Аманда Эшли - Свет во тьме
Ему было шестнадцать, когда он согласился укротить строптивого жеребца для одного местного богача. И хотя ему пришлось не сладко, пока дородный седовласый хозяин преспокойно наблюдал за его работой, тому понравилось, как Джованни справился с жеребцом, и он предложил ему работу в своей конюшне. Так юноше представилась неплохая возможность поработать на Сальваторе Муссо, у которого в Валь-Лунге была роскошная вилла.
Джованни с готовностью принял это предложение и с легким сердцем попрощался с родителями, обещая присылать деньги и навещать их.
Шесть месяцев он без устали трудился, заслужив уважение Муссо и дружбу его сына Джузеппе. Когда пришла весточка, что его родители больны, он немедленно помчался к ним, но было поздно. Страшная лихорадка прошлась по деревне. Он видел, как одни за другим умирали его родные. Сначала мать, затем сестры, братья и под конец отец.
Только когда умерли все его близкие, он понял, как любил их. Он так терзал себя, будто их смерть была его виной.
По просьбе сельского священника родители Джузеппе приняли Джованни в свой дом. Первое время он держался замкнуто, но шло время, и он понял, что существует другой мир — мир богатых, где люди никогда не голодают, где работу делают слуги, а их хозяева думают лишь о развлечениях.
Это был мир абсолютно неизвестный ему прежде, и он хотел теперь принадлежать к нему.
Родители Джузеппе были очень щедры, они кормили и одевали приемыша, но одежда не могла скрыть недостатки в его манерах. Однако Джованни был очень восприимчив и легко постигал науку светского общения. У него было одно преимущество — он был молод и очень красив, и поэтому женщины обожали его. Они прощали ему простецкие повадки и охотно обучали танцам, этикету, манере держаться и подавать себя в обществе.
Он быстро усвоил формулы вежливости, искусство танца и дипломатии. Его походка была совершенной и непринужденной, он держался по-королевски. Но в глубине души Джованни всегда помнил, откуда пришел и каким был когда-то.
В двадцать девять лет он вместе с Джузеппе отправился в Венецию. Это было время веселья и карнавалов, казавшихся нескончаемыми. Здесь он встретил Антонину Инсенну. Она обучила его искусству любви, и он пал жертвой ее темной красоты. Антонина был очень богата и со многими держала себя холодно, но только не с Джованни. Ему она постоянно улыбалась, и его неудержимо влекло к ней.
В Нине было все, что он мечтал встретить в женщине: прекрасная, желанная, загадочная. То, что она была старше его, лишь придавало ей таинственности, как и то, что она отказывалась видеться с ним днем. Они проводили вдвоем каждый вечер, но она не позволяла е, му остаться на ночь. И это лишь разжигало его страсть. Все, что бы она ни делала, он вменял ей в заслугу, не желая замечать мелких неприятностей.
Но однажды погожим летним днем Джованнии встретил Розалию Бальо, юную женщину, показавшуюся ему совершенством. Они влюбились друг в друга с первого взгляда, и он понял, что его чувство к Антонине было не любовью, а похотью.
Он стал избегать Нину, предпочитая проводить время с Розалией. Они встречались на людях и наедине, обещая друг другу любовь и верность, хотя у него и было предчувствие, что она никогда не будет его женой. Розалия происходила из богатой семьи, в то время как у него не было ни денег, ни земель, ни титула.
Было очевидно, что однажды Антонина узнает о том, что он променял ее на другую. Так и произошло. Ее ярость была ужасна. Она угрожала рассказать Розалии об их связи, твердила, что убьет его, убьет Розалию на его глазах, но в итоге не сделала ничего из того, что обещала.
— Ты еще очень пожалеешь, Джанни, — сказала она ему, когда он объявил ей, что встречается с ней последний раз. — Ты еще притащишься ко мне и станешь умолять о том, что только я могу тебе дать, но цена будет слишком высока.
Он не поверил ей. А потом, после ночи дикого кутежа вместе с Джузеппе и несколькими друзьями, внезапно заболел лихорадкой. Семья Муссо собрала врачей на консилиум, но те решили ограничиться кровопусканием. Два дня спустя врачи заглянули еще раз, но лишь горестно покачали головами, в то время как Джованни знал, что умирает.
Он никак не мог смириться с мыслью, что его жизнь уже кончилась, так и не начавшись, и тут появилась Антонина. Она возникла в его комнате словно злой дух.
— Я могу помочь тебе, Джанни, — проворковала она мягким шелковым голосом. — Только обещай, что станешь моим на одну ночь, и все будет хорошо. Я излечу тебя, Джанни, и дам тебе такое богатство, о котором ты и мечтать не смел. Сбудутся все твои самые сумасшедшие мечты, и даже больше того, больше, чем ты можешь себе представить.
— Слишком поздно, — простонал он, чувствуя, как поднимается и растет в нем страх смерти. — Слишком поздно.
— Еще не слишком, дорогуша моя, — сказала она. — Только пообещай мне одну ночь — и я все исполню.
И так как его изматывала боль и глодал страх смерти, а также оттого, что он слишком любил Розалию и мечтал жениться на ней, Джованни согласился на все, что предлагала Антонина.
Как только он дал ей обет, облик красавицы резко изменился. Льстивая нежность испарилась с ее лица, глаза засверкали свирепым, страшным огнем.
Она присела на край постели и, склонившись к нему, начала целовать. Ее губы были холодны, как могила, и когда он попробовал отстраниться, она крепко обхватила его и рассмеялась. Смех ее напоминал скрежет старых костей.
Страх еще сильней охватил его, и он снова попытался вырваться, но тщегно. Сила его была ничтожна по сравнению с ее силой.
Она навалилась на него, целуя в веки, щеки, рот. Ему казалось, что губы ее прожигают насквозь.
Он задыхался, ощущая, как ее зубы прокусывают его кожу, мешая боль с чувственным наслаждением. А потом он почувствовал себя опустошенным, словно выпитым до последней калли крови. Ее кожа становилась все горячей, в то время как его холодела и холодела, и он знал, что стоит на пороге смерти. Сердце почти не билось, дыхание прерывалось, Джованни проваливался во мрак и несказанный ужас, такой жути он никогда не мог себе даже представить.
Он смотрел на нее, едва различая и ничего не понимая, когда она вскрыла вену на своем запястье и прижала окровавленную руку к его губам.
Словно откуда-то издалека он расслышал ее голос:
— Пей, Джованни.
Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.
— Пей, Джованни, — приказывала она. — Пей! Давай!
Он подчинился, стоя уже одной ногой в могиле, и почувствовал, что, подобно тому, как впадает в русло река, жизнь стала вливаться в его тело. Он закрыл глаза, постанывая от удовольствия, и пил, пил, пил…
Затем она отняла запястье от его рта, и он открыл глаза, собираясь просить еще живительного сока, но тут увидел ее, навалившуюся на него, с губами, измазанными кровью, и осознал, что это была его кровь.
