Эйкомб Рини - Седьмое небо
– Ты неземная, – прошептал Рамон и, крепко обхватив ее за талию, приподнял над полом.
– И ты, – эхом отозвалась Синтия. – Не пойму, ты настоящий или происходящее мне лишь кажется? – выдохнула она ему в лицо, словно дразня.
– Сейчас узнаешь.
Рамон подхватил Синтию и отнес на большую старинную кровать. Туфли Синтии со стуком упали на пол, и она начала шаловливо водить пальцем ноги по груди Рамона, пока он, стоя у края кровати, лихорадочно снимал с себя одежду.
Она даже не подозревает, что ведет себя совсем как прежняя Синтия, с внезапной грустью подумал Рамон. Скажи я ей это, то вместо ласк получу лишь упреки.
В Синтии был заложен инстинкт соблазнительницы, и она всегда вела себя в постели настолько раскованно, что Рамон терял голову от ее изобретательной страсти и не мог противиться ее ненасытным желаниям.
Наверное, Синтия не помнила, что ее муж тоже преуспел в искусстве любви и мог дать ей сто очков форы. Собственно, именно это постоянно подпитывало их брак, сохраняло чувства и ощущения свежими. Однако страсть имела и оборотную сторону: все новое обычно непредсказуемо, и эта непредсказуемость в итоге разрушила их отношения – Синтия и Рамон перестали доверять друг другу и ожидали измену и подвох на каждом шагу.
Недоверие привело к подозрениям, те в свою очередь – ко лжи. Когда Рамон познакомился с Синтией, у нее было целых три поклонника, и его сводила с ума мысль, что со всеми тремя она могла иметь близкие отношения. Ревность подстегнула его к решительным действиям по завоеванию исключительного внимания этой красивой и желанной женщины.
Через месяц после знакомства Рамон вел Синтию под венец, надеясь, что семейные узы усмирят ее дикие инстинкты. Но он не учел собственных инстинктов, которые до поры спокойно дремали в нем. Несмотря на то, что Синтия оказалась девственницей, Рамона поразила ее сексуальная ненасытность – она оказалась дьявольски страстной любовницей. И в Рамоне пробудилась безумная ревность. Только потеряв Синтию, он убедился, что за ее чувственной страстностью скрывалось ранимое сердце, которое жаждало его любви, но не могло поверить в нее.
Ревность убивает любовь. Она коварна и ведет к заблуждениям. Рамон удовлетворял сексуальные желания Синтии, скрывая свою любовь, то есть то, чего она желала получить от него больше всего на свете. И это окончательно погубило ее чувства, оставив лишь то, что он видел сейчас, – животное желание и… страх. Страх возрождения любви. Подсознательно Синтия предпочла потерять память, нежели пройти через любовные переживания. Синтию страшили истинные чувства.
И кто я после этого? – спрашивал себя Рамон, стоя обнаженным возле кровати, принимая ласки Синтии и готовясь удовлетворить ее желание.
– Рамон, что с тобой? – позвала Синтия, видя, что он замер в нерешительности.
– Ничего, – глухо произнес Рамон и, отвернувшись, отошел от кровати, чтобы не видеть ее разочарования.
Синтия не произнесла ни слова, и ее молчание кинжалом вонзилось в его сердце.
– Это может произойти, только когда мы с тобой будем на равных, – ровным тоном произнес Рамон.
– Как это – на равных? – прошептала Синтия.
Рамон надел брюки, застегнул «молнию» и, резко обернувшись к Синтии, обжёг ее гневным взглядом.
– На равных – это значит, что ты должна по-настоящему знать человека по имени Рамон, которому собираешься отдаться! – сердито рыкнул он.
Синтия села на кровати. Ее лицо стало белым как мел, она дрожала. Рамона охватило раскаяние, ведь он первым начал заигрывать с Синтией. Как мог он забыть, что дал себе слово не допускать близости, пока к Синтии не вернется память? Он прекрасно понимал, что стремление отвлечь внимание Синтии от неприятного разговора служит пустой отговоркой и никак не оправдывает проявленную им слабость.
– Я знаю человека по имени Рамон, – не скрывая презрения, процедила Синтия. – Он трусливая крыса.
– Крысы обычно бегут на кухню, чтобы порыться в отходах, – с сарказмом сказал Рамон. – Так что одевайся и следуй за мной.
Он еле успел увернуться – Синтия швырнула в него первое, что попалось под руку. Что поделаешь, не без иронии подумал Рамон, инстинкт штука непредсказуемая, а порой даже опасная…
12
Разумеется, Синтия никуда не пошла. Она сидела на краешке кровати, страдая от унижения и проклиная себя за несдержанность и легкомыслие. Только она сама во всем виновата – не надо было провоцировать Рамона. Вместо того чтобы оттолкнуть, она поцеловала его – и как! Она, взрослая опытная женщина, презрела все моральные принципы и вела себя как сексуально озабоченный подросток.
От глубокого отвращения к себе Синтия содрогнулась. Решительно встав с кровати, она принялась собирать свою разбросанную по комнате одежду, но вдруг замерла и окинула невидящим взглядом просторную спальню с изящной старинной мебелью. Недолго думая, Синтия швырнула на пол вещи, вернулась к кровати и нырнула под прохладные перкалевые простыни. Ее веки тут же закрылись, и она провалилась в сон, в котором ей являлись то танцующие нимфы, то криво ухмыляющиеся черти.
Синтия проспала довольно долго и проснулась с тяжелой головой, словно после разудалой попойки.
Вот и началась моя новая жизнь, с грустной улыбкой подумала она и, выбравшись из постели, пошла в ванную, где приняла душ. Приведя себя в порядок, Синтия отправилась в гардеробную, где долго перебирала вешалки с одеждой, пока не остановила выбор на изумрудном шелковом кимоно. Синтия надела кимоно и вернулась в спальню, на ходу завязывая широкий пояс. Она вдруг поймала себя на том, что почти не смотрит, куда идет, свободно передвигается по комнате, словно все здесь давно ей знакомо и привычно.
Наверное, Рамон уже уехал, подумала Синтия, ведь должен же он когда-то работать. Значит, весь дом в моем распоряжении, чтобы…
Послышался шорох. Синтия резко обернулась на звук и увидела Рамона, который стоял у окна, сунув руки в карманы. Он был в черных брюках и в белой рубашке. Его красивое лицо было хмурым и напряженным.
– Значит, ты нашла свои прежние вещи, – только и сказал он и вышел из комнаты, громыхнув дверью.
Синтии показалось, будто ее ударили молотом по голове, и она осела на пушистый кремовый ковер.
***Она очнулась на незнакомой кровати. Скосив глаза, Синтия обнаружила, что одета в чье-то красивое шелковое зеленое кимоно. Она не успела удивиться этим обстоятельствам, как над ней склонился незнакомый симпатичный молодой человек. Он улыбался.
– Привет, – словно сквозь вату услышала Синтия. – Какие у вас красивые глаза. Я рад, что вы их наконец открыли.
