила Винсента, что вышла за него замуж? Конечно же, нет.
— Вряд ли я о чем-то думал эти тридцать четыре года, кроме как о Билли, — спокойно сказал Томас.
Линда посмотрела на узорчатый ковер. Она молила, чтобы Томас не пересек коридор и не удержал ее. Чтобы не довел их до этого. Она хотела сказать об этом вслух, запретить ему.
